Вильям Бруй

В начале XXI века один за другими стали появляться фильмы об иллюзионистах, магах и фокусниках. Над секретами их ремесла бьются коллеги-конкуренты, журналисты и простые рационалисты, для которых никакая магия на радость, если ее нельзя разоблачить. Как правило,такие сюжеты завершаются поражением разоблачителей. В крайнем случае, они удовлетворяются некой разгадкой,но зрители предупреждены: эта разгадка ложная. Просто потому,что никаких секретов ремесла у мага имярек нет: это не ремесло, это магия.

Вильям Бруй похож на таких магов, чудесно творящих перед публикой чудеса. В этом нет никакой профанации: если человек умеет летать,почему бы не порадовать этим современников.Хотя они все равно не поверят в полет.

Магия Бруя особой, эстетической природы и облагает солидной генеалогией. Он, возможно, единственный из ныне работающих художников, практикующих нонфигуративное искусство, который способен непосредственно переживать космический пафос русского авангарда десятых-двадцатых годов прошлого века. Для прочих современников космизм Малевича или Татлина – архивный фонд, тема академического исследования, и не более того. Воспоминания о том, как изобретатели супрематизма и контррельефов делили между собой небо и землю (небо досталось Малевичу),-всего лишь характерный анекдот. Но сами ни делили сферы совершенно всерьез.

Юный Вильям Бруй в Ленинграде слушал рассказы о «причудах» двадцатых годов из первых уст. В том числе и от художника, историка искусства Валентина Яковлевича Бродского. Тогда пафос авангарда был еще жив, никакой соцреализм, вопреки пошлым представлениям, связи не рвал, тайное знание передавалось от поколения к поколению.

Другое дело, что, как правило,это знание уводило его обладателей на другой путь, в бдительное сбережение «секретов». Вильям Бруй спроецировал на русский космизм иные духовные опыты: от темных откровений александрийских гностиков и психоделического транса до поисков потеренного колена Израилева и психологических теорий двадцатых годов. Он живет в остром и веселом ощущении скорой катастрофы, которая постигнет этот мир, сам себя загнавший в ловушку, и высчитывает знаки этой катастрофы повсюду.

Он не любит то искусство, которое в России называют «актуальным», поскольку не находит в нем космической, магической милы, необходимой для того, чтобы искусство было искусством.

" Актуальное", впрочем отвечает ему взаимностью.

“Temple” Бруя – создаваемая им на протяжении десятилетий серия картин, в которых он перебирает все сохранившиеся варианты плана Иерусалимского храма,- не просто эксплуатация удачно придуманного приема, но и археология, алхимия и медитация, вместе взятые.

Возможно, если Храм и возродится, то произойдет это не в камне, а в красках. В красках Вильяма Бруя.