В вагоне много жёлтого света. Вагон старый, покачивается и скрипит. Хотя какой там старый, ровесник мой. Никому сегодня не буду уступать, сегодня я хамский гад и гадский хам в одном лице. Я даже не буду закрывать стыдливо глаза притворяясь спящим, устроюсь поудобнее, поглубже в жестковатое потёртое сидение, куртку, поглубже в шарф, поглубже наушники (не плачь Gibbons, я с тобой). Обниму сумку, ведь сегодня день всех влюблённых. А я никого не люблю, кроме сумки. Она у меня самая клетчатая из всех клетчатых и самая коричневая из всех коричневых.
Осенила мысль!!!
Пока доставал из самой любимой сумки тетрадь идей, взгляд задержался на сидящей напротив паре, и мысль, обидевшись, упорхнула.
Её нос тыкался в волчий мех его капюшона. Он сидел в очках и читал. Она дремала на его плече. Их соединяли наушники и кое-что ещё…
Он иногда отвлекался от книги и тёрся небритым подбородком о её лоб, она не открывая глаза, улыбалась и игриво рукой отталкивала его колючки.
Глаза возвращались к книге. Глаза возвращались в сон, заваренный покачивающимся вагоном поезда. Что там было за шторами век? Что там теплилось меж строк?
Парень перевернул страницу книги, посмотрел на спящую девушку и сам того не заметив, произнёс «МОЯ»…
В вагоне было много жёлтого света. Тетрадь идей выскользнула из вспотевших ладоней и бумкнулась на коричневый пол.
Вернувшись в вагон, я открыл самую клетчатую и коричневую, и закинул туда свои записи. Уставшие глаза зацепились за внутренний мрак сумки.
Какая же ты мёртвая внутри…
P.S. Я придумал новое чувство – ложь…
Комментарии
Подписаться