Известность Михаилу Лабазову, Андрю Савину и Андрю Чельцову еще двадцать лет назад принесли проекты «бумажной архитектуры». Достигнув зрелости и мастерства, архитекторы сумели сохранить неординарность творческого почерка.
В числе наиболее известных работ студии – дом «Стольник» в Левшинском переулке, жилые дома в Рыбниковом и Хлыновском переулках, учебный корпус в Монетчиковском переулке, проект по застройке Краснопресненской набережной развеселыми небоскребами, строящийся сейчас в Жуковке дом «Блин» и многое другое. Известность и востребованность, которыми пользуется бюро «А-Б», помноженные на сезонные нагрузки, не оставляют пробелов в рабочем графике его руководства, тем не менее нам удалось встретиться с Андреем Чельцовым и задать ему несколько вопросов.
СH: Такой тройственный творческий союз, как у вас, для архитектурных бюро – явление уникальное. Содружество – администратор, проектировщик, конструктор – кажется логичным и оправданным, но в вашем бюро такого ясного разделения ролей нет. Как вы строите свою совместную работу над проектом?
Тут работают два фактора. Во-первых, фактор лени – в коллективе всегда есть возможность скинуть работу на кого-то еще. Во-вторых, фактор «размывания ответственности». В московских структурах по принятию решений для этой цели существуют специальные межведомственные комиссии, в которых непонятно, кто за что отвечает. Так и мы – полностью размываем ответственность.
СН: Отшучиваетесь…
Ну, если серьезно, то история знала немало вполне успешных творческих союзов, другой вопрос – насколько долгими они были. Норман Фостер и Ричард Роджерс, например, в начале своего творческого пути создали мастерскую, в которой работали вместе со своими женами, – у них был «союз четырех». Мы познакомились в 80-х во время учебы в МАрхИ и уже тогда делали совместные работы, так что нашему союзу более двадцати лет.
СН: Благодаря тому, что схожи ваши вкусы и взгляды на архитектуру, или за этим стоит еще и общее мировоззрение?
Сегодня в мировоззрении у нас меньше совпадений, чем в юношеские годы, поскольку с возрастом человек становится менее гибким. Раньше мы были ближе по духу, больше общались. Я с возрастом, можно сказать, стал асоциален и вне работы предпочитаю общаться только с семьей. У Миши Лабазова есть его детская студия, где он преподает. Андрей Савин, как мне кажется, из нас троих – наиболее коммуникабельный и социально открытый человек. Но в творческих начинаниях мы едины. Проектирование – процесс, растянутый во времени, и одному человеку очень сложно в течение длительного периода выдерживать нужное стилевое направление, не отклоняясь куда-либо. Бывает, что первоначальная красивая идея в ходе работы под влиянием заказчиков и утверждающих инстанций «вымывается». К тому же чисто административные функции отнимают слишком много времени: каждый из нас троих – никудышный администратор. Вполне возможно, учитывая все эти факторы, если бы мы работали порознь, то не преуспели. А так каждый из нас сегодня чувствует себя достаточно комфортно и в творческом, и в материальном плане. Приятно иметь плечо слева и плечо справа, знать, что можешь на них опереться. А поскольку в нашей стране проектирование – что-то вроде конвейера, то главное – вовремя передавать друг другу гаечный ключ.
СН: Слово «конвейер» с вашим бюро как-то не вяжется: проекты отличает оригинальность. Похоже, одним из движущих факторов вашего творчества является стремление удивлять…
Московская и российская архитектура в целом достаточно серая. Ярких хороших образцов современной архитектуры, по разным причинам, очень мало. Мне фантастически грустно и скучно ездить по нашему городу, в котором так много серых и просто некрасивых зданий. Меня пугают панельные и бетонные коробки с вентилируемыми фасадами: кажется, что нужно превратиться в термита, чтобы жить в таком доме. Сейчас наконец стали появляться не то чтобы яркие, но, я бы сказал, вполне достойные здания. Думаю, наш дом «Стольник» в Левшинском, относится к этой категории.
СН: Сейчас по вашим проектам строится коттеджный поселок с похожим названием – «Стольное», говорят, самый дорогой на Минском шоссе. Несмотря на сходство названий, архитектура домов поселка вполне традиционна, в ней нет ничего от броской оригинальности «однофамильца». Что повлияло на архитектурную концепцию?
Архитектурное направление было выбрано не нами. У каждого инвестора существует собственное представление о том товаре, который будет пользоваться спросом. В этом конкретном случае наш заказчик, исходя из собственных маркетинговых идей, считал, что дома должны быть «традиционными». В ходе работы над проектом мы нарисовали несколько типов таких домов, и заказчику они понравились. Кстати, это тот же заказчик, для которого мы проектировали «Стольник»…
СН: Вы планируете и в дальнейшем работать в классической стилистике?
С сегодняшнего дня – нет. К нам приходят люди, которые хотят заказать нечто подобное поселку «Стольное», но нам это уже неинтересно. Мы долго занимались проектированием частных домов, но сейчас решили исключить для себя это направление. Невозможно объять необъятное. В сутках 24 часа, и хотя мы и делим их на троих, но, в принципе, уже захлебываемся от количества проектов, которые у нас в работе.
Разумеется, мы не против современной архитектуры, выполненной в классических канонах. Я, к примеру, считаю, что один из самых красивых домов последнего времени – дом Ильи Уткина в Левшинском переулке. Просто нам это направление уже неинтересно. А когда неинтересно, перестаешь получать удовольствие от того, что делаешь, и как следствие – делаешь плохо. Я всю свою жизнь прожил на Кудринской площади в высотке – по-настоящему хорошо нарисованном и хорошо сделанном доме. И когда сегодня я проезжаю мимо «Триумф-Паласа», то не могу не заметить, как фантастически плохо это здание нарисовано и, соответственно, неважно построено… Жаль портить наш город такими постройками.
СН: В связи с этим хочется спросить, как вы относитесь к тому, что в Москве в огромных масштабах сносят архитектурные памятники, на месте которых возводят «новоделы» с похожим фасадом?
С моей точки зрения – это преступление, но с точки зрения российского законодательства и большинства людей – это нормально. Ломать кирпичный дом со стенами толщиной в 70 см, с перекрытиями из лиственницы диаметром 40 см и заменять его бетонной коробкой с вентилируемым фасадом – нигде в мире я не видел такого расточительства! Но мы, видимо, очень богаты, у нас нефти много. Реставрация, как показывает опыт всего мира, в итоге оказывается экономически выгодной. Наши предки создавали эту материальную культуру, она несет отпечаток человеческой души, памяти о людях, которые здесь жили. Советская власть создала генерацию людей с психологией «перекати-поле», с полностью «вымытыми» представлениями о традициях. Я – консерватор, и для меня не важно, сносят ли старый особняк или постройку 70-х. Мне безумно жалко и «Интурист», и «Минск» – это все потери для города. Сейчас много говорят о разрушающемся «доме Наркомфина» – совершенно фантастическом здании с уникальной планировкой. Уверен: если его отреставрировать, квартиры в нем будут востребованы и сегодня – это очень стильное жилье для преуспевающих молодых людей. Часть этого комплекса, построенного Моисеем Гинзбургом, – здание прачечной – тоже является архитектурным памятником. Нам удалось уговорить нашего заказчика купить его. Мы проектировали неподалеку подземную автостоянку и предложили заказчику не городить новых построек, а использовать в качестве вестибюля уже имеющееся здание прачечной, соединив его с подземной частью. Придумали красивый проект, который позволяет полностью привести здание в порядок с помощью наработок, использовавшихся при реставрации архитектуры 30-х годов в Берлине. Проект всем нравится, имеет хорошую поддержку, однако, несмотря на все это, процесс согласований идет уже год… И непонятно, когда закончится.
СН: Что, на ваш взгляд, наиболее привлекательно в профессии архитектора – удовлетворение от материализации собственных идей или процесс их рождения?
Разумеется, архитектор не работает в стол – не та профессия. Революционные технические достижения последних лет позволяют построить все что угодно, архитекторам в этом смысле фантастически повезло. Мы получаем удовольствие и от красивой, изящно сделанной «картинки», и от готовой постройки. Если же картинка не приносит удовлетворения, то и проект умирает. Существуют заказчики (их, слава богу, становится все меньше и меньше), которые пытаются навязать архитектору собственное представление о красоте. В результате происходит полная нестыковка. Заказчики прекрасно разбираются в том, что, где и когда можно построить, чтобы выгодно продать, у них есть связи и многие возможности, которыми не обладаем мы, но понимание красоты у большинства из них отсутствует. Наше эстетическое восприятие, сформированное образованием, воспитанием, родителями и образом жизни, позволяет нам определять, что красиво и хорошо, а что – нет. Поэтому решать эти вопросы я бы предоставил нам. Каждый должен делать свое дело.
По материалам журнала «Салон недвижимости»
Комментарии
Подписаться