Игра с историей искусства

Двадцать лет назад в Ростове на одной из артпьянок, когда советские авангардисты всей компанией пошли за очередной порцией красного грузинского вина, было провозглашено творческое объединение, или (как они себя назвали) Товарищество “Искусство или смерть”.

Перебравшись в Город Возможностей в 88-м и просуществовав еще примерно три года, группа постепенно начала распадаться, художники стали творить сами по себе.

В России всегда так: пока гром не грянет, пока не снимут, допустим, “Парфюмера” или “Мастера и Маргариту” и не переиздадут книги с кинопостерами на обложке, никто не будет читать. (Речь идет, разумеется, о теперешнем поколении людей. О современной культурно-ориентированной и всячески интеллектуальной молодежи.) Разумеется, что только сейчас, в эру лукатми и T&P, благодаря газете Винзавода и повсеместному пиару 3-й московской биеннале современного искусства страна наконец начинает узнавать своих героев. И даже в лицо. Тогда как по мнению Ольги Львовны Свибловой (кинорежиссера-документалиста, основателя и директора Московского дома фотографии - прим.) именно эти люди должны преподавать в университетах и рассказывать студентам, как творилась история современного искусства СССР-России.

Об их похождениях: о выставке в кооперативном общественном туалете в Ростове-на-Дону, о так называемой “Однодневной выставке”, о том, как художник Сигутин, участник Товарищества, был избит религиозными фанатами, о сквот-галерее в Трёхпрудном, об украденных и уничтоженных картинах можно было послушать на встрече с двумя экс-участниками группы Валерием Кошляковым и Юрием Шабельниковым в ММСИ на ретроспективной выставке, которая так и называется - Товарищество «Искусство или смерть».

Так же там можно было услышать извечные разговоры о судьбе художника в России. О том, что художник - это не профессия. Это экзистенция. Ну или диазноз. И что живопись нельзя понять, постигнуть, научитья - можно только заниматься ею и чувствовать, чувствовать ее тончайшие коды. И что вечное проклятье художника в том, что чем дальше ты идешь, тем больше тебя все не устраивает. Не-у-дов-ле-тро-рен-ность - вечное проклятье художника.

Вкус, как сказал Кошляков - это биологический процесс. Формируется, меняется, растет, снова изменяется...

Именно с такой позицией нужно идти на выставку.

Именно так, рваная пачка Мальборо с фотографией внутри обретает смысл. И настоящие, в полном смысле живописные пейзажи на стене из рваного картона наполняются идеей.

Как сказал автор, заниматься новым - это иллюзия. Ибо мы живем в культуре и должны ее усваивать. Но - возвращаясь к истории “Искусство или смерть” - в Ростове не было арт бэкграунда, старшего поколения, на которое можно было бы если не равняться, то как минимум опираться.

Отсюда и все то, что мы видим на стенах музея: коллажи из стаффа (по другому крышки от жестяных банок Нескафе и тюбики масленных красок вместе с колпачками просто не назовешь), клеенчатые советские обои, изрезанные на кусочки; распечатка Джоконды (очевидно из какого-то советского каталога) смятая, изорванная, переклеенная скотчем, словом изуродованная и уничтоженная, но оттого едва ли не более узнаваемая.

Нарочито “неумело” переосмысленные гуашью работы Матисса, Энгра, Дюшана. Непропорциональные и “безыдейные” натюрморты. Масляные абстракции с инвертированными цветами, с эффектами, выверенность которых близка к Фотошопу. Всевозможные отсылки к Ван Гогу, Мунку, Уорхоллу... Откровенная полемика с гениями прошлого. Например "Реплика на картину Моне "Бульвар Капуцинок".

  Совершенно безумные порой по силе воздействия рыботы - скажем “Портрет гения” и “Портрет Юры” Александра Кислякова.

Или серия “Украшение красивого” Валерия Кошлякова, представляющая собой доисторические портреты звезд эстрады 50-х годов, которые достались ему из Ростовского театра оперетты, “украшенные” яркими пятнами и мазками а ля “Здравствуй-Джексон-Поллок”, процараппанные колющими предметами или вовсе сдобренные подрисованными тушью усиками.

Не могло обойтись и без откровенного юмора вроде очень старой рекламы Lanvin, вырванной из журнала, порванной по середине и кое-где процарапанной, шарм которой (помимо самого факта наличия) в названии коллажа - “Chanel”. 

Все их работы намного менее “совковые”, чем, скажем, подписи к картинам с ошибками вроде “фрюрисцентная краска” и ужасным переводом названий для иностранцев, которых, к слову, на выставке было больше, чем соотечественников.  Такое ощущение, что художники предвосхитили накатывающую сейчас ностальгию по 90-м уже тогда, находясь там, в 90-х.

Абсолютно все двести работ выставки - это одна большая иллюстрация Попытки с большой буквы “П”. Это вечные искания, пробы, ошибки и попадания. Это то самое развитие языка искусства, о котором столько говорили авторы выставки. Это Путь, который должен пройти каждый, кто мнит себя художником.

И, конечно, это история, это история современного искусства, котрую мы должны знать и по возможности ценить. Это игра. Игра с историей искусства.

И она продолжается.