Стихикардия

Я не видел тебя никогда

Я не видел тебя никогда

И не слышал в прогнозах погод,

Что тебя каждый день поливает дождь.

Я не знал, что однажды приключилась беда,

Что имя получил другое тот город,

Что у него новый революционный вождь.

Я не знал, что там светло, когда горит звезда,

Я не знал, из каких он построен пород.

На то, что бывшее болото он, я отвечал: «Ложь»!

Я увидел тебя в кино про чьего-то брата.

Я слышал о тебе в песнях группы Сплин.

Я прочитал о тебе в стихах, что писал изгнанник Иосиф.

Я узнал, что над тобой вечная облаков вата.

Я узнал, что основал тебя Петр номер один.

Я узнал, что после войны, тебя не поднял бы даже Сизиф.

Я узнал, что серость твоя краше слепящего злата.

Я узнал, как женщины наполняют твоей водой кувшины из глин.

Я узнал, что есть город, превращенный в сказочный миф.

Я не видел тебя до вчерашнего дня,

Когда я омочил твоей водой рукава.

Там остались следы, на тебе и на мне.

Я хотел донырнуть до самого дна,

Но бездонен тот город и кружится голова,

От мысли о том, что можешь умереть не в нем, а вне. 

Фото на память

Сделай фото себе на долгую память.

Форматом 10 на 15, а если отбросить ландшафт,

То 6 на 12, и время вернется вспять,

Каждый раз, когда ты, размотав свой шарф,

Умостившись на кухне за кофе и сигаретой,

Рассмотришь на фото лицо незнакомки,

Которая на фоне, распрощавшись с каретой,

Напоминает принцессу в одеянии экономки.

И твой портрет напомнит не столько о месте,

Сколько о том безвозвратном времени,

Когда ты, не повернув голову через плече,

Остался сидеть на пристани в плетеном кресле.

Довольный своим видом спереди,

И тем, что в стужу твое какао так горячо.

Вместо того, чтобы всмотреться в снимок

И, не обращая внимания на прыщ под носом

И щетину над губой проступающую,

Углядеть женщину. Сплюнуть сладкий какао комок,

Вынуть полено, застрявшее в глазе косом

И поспешить за ней, дверь в подъезд отворяющую.

Делай фото на память на каждой пристани.

Делай в храме, в музее, на каждой улице.

Чтобы найти одну, кому скажешь поистине,

Что все лучшие черты лишь в ее лице.

Платочек

Плотно-жидкая желатиновая смесь -

Это мудрость человеческая и есть.

Поведай тогда, откуда эта злая спесь?

Почему правду заменяет лесть?

Откуда белые пятна на синем фоне?

Откуда цвет у прозрачной воды?

Почему пленка не бесконечна в магнитофоне?

Почему у айвы загнивают плоды?

Почему кошки в зиму не родят,

Откуда берется этот инстинкт?

Почему не рожают нынче октябрят

И откуда славное имя Бенедикт.

Почему, когда делишь на два,

Свой кусок всегда больше?

Почему к России тяготеет братва,

А другая часть к Польше?

Где люди черпают слабость свою?

Где теплее, на Северном или на Южном?

Стоит любовь того, чтобы сжечь Трою?

Прятать во внутренний или носить в наружном?

Почему у матери пепельного цвета висок?

Почему отца знаешь только из отчества?

Почему, открывая двери, смотришь в глазок,

Сквозь который, видишь все беды отечества.

Почему мы не верим в бабушкины сказки,

Но так любим доверяться вездесущей лжи?

Откуда у женщин такие красивые глазки

И почему такие трусливые у них мужи.

Откуда в мире такая несправедливость

И кто решил, что он быть должен справедлив.

Поступки совершать нам не дает стыдливость,

Хотим прожить всю жизнь слезинки не пролив.

И словно перышком в тетради, коснется нежно,

Словно тень, земная мудрость мертвых нас.

Когда, платочком прикрываясь, осторожно,

Заплачет кто-то, никогда не знавший вас.

Моряк

Эй, моряк! Почему белые плечи,

Почему серебро на висках?

Где провел ты прошлый вечер,

И кто эта женщина у тебя на руках?

Где твоя соленая, смуглая кожа,

Где твои шрамы от укусов акул?

Где наколки и синяя рожа,

Где небрежная сила морячих скул?

Где твои несмышленые грязные шутки,

Где портовой Венеры заразный букет?

Где ворованные дубленые куртки

И угнанный у адмирала мопед?

Не узнать в тебе бывалого волка,

Что так жадно кричал: «Земля!»

Вместо лысины длинная челка,

«Спасибо, пожалуйста» вместо «бля».

Знаешь, дружище, ты прав, как всегда.

Но, так не убаюкает синее море,

Не согреет тебя сполна,

Ни обнимет в печали и горе,

Ни одна чайка или морская волна,

Как сможет женщина у меня на руках,

Теперь мой причал в ее берегах.

Теперь мое море – ее глаза,

Теперь я драю ее корму.

Не выдавить из фарватера газу,

Сказать лишь спасибо могу,

Каждой пристани, каждому морскому узлу,

Который привел меня к ней.

Пьяному доктору, что вывел вшей,

И тебе, худшему из друзей.

Аладдин

Мне вчера позвонил Аладдин!

Знаешь, что он мне сообщил?

Что он остался один,

Что все желания осуществил

Его раб покорный – Джин.

Он стал богат, его полюбила Жасмин.

Хоромы в оазисе, тигр Серафим -

Все было его: подписка на Vogue,

Дельфины в джакузи, прямой эфир

На радио, где спел он, как смог

С Боуи песню, что так любил.

«Aladdin Sane», - тоже Джин подсобил,

Чтобы Дэвид ему альбом посвятил.

Но с третьим желанием мальчишка сглупил.

«На вершине Мира хочу, мол, быть,

Чтобы весь мир был у ног!»

Он уже не просил, закричал, завопил.

Макака Абу, перечил, как мог,

Но все было тщетным, Джин в небо взмыл.

С небес раздался грома раскат.

Громом Джин говорил:

«Ты такой же, как все, жадный босяк!

Тобой завладела алчность, раз так,

Жить тебе одному на чужих костях!

Ведь каждый, возжелавший вершины-вершин

Навсегда остается в этом мире один!»

«Как я», - добавил Джин.

Там на вершине, плюя на весь мир,

Смотрел Аладдин, как страдает Жасмин.

Как вытекает из жил в сортир

Кровь друга, присевшего на героин.

С тоски мартышка Абу

Очутился с передозом гробу.

А последним подарком, что Джин одарил,

Была сила его, а сам в Тибет укатил.

Вот дурак, мог ведь вечно жить.

А теперь с монахами будет голову брить.

Аладдин, а зачем ты мне позвонил?

Хотел сказать, чтоб ты меня ни о чем не просил.

Изо всех сил старался делать то, что умеешь и меньше пил.

Не люби глазами

Прахом пороха запорошено

Старое вечное прошлое.

Не мое не чужое – пошлое.

Не начавшись - все завершено

Земная  соль промокшая,

Пробравшая плоть дрожь,

Немое соприкосновение кож,

И любовь, от нас отсохшая.

На ноль калибрация,

Раздельное питание,

Вчерашнее прощание,

Без слов жестикуляция.

Шаг через острый край.

Живой бесконечный жар,

Последний от тебя дар.

Нет, меня не провожай.

Проведи хорошо время.

Не дели на два,

Каждое свое да.

Посей новое семя.

Поливать его слезами,

Прошу тебя – не надо.

Запомни только одно:

Не люби глазами.

Обнаженный изгиб

Прирос бы к тебе полипом,

Наростом кожным стал.

Был бы царем Эдипом,

Матерью б своей представлял.

Гнусной осенней стужей

Воротник на пальто бы поднял,

Мне для того не нужен

Пушки заряженной  залп.

Только звук твоего ответа

В открытое настежь окно.

Тлеющая в руке сигарета,

В чашке сухое вино.

Глаза, распростертые руки,

Добела раскаленный язык.

Неприличные, частые звуки

И спины обнаженной изгиб.

Запорожье - родной город

Родился я в этом городе,

В нем же сейчас и живу.

Пышные кучери копоти

Над головой заварили дугу.

Выхожу на прогулку из дому,

Материнским его я зову.

Не успел даже принюхаться,

Как уже в материнском дыму.

Под ногами дорога месится,

Иду, зная, что церковь на юг.

Те, кто не знают – не крестятся,

Потому что в дыму не найдут.

Высоки купола, позолочены,

Под лучами блистают они.

Звоном молота приколочены

Из цветного металла кресты.

По проспекту шагаю Ленина,

Точка отсчета – вокзал.

Конечная - порт, тоже Ленина,

Видно, длиннее за ночь не стал.

Прохожу мимо грязной улицы,

Слышен не менее грязный мат.

На газете там делят курицу

И разливают по сто пятьдесят.

Мимо пройти не получится,

Рабочий народ простой.

У каждого на языке так и крутится:

«Эй, патлатый, ну-ка постой!»

«Есть закурить, худощавенький?»

Я в ответ – кивок головой.

Достаю Marlboro аленький.

«Эй, мужики, да это же свой!»

Ставят  стаканчик пластиковый

Наливают не меньше, чем всем.

Чувствую, запах ужаснейший

Хрен с ним – выпью, а после заем.

Ржавые крошки проглатываю,

А потом, искривляя хребет,

Хлебом с газеты вымакиваю

Пепел индустриальных побед.

Остальные работы по адресу: oleksii-wishnyk.livejournal.com