я был или не был рождён (скорее да) в 22 год после начала новой эры- я не видел современности, её убили молодые ещё в мае 1968.
1.
я никогда не голодал и не жеждал, если не считать величайшей из жажд- бессмысленного стремления к истине.
Праздность портит нас. Мы возвращаемся к первобытнейшему состоянию наших предков, Адама и Евы, и, не имея нужды в поте лица заботиться о дневном пропитании, все норовим рвать плоды с запретных деревьев. И, разумеется, несем соответствующее наказание. Я рад быть наказанным, но только взамен на новое знание.
Схема пригодная для тысячи девятисот шестидесяти лет была сломлена. Я рад (или не рад).
Один день сегодня по насыщенности событиями во всех сферах жизни общества равен году старых эпох. Мир слишком быстр. Он слишком скор. Но мне комфортно - я не видел иного. Для меня это естественно и в порядке вещей.
2.
Полвека передовики взывали к взрытию убитого и утоптанного поля современной им мысли. Потому во всем, на каждом шагу, или случае и без всякого случая, основательно и неосновательно осмеивали (осмеивают) наиболее приятные суждения и высказывали парадоксы. А там - им было видно.
Хороша их победа.
Сегодня только ленивый не выдумывает новых мировоззрений, синтезируя. Что на много похвальнее принятия готовых схемам, но это не лучше чем полный отказ от любой точки опоры. Из лап старья, убивавшего пылью, попали в пластиковые челюсти. Нет, спасибо.
Кто-то ставит непостоянство в мнениях в недостатки. Кто-то никогда не думая идёт туда, вперёд, жалеет, но жизнь не вечна. Кто-то, желая всё попробовать, ничего не ценит. Фаусты есть везде, ведь везде есть те, кто, считая себя большим, чем человек, приходит к излишнему честолюбию, даже тщеславию.
Лучше не думать о том от чего всё слишком быстро изменяется, почему пять тысячелетий ничто по накалу перед неделей «сегодня». Мне скорее не страшно, это маловероятно.
Известно, что гусеница становится куколкой, долго же она живёт куколкой в своём мирке, теплом и спокойном! Она могла бы сказать, что её мир лучший из возможных. Время неумолимо, оно приходит. И вот козявка должна преобразившись выпорхнуть. Но прежде: старый, теплый, уютный, но такой тесный мирок подлежит разрушению. Закон природы(?). О, несчастье той из гусениц, что созрела для нового раньше остальных! Ей придется рушить стены мира на глазах у собратьев, которые, не понимая, будут возмущенны до глубины души, назовут её безнравственной, безбожной. А до того, что у гусеницы выросли крылья и что она, прогрызши свое старое гнездо, вылетит в вольный мир лёгкой бабочкой - нет никому дела.
С меня хватит ломания стен! Я больше никогда не начну опять. Тем больше я уверен в этом, при воспоминании того, что для полного краха старого хватило и одного выбитого камня. Но что стоило мне выбить его.
Давно я не знаю, чего хочу. Знал лишь, чего не. Опять же кто-то считает это промахом воспитания или нравственного развития. Но стоит поинтересоваться у «знающих» и надежды на разумность, правящую миром, умирают, ибо в ответ слышны лишь дотошные «успех», «деньги», или «исполнение мечты» и прочие пустяки. Лучше не знать, чем стремиться к пустякам.
В Гамлете Шекспира принц сомневался: того ли он желает на самом деле. В итого все убиты: и он, и король, и королева, и ковровые крысы,- такая развязка намного интереснее. Но она же и редкость.
Мы природой устроены консерваторами. Перемены пугают нас, даже перемены к лучшему. Уж лучше привычное, но дурное, чем новое и хорошее. Можно считать причиной этого недостаток альтернатив. А можно просто понять, что признаться в своей неправоте под силу не каждому. Так и живем. А сделай мы сомнение нашей постоянной творческой силой…
В молодости мы не признаемся от непонимания и первых страшных опытов осознания своей конечности. В старости страх смерти, отгоняемый столько лет, возвращается с новой силой, и мы боимся говорить вообще. Хотя всё же есть моменты наибольшего (как нам кажется) воодушевления, когда мечты о полетах кажутся почти исполненными. – Галлюцинации.
Будь я статуей, оформившееся и закрепленной в своих взглядах, тогда мне был бы безразличен окружающим мир, происходящее вокруг. Но я не из истукан. Не буду призывать скульптора на помощь. Предпочту тенистым аллеям и соседству мраморных муз зной пустынь, где путник, завидев силуэт вдалеке, не знает наверняка кто это: друг или враг. Я не желаю быть раз и навсегда определенным в качествах.
3.
Сегодня жить- жить новой жизнью, изменяться, постоянно жертвовать самыми дорогими и наиболее укоренившимися привычками, вкусами - притом, не имея даже уверенности, что все эти жертвы будут хоть чем-нибудь оплачены.
Безнадежность - торжественнейший и величайший момент в нашей жизни. До сих пор нам помогали - теперь мы предоставлены только себе. До сих пор мы имели дело с людьми и человеческими законами - теперь с вечностью и отсутствием всяких законов. Главное не пугаться.
Я в отчаяние.
Комментарии
Подписаться