Одноглазый джентльмен с обложки поста - не Артемий Лебедев, а Эндрю Вачс. Успешный адвокат, активист и консультант по защите прав детей, а так же автор романов и рассказов в жанре нуар и tough fiction. По стилю письма чем-то напоминает Джеймса Эллроя, но более лиричен, особенно в малой прозе. Весьма достойная компания Раймонду Чандлеру, Джеймсу Ли Берку и Барри Гиффорду.
--
ЭНДРЮ ВАЧС - ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
1.
Везде, куда я только не попадал, везде были голуби.
Даже здесь. В тюрьме.
Летающие крысы, так их называют заключенные.
Это не то чтобы оценка, нельзя сказать, что таким образом о них отзываются пренебрежительно. Нельзя пренебрежительно отзываться о крысах. Никто не любит их, но они продолжают приходить. Как смерть и налоги.
Прямо как я.
Даже здесь.
2.
Они выпустили меня в среду. Отдали мне часы, одежду, в которой меня приняли, выдали деньги, что скопились на моем счету. Тюремная работа. Семьдесят семь долларов и мелочь. Я был единственным белым в очереди на выход. Помню, когда я попал сюда впервые, было не так.
Автобус отвез нас в поселок. Одно из тех дрянных местечек, где из достопримечательностей только автостанция да пара баров. Если бы не тюрьма, местные давно бы уже передохли с голоду — тюрьма была единственной возможностью трудоустройства на всю округу.
На автостанции никого из нас не встречали. Никого. Мы не общались. Я не знал их; они не знали меня. Все погрузились в автобус до города. Было жутко похоже на то, как мы в свое время прибыли сюда; только в этот раз на окнах не было решеток и мы не были пристегнуты к сиденьям.
Вся братия вокруг меня шумела. Казалось, что они разговаривают друг с другом. Трещали о всех женщинах, на которых влезут первым делом, о роскошных шмотках, что наденут, о планах и больших кушах. Вот только на самом деле каждый говорил сам с собой. Прямо как в камере.
Пара из них уже залипала. Они седели, клевали носом и что-то шептали под нос. В тюрьме — как на улице. Вот только Внутри наркотики стоят дороже.
Я смотрел в окно.
На принимающей стороне было так же, как и на тюремном дворе — волки терлись в ожидании приезжих, новеньких, ждали очередных овец.
Я прошел через терминал, играя по правилам: смотри вниз или смотри жестко. Быть может у меня тут и не было друзей, но и лезть ко мне желания ни у кого не возникало. Там, откуда я приехал, такому быстро учишься.
Я прошелся к своему старому району. Кондитерская на углу все еще была на месте, только вывеска была новой. Лотто.
Старик стоял ко мне спиной, поправляя что-то на полках за стойкой. Я взял три батончика Milky Way и подождал, пока он обернется.
- По чем они сейчас? - спросил я.
Он посмотрел на меня поверх очков, взгляд его был сухим и жестким.
- Для тебя, сынок, все еще по четвертаку.
- Спасибо. - сказал я и протянул ему деньги. - Где мне найти Минго?
- Да все там же. - ответил он.
Я прошел три квартала. Улица звучала весной, но из птиц я видел только голубей, клевавших непонятно-что прямо с асфальта. Должно быть, они воркуют иначе за Стенами. Черт его знает — я никогда не обращал на них внимания до того, как меня закрыли.
Полдень. Детишки бегут по улице, вырвавшись из заточения школы.
Дверь подвала была все так же покрыта ржавчиной. Ничего не изменилось. Я толкнул и она открылась. Минго сидел за карточным столиком в углу. На голове у него была панама и солнцезащитные очки, хотя в помещении стоял полумрак.
- Эй, амиго, когда откинулся? - приветствовал он меня.
- Утром. - сказал я.
- Твои вещи у меня. Все цело.
- Спасибо, что позаботился.
- Нет проблем, старик, ничего не изменилось.
Все было в вещмешке, том самом, который я попросил его забрать, когда он пришел навестить меня в тюрьме. Минго был моим последним посетителем.
Я снял себе квартирку, прямо на районе. Чистые простыни дважды в неделю и туалет на этаже.
Тем вечером я пошел к Греку. Владелец заведения был большим парнем с бритым черепом. Люди прозвали его Греком после того, как вышел «Коджак». А так, это был обычный ресторан. Ничего греческого, помимо Грека.
Я сел за столиком в углу и просмотрел меню. Было непривычно. Меню означало выбор.
У официантки были длинные волосы, черные, как смола, и большие глаза. Я заказал тушенную говядину. Она не записала мой заказ в свою небольшую книжицу, просто стояла, уперев руки в бока, и глазела на меня.
- Что? - спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал грубо. Когда кто-нибудь смотрит на тебя так Внутри, на него нполагается наехать, но я не хотел, чтобы она подумала, будто я на нее наезжаю.
- Ты не узнаешь меня?
Я пристально посмотрел на нее. Прямо в глаза. Все было другим, кроме глаз, все изменилось. Но когда я всмотрелся в глаза, я узнал ее.
- Алиса?
- Ага. Совсем уже взрослая, а?
- Ну... Типа того, да.
- Не видишь никакой разницы?
- Эээ... Конечно. - Я старался не смотреть на разницу, натягивающую перед ее блузки. Когда я видел ее в последний раз, ей было тринадцать.
- Ты почему не отвечал на мои письма?
- Я... Я не мог.
- Как так? Тебе не разрешали писать?
- Нет. В смысле — писать можно было. Но... Я не знал, что сказать.
- Потому что я была ребенком?
- Мне предстояло проторчать там очень долго. Я не хотел...
- Что?
- Не знаю... Привязываться. Мне нужно было сосредоточиться на нахождении там. На том, чтобы пробиться. Я знал, что рано или поздно ты перестанешь.
- Похоже, ты довольно много знаешь.
- Чего ты злишься? - спросил я. - Я тебе ничего не сделал.
- Ты мне? Нет, ничего. На самом деле, это то, чем я была для тебя — ничем. Я только все не могу понять, какого хрена тогда ты это сделал?
Кто-то окликнул Алису из-за другого столика. Она проигнорировала вызов. Прозвенел звонок. Повар крикнул: «Забирай!» А она все так же стояла и глядела на меня. Ждала ответа.
У меня не было ответа.
Я не знал, зачем она сделала, что сделала.
Я не не понимал, зачем принял в этом участие.
Она имела в виду тот давний случай. В ночной притон, где я получал заказы как-то пришел человек. Я вор. Он подошел прямо ко мне, к будке у дверей, где я обычно сидел. Все мгновенно притихли.
- Ты уже взрослый парень. - сказал он мне. - Будешь ошиваться около моей девченки и я тебя прибью. Кончу. Понял?
Я действительно был взрослым. Двадцать два года. Но я понятия не имел, о ком он говорил. Так что я промолчал. Мы посмотрели друг на друга с минуту, потом он развернулся и ушел.
- Это что еще за хер? - спросил я Минго.
Он рассказал. Но имя было мне не знакомо. И у меня не было девушки, так что получалась какая-то бессмыслица. Но отрицать я ничего не стал — это выглядело бы слабостью.
Пару дней спустя я тусовался в том же месте. Именно тогда Минго рассказал мне, что он немного порасспрашивал. И тот хмырь, что приходил и навис на меня, у него была приемная дочка — Алиса. Эта Алиса была совсем еще пацанкой и она ходила и рассказывала всем вокруг, что я был ее парнем. В этом наверное и было дело.
Так что я взял и нашел ее. Это было не трудно — я знал, где она будет. Все дети тусовались в тех же местах, что и я, когда был ребенком. Ведь и район был все тем же. Ничего не менялось. Мне даже не пришлось расспрашивать. Когда я зашел в кондитерскую, эта девченка с длинными черными волосами и большими глазами была там. Она подошла ко мне, взяла меня за руку и увлекла на улицу. Я позволил ей.
Неподалеку от кондитерской есть аллея. Днем там пустынно, ночью — часто нет.
- Ты зачем рассказываешь небылицы своему старику? - спросил я хмуро. - Зачем говоришь, что я твой парень?
- Чтобы он перестал приставать ко мне. Чтобы оставил меня в покое.
- Не понимаю.
- Он... лезет ко мне. Я сказала маме, но она отхлестала меня по щекам за это. Мне не разрешают ходить на свидания. Он все контролирует. Все. Я хотела, чтобы он прекратил. Потому и сказала, что ты мой парень.
- Почему я? Я намного старше тебя.
- Я знала... Прости... Я знала, что он попытается вмешаться. А ты... Я видела тебя. И немного разузнала. Ты ведь... был в тюрьме, так?
- Ну типа. И что?
- Я подумала, что ты не испугаешься его. Может быть даже наоборот — он испугается тебя. Он ведь никогда не был в тюрьме.
- Я не могу быть твоим парнем. Ты еще совсем мелкая.
- Моим воображаемым парнем. - напомнила она; только тут я заметил, какими длинными были у нее ресницы.
- Даже воображаемым быть не могу.
При этих словах она как-то скривилась, как вроде вот-вот заплачет. Но не заплакала. Просто сказала:
- Прости.
И ушла.
А я какого-то черта увязался за ней, чуть поодаль. Утешить хотел как-то — типа того. Но как только я свернул с аллеи, я увидел ее старика. Он был зол и сильно шумел. Она стояла у дверей кондитерской, рядом собралась небольшая толпа. Старик крепко врезал ей пару раз. Так крепко, что в какой-то момент она оказалась на земле.
- Я тебя предупреждал. - сказал он мне и полез в карман пиджака.
Я мог объяснить ему все прямо тогда.
Но так уж вышло, что вместо этого я его прикончил.
Юрконсультант из службы помощи сказал мне, что если бы не судимость, мне бы скорее всего удалось выкрутиться. У него был нож, у меня был нож. Мы сошлись, и он умер.
Но у меня была судимость. Причем тоже за поножовщину. Было это во время одной из драк стенка-на-стенку с нашими конкурентами. Обычно в ход шли цепи и обрезки труб и люди размахивали ими тут и там и шум стоял такой, что трудно было разобрать, что происходит. Появилась пара травматов, но никто не паниковал — чтобы порешить кого-нибудь такой штукой, нужно подобраться совсем близко. В пылу боя я и Сони Тритон оказались один-на-один, отрезанные от основной массы дерущихся. Он был вроде как полевой командир наших противников. Я знал его — он жил за пару кварталов. То же, что и в другой стране.
Все, типа, замерли, и смотрели, как мы бъемся. Я так завелся, что видел все вокруг сквозь красную пелену. Сони порезал меня, но мне повезло — я вогнал нож ему между ребер; это не так просто, как может показаться, - и он умер. Мне было пятнадцать, так что во взрослую тюрягу они меня не могли упечь. Но так или иначе, меня закрыли.
У всех Внутри были ножи. Их называли заточками и изготавливали из всего, что под руку попадется — из ложек, скоросшивателей, даже из держателей для туалетной бумаги — но работали они точно так же.
Когда я вышел, я был уже взрослым. И я научился воровать. Я был уже староват для уличных банд. Я имею в виду, моя банда — они все еще были на улице, но они не ждали меня.
Я больше не пускал нож в дело — до того самого дня. Но всегда таскал его с собой.
Юрисконсультант посоветовал мне подать прошение и пройти по статье за непредумышленное убийство. Пять лет. Если же я буду судиться, сказал он, и проиграю, то есть риск получить пожизненное.
Я согласился на пять лет. Через подготовительное отделение я уже прошел, так что не опасался того, что ждало меня внутри. Больше ножей.
Вот только тот блядский юрконсультант не объяснил мне, что пять лет, на которые я подписался, то были не пять лет до выхода, а пять лет, после которых я смогу подать прошение о досрочном освобождении и предстать перед Комиссией.
Не знаю, наверное Комиссию можно надурить. Прикинуться, что ты типа стал жутко религиозным и в корне поменялся. Не знаю, не уверен, но некоторые ребята говорили, что это возможно. Но вот что я знал наверняка, так это что других заключенных не обдуришь. Внутри нельзя просто прикидываться крутым. Крутость нужно доказывать. Другие заключенные будут постоянно проверять тебя и придется показать, из чего ты сделан.
Так что Комиссия отшивала меня, держала Внутри. Я вел себя отлично, можно даже сказать образцово, последние пару лет перед тем, как увидеть их. Но вот до этого, когда я только попал в тюрягу, мне пришлось пару раз воспользоваться заточкой. Я не был зол ни на кого. Мне просто нужно было, чтобы меня оставили в покое. В принципе, как и тогда, в первый раз.
Внутри все так же, как и на улице — все время нужно доказывать, что в тебе есть это. Все время.
Но система работает таким образом, что когда ты посидишь достаточно долго, им придется выпустить тебя. Я пробыл внутри чуть больше восьми лет, и это случилось. Система сработала и меня отпустили.
Помню, как только я заехал во второй раз, внутри и вокруг меня была пустота. Минго был моим партнером и я знал, что он позаботится о моих вещах, но и всего-то.
А потом, пару месяцев спустя, пришло первое письмо от Алисы. Должно быть, ей было не просто найти меня, потребовалось время. Она писала так, как вроде я был ее парнем.
Она была ребенком, ей было тринадцать, а я был мужчиной — двадцать два. Но я не потому не отвечал ей. Я помнил свой первый раз Внутри. Если у тебя была девушка, кто-то, кто писал тебе и приходил навещать, это было клево. Помогало чувствовать себя лучше. Но когда все прекращалось, - а они все прекращали, раньше или позже, - тебе становилось паршивее. Куда как паршивее. Некоторые парни теряли от этого голову. Вешались в камерах. Или прыгали на бетон через перила самого верхнего уровня. Это довольно высоко, так что они как правило разбивались в лепешку.
Все остальные — они просто наполнялись грустью. До самого дна где-то глубоко внутри.
А я просто хотел спокойно отмотать срок. Не хотел спятить и не хотел быть настолько грустным.
И вот теперь я не знал, как объяснить ей все это. Но я попытался.
- Он не оставил мне выбора, твой старик.
- Вранье. - сказала она и наклонилась над столом, приблизив свое лицо к моему. Она пахла как сироп в жестянках с консервированными персиками. - Он просто выпендривался. Ты мог все ему рассказать. Ты даже не знал меня. Ты мог все рассказать и это бы закончилось. Для тебя по крайней мере... А я. Он просто продолжал бы бить меня. И знаешь что? Я думаю, ты прекрасно это понимал.
- Я...
- Ты понимал. Ты знал... - повторила она.
Грек показался из-за стойки и подошел к нам. Он потянул Алису за руку:
- Дорогуша, какого хре...
Тут он увидел меня и замер.
- Господи. Ты вернулся. Прости, Алиса, я знаю, ты долго ждала....
- Да. И вот, дождалась. - ответила она тихо.
Грек смотрел на меня.
- Надеюсь, приятель, у нас с тобой не возникнет никаких напрягов. Я просто пытаюсь вести бизнес помаленьку.
Алиса сняла передник и протянула его Греку.
- Ты должен мне за три дня.
- Ты что, свалишь прямо так, посреди...
- Он теперь дома. - ответила Алиса.
Грек вздохнул, вернулся к кассе, открыл ее, протянул Алисе несколько купюр.
- Ты же знаешь, если тебе нужно несколько выходных, ты всегда можешь...
- Пойдем. - сказала Алиса мне.
Ее квартира была в четырех кварталах.
- Я так никуда и не переехала. - сказала она. - Хотела, чтобы ты всегда мог меня найти в случае чего.
Я просто шел рядом.
Алиса достала ключи. В холле на диване сидела какая-то женщина и смотрела телевизор. Она была невысокой и толстой, из одежды на ней был затасканный домашний халат. В одной руке она держала бутылку пива. Женщина заметила меня и сказала:
- О, он вернулся. И теперь ты...
Алиса прошла мимо, не обращая на нее никакого внимания. Как вроде женщина была мебелью. Она тянула меня за собой. В конце коридора была дверь с навесным замком. У Алисы был ключ. Это, похоже, была спальня. Ее спальня. Она была очень маленькой. Там был комод и зеркало с прилепленной скотчем фотографией в нижнем углу. Фотка, что была в газетах, когда меня приняли во второй раз. Алиса достала из шкафа чемодан и начала паковаться. Вещей у нее было не много.
В углу стояли четыре стопки коробок из-под обуви, связанных тесьмой. Коробок, наверное, по пять в каждой стопке. Она разрезала тесемки маленькими ножничками, потом сложила коробки в одну стопку и снова перевязала. Новая стопка получилась внушительных размеров, но не похоже было, чтобы она была тяжелой.
- Возьмешь чемодан. - сказала она мне, а сама подцепила за перевязь свои коробки.
- Эй, а кто заплатит за... - окликнула нас толстуха, когда мы проходили мимо. Алиса не ответила.
- У тебя есть, где жить? - спросила она у меня уже на улице.
Я объяснил, где остановился.
3.
- Хей, за двоих полагается больше. - сказал парень за стойкой, когда увидел Алису и чемодан.
- Сколько больше. - спросила Алиса твердо.
- Э... Двадцать пять баксов сверху. В неделю.
Не говоря ни слова, она протянула ему деньги.
Мы прошли наверх в мою комнату.
Алиса опустила свои коробки. Я поставил чемодан на пол.
- Тут только один...
- Все в порядке. Я хочу, чтобы ты присел.
- С чего бы это?
- Хочу кое-что тебе показать.
Я сел на единственный стул. Алиса снова достала свои маленькие ножницы и перерезала веревку. Потом передала мне одну из коробок.
- Взгляни.
Внутри были конверты. Большущая стопка конвертов. На каждом было мое имя. И адрес тюрьмы. Но не было марок.
- Я писала тебе. Каждый день. Рассказывала, что делаю. Что тут у нас происходит. Теперь ты можешь все их прочесть. Убедиться.
- Сколько их тут?
- Две тысячи девятьсот сорок одно. - сказала она. - Сегодня я еще не успела написать. Я всегда пишу тебе после того, как вернусь с работы.
Я не знал, что сказать.
- В последней коробке около тринадцати тысяч долларов. Я понемногу откладывала. Каждую неделю.
- Господи.
- Ты так и не поел. У Грека. Я пойду и куплю тебе чего-нибудь поесть. А ты тем временем можешь начать читать письма.
- Но...
- После того, как прочтешь их, все их, после этого решай сам.
- Решать что? - не понял я, хотя и ощутил какое-то странное чувство внутри.
- Решай, был ли ты на самом деле моим парнем. Был ли ты моим парнем все это время. И ждала ли я тебя. Хранила ли верность. Любила ли я тебя.
- Алиса...
- Если ты решишь, что таки был моим парнем, что я ждала тебя все это время, мы можем жить вместе. Купить квартиру. Денег достаточно и я уже не девочка. Если же ты решишь иначе — можешь забрать деньги. Я для тебя копила. Чтобы ты мог начать все по-новой.
- Как ты...
- Понимаешь, я никогда не притворялась. - сказала она. - Для меня все было взаправду. И вот доказательство.
Посвящается Эмили Леон Сеган
Перевод с английского Сергея Донских
Комментарии
Подписаться