Куратор о выставке «Визуальное / Умозрительное»
Как возникла идея этой выставки ? Тема соотношений визуального и умозрительного в произведении не нова, это же достаточно общая проблематика в истории искусства, подобная взаимоотношениям формы и содержания?
Действительно, тут не было сверхоригинальной идеи, выставка спровоцирована, в каком-то смысле, «партийным» размежеванием в арт-среде, когда одни считают, что концептуализм – это выдумка для узкого круга интеллектуалов, но не для истинных ценителей пластического искусства, и при этом ревнует концептуалистов к их успеху. Другие полагают, что их оппоненты напрасно культивируют отработанные традиции и стратегии искусства. Четверть века назад независимые русские художники были вместе: все являлись изгоями, работали в пространстве андеграунда, и это сближало. Потом, с наступлением либерализации и выходом отечественных художников на международную арену, оказалось, что Кабаков, например, пользуется успехом, а кто-то другой, например, Рогинский, оказывается если не на обочине, то далеко не в первых рядах. И так произошло со многими. Это недоразумение не решается на уровне аналитическом и критическом, а только – на экзистенциальном и социальном. Мне казалось, что интересно вернуться к этой проблеме, хотя она касается не только современного искуссства, но и искусства различных исторических периодов. Тут нет ничего сверхоригинального, эта проблематика изучается искусствоведами в университетах, в курсе истории и теории искусства, но может быть не слишком глубоко, и уровень рефлексии недостаточен, на мой взгляд. Во всяком случае, рефлексия недостаточно перенесена в сферу художественной жизни, в выставочную практику.
Вы считаете, что к этому нужно привлечь дополнительное внимание?
Да, ещё раз вернуться, попробовать по-новому расставить акценты. Хотя выставка демонстрирует, что жёстко ставить акценты немыслимо: они мигрируют, происходит диффузия, соотнесения визуального и умозрительного меняются. Выставка, помимо прочего, показывает возможности нашей коллекции. На основе наших фондов уже сегодня можно делать экспозиции концептуальные и аналитические, выдвигая к рассмотрению разные аспекты современного искусства. Тут есть возможности сопоставления работ художников разных поколений, разных концептуальных, стратегических практик, как отечественных, так и западных, как всемирно известных, таких как Родченко, Маккарти, так и художников плохо известных даже специалистам, как, допустим, Горохов. Но мне кажется, что эти сопоставления интересны, дают возможность погрузиться в размышления. Сравнительный анализ позволяет выявить специфику каждого художника, помочь восприятию каждого произведения.
Можно сказать, что акценты расставляются зрителем, и что в зависимости от его взгляда и опыта восприятия могут складываться разные истории? С другой стороны, само произведение, в зависимости от времени и контекста восприниятия, «считывается» по-разному. Такое сопоставление позволяет, наверное, и на работу художника взглянуть одновременно с различных углов зрения, и открыть некие новые её грани?
Акценты расставляют и художник, и зритель. Иногда акценты, предполагаемые художником не вполне улавливаются зрителем, что может объясняться не только нечуткостью зрителя, но и нежёсткостью концептуальных претензий художника. Автор претендует на одно, воспринимается другое – это ведь не научная работа, а художественная, результат восприятия - трудно предсказуем.
Надо сказать, что выставка вносит вклад и в решение одной из важных проблем, связанной с тем, что у нас долго не было музея современного искусства.
Да, здесь сделана попытка реализации музейной выставочной концепции, только в малом масштабе и в «спрессованном» виде. Музей, который мы создаём ещё только в проекте. Однако и коллекция растёт, и прорабатывается архитектурный проект здания, и апробируются экспозиционные концепции. Важной составляющей музейной деятельности, как и деятельности Центра в целом, является образовательная функция. Образовательные программы адресованы и художникам и зрителям. У нас не только художники лишены фундаментального образования в области современного искусства, но и зритель мало подготовлен, лишён возможности постоянного общения с современным искусством в пространстве музея. У нас пока небольшой выставочный зал и, разумеется, нет возможности создания полномасштабных экспозиций. Но мы кажый раз делаем акцент на образовательной составляющей выставочного проекта, считая это важной функцией нашего Центра.
Если вернуться к экспозиции, какие Вы бы отметили в ней наиболее яркие моменты, на что нужно обратить особое внимание?
Не каждый день выставляют Маккарти в Москве, не каждый день Хёрста, хотя имя Хёрста знает уже каждая досужая домохозяйка. Но мало кто видел его работы. Здесь же, в отличие от обычного гламурного контекста, мы помещаем его работы в контекст художественного рассмотрения.
Вот, например, в экспозиции сополагаются работы, надеюсь, на пользу каждому из произведений, Тони Мателли и Бориса Турецкого. Мателли знают как модного художника, но скорее, по имени. Турецкого знают у нас недостаточно, а Турецкий, я думаю, – один из ярчайших русских художников второй половины ХХ века.
Интересны работы Иры Наховой, её инсталляции выставлялись неоднократоно, а тут представлена живопись, и живопись сложная, и она любопытна именно в контексте выставки в сопоставлении, например, с работами Наседкина, или Алёны Кирцовой. Есть вещи, которые не попадают обычно в сферу внимания наших радикальных критиков и опытных зрителей, это, например работы Магомеда Кажлаева. В свое время один из самых опытных ценителей и кураторов, Норман Розенталь обратил внимание именно на него, а не на других уже известных русских художников, которые кочуют с биеннале на биеннале. Мне такая поддержка кажется не случайной.
У нас показаны и художники, работающие в метафизическом поле, являющиеся представителями разных тенденций и кругов. Михаил Бурджелян, которого у нас воспринимают как салонного художника, Виктор Пивоваров, которого по привычке относят к московским концептуалистам... Но эти ярлыки затемняют настоящее глубокое содержание работ и творчества в целом, как того, так и другого. Есть жёсткие политизированые работы Рауля Меэля, построенные на вербальных конструкциях, и очень субъективные и лиричные работы Никиты Алексеева, который тоже работает с вербальными конструкциями в визуальном поле.
Такой принцип выстраивания экспозиции показался мне любопытным: каждый внимательный зритель может найти для себя различные сопоставления. И, надеюсь, если он отнесётся к этому непредвзято, он сможет погасить в себе «партийное» деление на тренды, кланы, группы художников. В ХХ веке деление на тенденции было продуктивным, и с точки зрения аналитиков, и с точки зрения художественной практики. В XXI веке оно становится пережитком, так как идёт радикальное переосмысление истории современного искусства. Очевидно, эти кланы, тренды будут по-другому выстроены, взаимоотношения между ними каждый раз могут определяться иначе. От перестановки акцента задаваемое проблемное поле меняется, обретая новые контексты, что, думаю, - перспективно.
Беседовала Дарья Барышникова
Комментарии
Подписаться