Максим Кантор «Учебник рисования»

Максим Кантор. «Учебник рисования». Ну, вы слышали. Или нет? Роман называли «энциклопедией русской жизни», «великим русским романом», «главной книгой нового столетия» и просто «лучшей книгой года». Писали о нём все. На десять страниц ни в «Яндексе», ни в «Гугле» вы не сыщете двух ругательных рецензий подряд.

«Развитие искусства авангарда совпало по времени с новой экономической стратегией современного мира, когда золотое обеспечение валюты перестало существовать и для нового экономического рывка потребовалось ввести тотальное кредитование всех всеми. Авангард разделил новую экономическую концепцию мира – он, подобно современной бирже, раздаёт векселя и акции – т.е. просто настриженную бумагу (в некоторых произведениях авангардного искусства этот образ буквально воплощён в реальность), каковую нарезанную бумагу объявляет непреходящей ценностью. Как же так, помилуйте! – кричат иные консерваторы. – Ведь ценность – это Рафаэль. Нет, – возражают им люди нового мышления, – Рафаэль существовал как единственно возможная ценность, когда рубль (или фунт) был эквивалентен определённому количеству золота. Сегодня мы выписываем векселя под будущее – мы продаём кредиты. Находясь вне культурной иерархии, эти векселя ничем подтверждены быть не могут, никто их ценность удостоверить не в состоянии. Обыватель, боящийся, что его околпачат – как не раз бывает с векселями в банках, увы, – стоит перед ничего не выражающей стряпнёй, и он озадачен: брать бумажку – или не брать?»

Действительно, это много больше того, что принято называть современной прозой. Но вам-то оно зачем? Зачем оно? Марат Гельман нервно пошевелился. А вам зачем?

(офорты тоже Кантора, здесь и далее)

Зачем вообще Максим Кантор? Чем он лучше кого-нибудь из ближнего круга? Зачем читать большие тома, в которых отступлений от сюжета к истории XX века и теории искусства столько же, сколько французского текста и батальных сцен в «Войне и мире»?

«-… Я не поверю в героя – будь он сын короля или Бога, – который, желая вправить сустав у времени, вывихнет его у меня. Это обманная пьеса. Знаешь, какая самая страшная фраза в пьесе?

• Какая?
• «Клинок отравлен тоже». Потому что всё остальное уже давно отравлено."

Здесь много пафоса и любви. Но роман-то – героический, его иначе не напишешь. Этот большой вязкий текст должен вдохновлять, не больше не меньше, на Революцию, хотя, возможно, покажется кому-то слишком консервативным.

Читать Кантора нужно затем, чтобы – просто – увидеть. Прочитать не поэтическое смятение амёбы верлибром, а историю. Не сюжет, а прозу. Чтобы подойти к вечности ближе, чем подпускает «Маленький принц».

«…Но главное в этом монологе другое: это рассказ Энея, понимаешь, Энея! Энея, который спустился за отцом Анхизом в царство теней с угрозой стать тенью самому – и вынес оттуда отца на плечах.

• Думаешь, Гамлет помнит про это?
• Будь уверен, Гамлет думает о царстве теней, будучи сыном тени. Когда Гамлет гибнет, он сам тоже становится тенью. Непонятно: дух он или призрак. Если он всё время пишет черновики, один за другим, то должен же найтись и окончательный вариант. Или по-другому: призрак есть тень идеи. Какой идеи? Осталость только понять, верно? Пьеса называется «Гамлет» – но не сказано, какой из двух Гамлетов. Отец или сын? Я думаю, и тот и другой – сразу про обеих. Это и есть название пьесы: «Отец и сын». Такое название у всех главных книг, и даже у самой главной. Но сначала я вот о чём скажу: Гамлет не ведёт себя никак – именно потому, что все возможные варианты поведения уже истрачены. Посчитай: сколько вариантов поступка есть у Гамлета. Сразу окажется, что любой поступок, который он мог бы совершить, уже кем-то совершён – место уже занято, кто-то другой так себя уже проявил н этом месте.
• Приведи пример, пожалуйста.
• Пожалуйста. Например, он может захватить власть, убить исподтишка короля, объявить себя законным наследником короля предыдущего, царствовать с видимым удовлетворением, так, как это делает Клавдий, как это делают во многих нам известных по истории случаях. Не надо шума, пырнул по-тихому, и порядок. В этом смысле Клавдий является потенциальным двойником: недаром в представлении актёров – отравитель изображается племянником жертвы. Сцена якобы разоблачает Клавдия, а на самом деле проигрывает возможное поведение Клавдия. Верно?
• Здесь я согласен.
• Офелия, – сказал его собеседник, – являет ещё один вариант поведения. Принц мог по-настоящему сойти с ума и покончить с собой. Так, вероятно, ведёт себя человек, потрясённый смертью отца, – просто сходит с ума. Он все типы поведения понемножку пробует. То сумасшедшим побудет, то в Пирра поиграет – с мечом постоит, то задумается о государстве, как норвежец. Если посмотреть внимательно, все варианты поведения разобрали, и каждый, вообще-то, неплох. Но выбирает он потом окончательный вариант.
• Какой же?
• Я скажу, если сам не догадаешься. Ты ответь мне на простой вопрос: зачем внутри пьесы – ещё одна пьеса? Зачем пьеса, которую играют актёры?
• Мышеловка? Нужна для того, чтобы разоблачить короля.
• Разве за этим? И как же короля разоблачили – тем, что обидели?
• …Реальность – она одна. А Гамлету всё стало ясно именно в театре. Когда посмотрел представление – оно отразило всю его историю. Он посмотрел – решил: всё, пора. Хватит время тянуть.
• Видишь! Ещё одно зеркало! Тоже зеркало! И ты прав, ты прав, – вдруг горячо заговорил историк, хватая друга за руку, – ты прав, что для каждого играется своя пьеса. И я тоже прав, когда сказал, что пьеса всего лишь одна – одна на всех. Понимаешь?
• Нет, мой пылкий друг, не понимаю.
• Я имею в виду такое зеркало, в котором отразится всё сразу. Мышелока – сыграна и для короля, и для Гамлета, и попадают в неё оба. Просто король видит в представлении аллюзию своей истории, а Гамлет – структуру истории вообще. И Гамлет понимает, что его судьба – такая же пьеса внутри другой пьесы, как «Мышеловка» – внутри пьесы «Гамлет». Герой смотрел на судьбы других теней – на судьбы своих двойников. Вернее сказать так: он думал (и мы вместе с ним думали), что все они – его двойники. И неожиданно этот зеркальный ряд распался, когда он увидел, что они вставлены не в его пьесу, как он самонадеянно решил, а они – вместе с ним – внутри большей пьесы. Понимаешь теперь? Вот что ужасно – вырываешься из одного сюжета, думаешь: убежал! А ты не убежал и никогда не убежишь."

В книге стоит идеальный полифонический диалогизм и полный карнавал по Бахтину. Каждый из героев «Учебника рисования» убедительно и настойчиво тянет на себя, и вместе они так растягивают роман, что он может закрыть собой дыру времени.

«Энциклопедия русской жизни» – не даром же сказано. По «Учебнику» можно изучать 90-е.

Впрочем, роман не нуждается в лишних словах. Он всё сам про себя знает. «Вас много, а я целый один», как говорит второстепенный герой произведения.

P.S. Кстати, в этом году вышел сборник статей Кантора – «Медленные челюсти демократии».

Помимо статей о политике, в нём есть очень интересные рассуждения о современном искусстве и большая статья о кумире копирайтеров Владимире Маяковском.

Они заслуживают отдельного разговора.

Посмотреть работы Максима Кантора, прочитать его биографию и пр. можно по адресу: http://www.maximkantor.com/