В 1974 году журнал Rolling Stone познакомил писателя Уильяма Берроуза с музыкантом Дэвидом Боуи. В лондонском особняке Боуи они беседовали о черных дырах, порно, Энди Уорхоле и расширении сознания.
Уильям Сьюард Берроуз не очень-то разговорчивый человек. «Не люблю болтать. Не люблю болтунов, – заявляет он. – Этим я похож на Кейт Ма Баркер, главаря одной известной банды. Она всегда повторяла эту фразу, держа пистолет в руках».
Я думал об этих словах, пока ирландец-таксист вез меня и Уильяма Берроуза в лондонский дом Дэвида Боуи. Последние несколько недель я был занят тем, что организовывал эту встречу. Я привез Боуи все повести Берроуза, которые только смог купить, – «Голый завтрак», «Нова экспресс», «Билет, который взорвался». У певца нашлось время прочесть только «Нова экспресс». В свою очередь, Берроуз слышал только две вещи Боуи: «Five years» и «Starman», хотя прочел тексты почти всех его песен. К счастью, после такого заочного знакомства у обоих сохранился интерес к этой встрече.
Дом Боуи обставлен в безумно-фантастическом стиле. Огромная картина, одновременно напоминающая Сальвадора Дали и Нормана Рокуэлла, висит над пластиковым диваном. Огромный контраст с более чем скромной для столь успешного писателя, как Берроуз, двухкомнатной квартирой на Пикадилли.
Появляется Боуи, одетый в бриджи с символикой НАСА. Заметив, что мы рассматриваем картину, он тут же начал подробно рассказывать о ее сюрреалистических качествах. Берроуз, соглашаясь, кивал. Беседа началась. Мы сели обедать в одной из комнат. Подали рыбу, а две космического вида девушки постоянно подливали нам белое вино. Похоже, между Боуи и Берроузом возникло взаимопонимание и симпатия. Дэвид Боуи сказал, что они могли бы стать Роджерсом и Хаммерстайном семидесятых. (Композитор Ричард Роджерс и либреттист Оскар Хаммерстайн-младший – знаменитые авторы мюзиклов, работавшие в 1940–50-х годах в США).
Берроуз: Вы сами делали дизайн интерьера вашего дома?
Боуи: Да. Я должен абсолютно все контролировать сам. Я не позволяю никому ничего делать без моего ведома, если знаю, что могу сделать то же самое лучше. Я не хочу разрешать людям играть в те же игры, в которые пытаюсь играть сам. Отзывам критиков я предпочитаю отзывы детей, поскольку последние не являются профессионалами по части высказывания собственного мнения. Не воспринимаю критиков вообще. Интеллектуалы, они не владеют уличным сленгом. Я посещал обычную школу, куда ходили дети из семей со средним достатком, но происхожу из рабочего класса. Я воплощаю лучшее, что есть в обоих этих мирах. Ничего не могу сказать о жизни элиты общества, хотя если пообщаюсь с королевой, может быть, все изменится.
Берроуз: Люди склонны категоризировать друг друга. Они хотят видеть вас такими, какими представляют себе. Если эти две картинки не совпадают, они очень расстраиваются. Работа писателя – увидеть, насколько вы соответствуете этому клише. Это и есть искусство. Я хотел бы, чтобы артисты получили власть над этой планетой. Они – единственные, кто способен хоть что-то сделать. Как можно доверять этим блядским политикам наши жизни?
Боуи: Я часто изменяю свое мнение. Сегодня не согласен с тем, что говорил вчера. Я ужасный лжец!
Берроуз: Я тоже.
Боуи: Не могу понять, то ли я слишком часто меняю свое мнение, то ли я попросту вру. Скорее, верно первое утверждение. Люди часто повторяют мне мои же слова, и тогда приходится оправдываться. Невозможно придерживаться одного и того же мнения всю жизнь.
Берроуз: Только политики верят в то, что говорят. Возьмите Гитлера – он никогда не менял собственного мнения.
Боуи: Ваша книга «Нова экспресс» напомнила мне историю Зигги Стардаста. Я планирую сделать большой мюзикл про Зигги. В нем будет сорок частей. Я мог бы перемешать их в произвольном порядке, и каждый день выбирал бы, какой кусок будет идти сегодня. Мне все довольно быстро надоедает, а такой элемент спонтанности подпитывал бы меня энергией.
Берроуз: Это прекрасная идея, сделать такую нарезку. Не могли бы вы рассказать про образ Зигги Стардаста? Насколько я понимаю, он живет в мире, который должен погибнуть через несколько лет?
Боуи: Да. До конца света осталось всего пять лет. Катаклизм произойдет из-за нехватки природных ресурсов. Зигги живет в мире, где взрослые потеряли ощущение реальности, дети предоставлены сами себе. Стардаст играл в рок-н-ролльной группе, но никому не нужен рок-н-ролл. Зигги решает петь о том, что происходит вокруг, информировать людей, но все новости ужасны. «Аll The Young Dudes» – песня именно об этом, а не гимн молодежи, как многие думают.
Берроуз: Откуда этот срок – пять лет? Я думаю, что истощение природных ресурсов не приведет к концу света. Скорее всего, будет просто коллапс цивилизации, что уменьшит на три четверти население Земли.
Боуи: Согласен! Но это не будет концом жизни Зигги. Его убьют бесконечности, они же черные дыры. В мюзикле их будут играть живые люди. Как иначе изобразить черную дыру на сцене?
Берроуз: Да уж. Настоящая черная дыра на сцене – это слишком дорогое удовольствие. В нее может провалиться целая улица или район Лондона.
Боуи: Так вот. Бесконечности заставляют Зигги написать песню о пришествии звездных людей. Так он сочиняет «Starman» – песню надежды. Звездные люди приземляются где-то в районе Гринвич Виллидж в Нью-Йорке. Они случайно попали на нашу планету, путешествуя в черных дырах. Один из звездных людей похож на Марлона Брандо, другой – негр, типичный житель Нью-Йорка. Зигги становится пророком, его окружают ученики. На сцене вновь появляются черные дыры. Поскольку они состоят из антиматерии, то используют кусочки тела Зигги для своей материализации. Они рвут его на части прямо на сцене под песню «Rock-n-roll Suicide». Это – обычная современная научная фантастика. Мой сценарий перекликается с вашей книгой «Нова экспресс».
Берроуз: Да! Я вижу, что параллели есть.
Боуи: Я представляю себе все шоу целиком. Оно должно слиться со мной воедино. Я не просто пишу песни – это довольно архаичное занятие. Я делаю их объемными. У песни должен быть характер, форма, тело, она должна вдохновлять людей на какие-то поступки, должна стать их образом жизни.
Берроуз: Революция – это непризнание существования всех остальных.
Боуи: Точно. Такие люди, как Элис Купер, New York Dolls, Игги Поп полностью отрицают существование тех, кто любит The Beatles или The Rolling Stones.
Берроуз: Скорость, с которой все в мире меняется, становится все больше и больше. За это ответственны газеты и телевидение. Их влияние безмерно.
Боуи: Даже когда мне было 14 лет, я ощущал себя в возрасте между 14 и 40 годами. Теперь же разница между четырнадцатилетними и тем, кому двадцать шесть, – опасно огромна. Я не пытаюсь объединить людей. Жить было бы скучно, если бы все думали одинаково. Меня волнует то, как будет существовать дальше наша планета.
Берроуз: Люди становятся все дальше и дальше друг от друга.
Боуи: Идея об объединении человеческого разума послужила окончанием моего периода хиппизма. Объединение людей я в принципе нахожу невозможным. Это не по-человечески. Это чуждо нашей природе, а некоторые пытаются убедить нас в обратном.
Копетас: А как же любовь?
Берроуз: (Ухмыляется.)
Боуи: Я не понимаю значения слова «любовь».
Берроуз: Я тоже.
Боуи: Мне говорили, что это круто – влюбиться. Этот период моей жизни был очень странным. Я посвящал массу времени и отдавал кучу энергии своим партнерам. Они поступали так же. В итоге мы просто начали сжигать друг друга. И это любовь? То, что мы взваливаем груз наших личных ценностей на плечи любимого человека? Влюбленные напоминают мне два стоящих рядом пьедестала, причем каждый хочет быть пьедесталом для другого.
Берроуз: Я не думаю, что слово «любовь» – полезное слово. Осмелюсь утверждать, что это понятие разделяется на два: секс и так называемая любовь. Смотрите, как было у древних: супруг боготворил свою жену, но трахаться ходил к шлюхам.
Боуи: Я уверен, вы неправильно понимаете любовь. Любовь для вас – это люди, говорящие друг о друге: «Мы любим друг друга». Согласен, на них приятно смотреть, но ими движет страх одиночества, желание найти человека, с которым можно прожить несколько лет. Но это нельзя назвать любовью. Для этого есть другое слово. Жаль, я не знаю, какое.
Копетас: А как же быть с сексуальностью?
Боуи: Сексуальность и то, откуда она происходит, это очень странный вопрос. Сексуальность, к примеру, есть во мне, и это все что я могу сказать. Ее невозможно запланировать, как, к примеру, рекламную кампанию нового шампуня на будущий год. Может быть, существуют разные типы сексуальности, которые постоянно меняются. Раньше нельзя было публично объявить себя гомосексуалистом. Теперь это вполне приемлемо. Люди всегда трахались и будут этим заниматься до скончания веков. Будут появляться все новые и новые способы секса или, наоборот, войдет в моду воздержание.
Берроуз: Ваши песни очень проникновенны.
Боуи: Ну, это песни для представителей среднего класса.
Берроуз: Удивительно, что у вас такие сложные, но понятные массовому слушателю тексты. Обычно в поп-песнях нулевая смысловая нагрузка. Вспомните «Power The People» Леннона.
Боуи: Мне кажется, что моя аудитория не очень-то и вникает в тексты.
Берроуз: Было бы интересно это проверить. Они понимают, о чем вы поете?
Боуи: Как вы смотрите телевизор? Чаще всего он включен и постоянно «фонит», а можно сесть и целенаправленно смотреть разные программы. Иногда бывает, что я напишу песню, выпущу ее на альбоме, а потом мне приходят письма от подростков, с комментариями о том, как они поняли мои слова. Я подробно анализирую такие послания. Самый актуальный рок-композитор современности – Лу Рид. Не из-за того, что он делает, а из-за того направления, которое он избрал. Половины современных групп не существовало бы, если бы Лу Рид не взялся за гитару.
Берроуз: Чем вы вдохновляетесь, сочиняя свои песни? Вы читаете книги?
Боуи: Нет.
Берроуз: Я читал вашу поэму из восьми строчек. Она очень похожа на Томаса Стерна Элиота.
Боуи: Не читал.
Берроуз: Может, вам приходят идеи во сне?
Боуи: Частенько.
Берроуз: Семьдесят процентов моих мыслей приходят ко мне во сне.
Боуи: Дам вам ценный совет. Если вы во время сна поднимете локти вверх, то будете спать гораздо глубже, чем если бы вы просто лежали. Я часто использую такой прием.
Берроуз: Я много сплю и довольно легко засыпаю. Иногда лишь просыпаюсь, чтобы записать несколько слов, по которым утром вся идея восстанавливается в памяти.
Боуи: Я держу магнитофон у себя в спальне. Как только приходит мысль, я наговариваю ее на пленку. У меня взгляды на жизнь двенадцатилетнего подростка. Именно в этом возрасте мой брат дал мне прочитать Керуака «На дороге». Я до сих пор нахожусь под влиянием этой книги. А каковы ваши планы?
Берроуз: В настоящее время я пытаюсь основать институт углубленного изучения сознания в Шотландии. Он будет работать над расширением сознания и более эффективным использованием знаний. Классические дисциплины не могут предложить сколь-либо жизнеспособных решений этих проблем. Космическая эра, возможность исследования галактик, контакты с инопланетными формами жизни требуют радикально нового подхода к нашему сознанию. Мы будем применять только лишь нехимические методы, комбинируя существующие сейчас теории. Мы точно знаем, чего хотим и как этого добиться. Как я сказал, мы не планируем использовать никакие стимуляторы, за исключением алкоголя, табака и легально доступных лекарственных препаратов. Мы будем проводить эксперименты, в основе которых лежит техника йоги, медитации, световые эксперименты, психотропные стимуляторы, оргонные аккумуляторы, инфразвук и сон.
Боуи: Звучит интересно. Вам понадобятся источники энергии.
Берроуз: Кстати, расширение сознания обычно ведет к мутации.
Боуи: В молодости, начитавшись Керуака, я начал изучать буддизм. Я посещал тибетский институт буддизма и в итоге оказался вовлечен в организацию, помогающую беженцам из Индии. В этой стране люди мрут как мухи. Я почти стал монахом, но за две недели до посвящения плюнул на все, пошел в паб, напился и больше никогда не возвращался в это заведение.
Берроуз: Это в стиле Керуака.
Боуи: Часто бываете в Штатах?
Берроуз: Не был там с 1971 года.
Боуи: Все очень изменилось, поверьте мне.
Берроуз: А вы когда в последний раз были там?
Боуи: Год назад.
Берроуз: Смотрели порно в Нью-Йорке?
Боуи: Да, немного.
Берроуз: В последнюю поездку я пересмотрел штук тридцать фильмов. Меня пригласили стать членом жюри фестиваля эротического кино.
Боуи: Лучшее порно – немецкое. Их фильмы великолепны.
Берроуз: А я думал, что лучше всего американское. Кстати, вы встречались с Уорхолом?
Боуи: Да. Два года назад меня пригласили посетить его «Фабрику». Мы приехали, нас сначала не хотели пускать, не поверили, кто мы такие. Когда дверь, наконец, открыли, я увидел Энди. Дело было сразу после покушения на его жизнь. Уорхол напоминал живого мертвеца: желтая кожа, парик ужасного цвета, маленькие очки. Я протянул ему руку, а он отпрянул, словно я был похож на крокодила. Энди достал фотоаппарат и сделал несколько кадров. Разговор не клеился, но затем он увидел мои желто-золотые ботинки и сказал: «Где вы их купили? Обожаю такую обувь». Мои желтые ботинки помогли нам наладить общение. Мне очень нравится то, что делает Уорхол. Я полагаю, что его влияние на искусство огромно. Я слышал, он хочет заняться настоящим кино. Это очень грустно, поскольку те фильмы, что он уже сделал, – великолепны.
Берроуз: Я думаю, что Уорхол – инопланетное существо. Он не человек, а, скорее, какой-нибудь герой фантастической книги – лишенный эмоций и покрашенный в зеленый цвет гуманоид.
Боуи: Я думаю, он человек неправильного цвета, точнее, он слишком странного цвета для человека.
Берроуз: Он очень целеустремлен. Он совсем не сексуален, не энергичен, но его фильмы – эротика будущего.
Боуи: Точно. Вы помните его фильм «Pork»? Я бы хотел протащить его на телевидение. Телевидение сожрало все. Фильмы Уорхола – единственное, что осталось. «Pork» – реальный вариант замены сериала «Я люблю Люси», знаменитой американской комедии. Я думаю о том, чтобы снять «Синдбада-морехода», но сделать это на новом уровне. Это будет невероятно дорогой фильм, с использованием лазеров и всего того, о чем пишется в фантастических книгах. Даже с использованием голограмм. Голограммы – это очень важно. Они в будущем заменят нам видеокассеты. Они широко войдут в нашу жизнь через семь лет.
Берроуз: А я вот все по старинке записываю на магнитофон.
Боуи: Средства массовой информации – это наше спасение или наша смерть. Я думаю, что все-таки спасение. При помощи СМИ можно объединить всех людей в одно целое. По-другому этого не сделать.
Берроуз: Точно. Земля перенаселена. Все разговоры о семье народов – полная чепуха. Это справедливо только для китайцев, потому что они все друг на друга похожи.
Боуи: Теперь каждый четвертый в Китае ездит на велосипеде. Для них это большие перемены, учитывая, что раньше у людей вообще ничего не было. Это то же самое, как для нас – иметь свой личный самолет.
Берроуз: Китайцы, на мой взгляд, – воплощение одного и того же национального характера. Они могут сосуществовать без конфликтов, а мы, очевидно, нет.
Боуи: Поэтому им не нужен рок-н-ролл. Английские рок-звезды играли в Китае. К ним относились как к каким-то второсортным музыкантам. На концерты приходили старухи, дети, кучки тинэйджеров. Никого не хочу обижать, но есть страны, где рок-н-ролл просто не нужен. Население этих государств очень сплочено. В Китае свои герои. Это только у нас имя Мика Джаггера что-то значит.
(с) Rolling Stone № 155, 1974
Комментарии
Подписаться