Марк Лазаревич Леви (псевдонимы Михаиил Агеев и М. Агеев; 1898, Москва — 1973, Ереван).
Сын богатых еврейских купцов, с 1920-х годов в эмиграции во Франции. Многогранная личность, Леви всегда любил повторять, что в жизни надо испробовать все. Среди прочего испробовал он и писательство, сочинив и опубликовав знаменитый Роман с кокаином (Повесть с кокаином, 1934 под псевдонимом М. Агеев).
В 1940-е годы Леви вернулся в СССР и поселился в Ереване, где стал заведующим кафедрой немецкого языка в пединституте. От литературы отошёл. В Ереване он и умер в 1973 году.
Роман, собственно, более всего и интересен захватывающей детективной историей определения авторства (Набоков! нет, не Набоков! но… может, все-таки Набоков?..), филологическими мордобоями и литературоведческими скандалами, «открытиями» и открытиями, «разоблачениями» и разоблачениями, свидетелями которых стали мирные литературоведы-“эмигрантщики” и добрая публика, надеющаяся получить еще один, внеплановый роман любимого Набокова-Сирина.
«Роман с кокаином» первый раз явился читателю во многом благодаря усилиям Г.Адамовича.
Рукопись под названием «Повесть с кокаином» пришла по почте из Константинополя в феврале 1933 года в парижский журнал «Иллюстрированная Россия» (для участия в конкурсе произведений новых авторов) на имя Адамовича, который с 1929 года вел в издании «Литературную неделю». Повесть тогда лишили права публикации, так как произведения подписывались псевдонимом или девизом, о чем автор не позаботился. Адамович передал понравившуюся рукопись Н.Оцупу, редактору «Чисел», после чего по соглашению с «Иллюстрированной Россией» «Числам» перешли авторские права на нее.
М.Агеев сразу же обратил на себя внимание критики. В рижской газете «Сегодня» (1934, 12 июня) дал положительную рецензию П.Пильский, в Риге критик не менее влиятельный, чем Адамович вместе с Ходасевичем для Парижа; Г.Адамович свою рецензию на десятую книгу «Чисел» начал с разбора повести, отметив, что «на этот раз «Числам» посчастливилось: они «открыли» настоящего писателя", повесть которого «излучала какой-то магнетизм, покоряла, захватывала» при том, что «со «столичной» точки зрения не все в ней сделано именно так, как нынче принято". На «Повесть с кокаином» восторженно откликнулся Д.Мережковский: «Когда он успел «выписаться», если выписываться надо? У него прекрасный, образный язык. Не уступает, с одной стороны, Бунину, с другой – Сирину. Соединяет в языке (в изобразительности) плотную, по старым образцам вытканную, материю бунинского стиля с новейшей блестящей тканью Сирина. Это – внешность. А дальше – надо забыть и Бунина с его плотностью, и Сирина с пустым блеском искусственного шелка, а вспомнить… пожалуй, Достоевского, – только Достоевского тридцатых годов нашего века". О влиянии Достоевского писал и Г.Адамович.
Так что все для молодого и начинающего шло не так уж плохо. И не за горами уже было отдельное издание под названием «Роман с кокаином».
Книга получила неплохую прессу. Одна из первых рецензий на роман, принадлежащая самому В.Вейдле, заканчивается выводом: «Она [книга] местами беспомощна, но нигде не поддельна. Не понравиться она может, но ее не так легко забыть». Владимир Вейдле счел, что повесть переименована неудачно, «должно быть совсем не по воле автора». Но саму книгу оценил очень высоко, несмотря на все претензии к языку. То, что Вейдле назвал «дефектами языка», В.Ходасевич счел языковой неряшливостью, дополняющей общие недостатки книги, которая «оказывается иллюстрацией к прописным истинам», т.к. «ослабляет и снижает рассказ прямыми рассуждениями и морализированиями, всегда банальными, а подчас и несколько пошловатыми» но Ходасевич в своей отрицательной рецензии отметил также «подкупающую искренность» передачи содержания у Агеева.
В. Ходасевич
Вейдле утверждал, что «убедительностью этой передачи и исчерпывается художественный смысл и духовное содержание книги».
В. Вейдле
Отрицательно отнесся к книге влиятельный деятель эмигрантской культуры Альфред Бем. Он так же, как и Мережковский, считал, что «М.Агеев находится под большим влиянием Достоевского. Это влияние, правда, чисто внешнее, без проникновения в самую суть его творчества Роман М.Агеева, несмотря на несомненную талантливость автора, с трудом дочитывается до конца, так как уже с первых страниц знаешь, что перед тобой клинический случай, который в итоге может привести лишь к постановке диагноза болезни, но не в состоянии дать никакого художественного разрешения». В целом Бем счел роман неорганичным и неряшливо написанным, оставляющим «чувство какого-то внутреннего раздражения». Г.Адамович, который еще в 1934 году пообещал написать об Агееве статью, как только выйдет книга, увидел в «Романе с кокаином» преемника «Подростка» Достоевского; Адамович пришел к выводу, что книга Агеева религиозна, «его повесть пленяет постоянным сплетением двух линий, – ангельской и звериной в бодлеровском значении».
Г. Адамович
Не правда ли, складывается впечатление, что вся эмиграция только и делала, что обсуждала новый роман? Широкое освещение любого хотя бы чем-то примечательного литературного явления было нормальной практикой для эмигрантской критики. Так что свежая критика отшумела, а о романе и его авторе забыли на полвека.
В.Варшавский полагал, что М.Агеев «пропал без вести». Глеб Струве в своем обзоре эмигрантской литературы удивился лишь тому, что Адамович считал Агеева «настоящим писателем», по мнению самого Струве, «Повесть с кокаином», носящая подзаголовок «По запискам больного», этот подзаголовок вполне оправдывает своей общей патологической направленностью".
Г. Струве
По общепринятой легенде, «Роман с кокаином» вернула к жизни Лидия Швейцер, которая разыскала его на полке букинистического магазина в 1983 году. Роман в тот же год перевели на французский язык, затем издательство «Даттон» (Нью-Йорк), купив права, осуществило перевод на английский, а по-итальянски книга вышла сразу в двух издательствах («е/о» и «Мондадори»). В переводах роман был прекрасно принят критикой, стиль его сравнивался с прустовским, честность изложения – с описаниями у Сэлинджера. Майкл Генри Хейм, автор предисловия к американскому изданию, поставил М.Агеева рядом с де Куинси.
На русском языке «Роман с кокаином» переиздали в Париже в 1983 году, а вскоре Н.А. Струве выдвинул и попытался обосновать гипотезу о том, что под псевдонимом М.Агеев выступил В.В. Набоков.
«Из всех эмигрантских писателей только Сирин-Набоков достигал такого мастерства, причем построение «Романа с кокаином» напоминает целый ряд романов Набокова 30-х и более поздних годов", «из безымянных или малоизвестных произведений эмигрантской литературы «Роман с кокаином» полвека спустя выплыл наконец на берег известности. А завтра, смеем надеяться, он станет девятым по счету русским романом одного из самых виртуозных, но и жутких писателей ХХ века". Семья Набокова категорически опровергла эту версию.
На сходство стиля М.Агеева и Сирина указывал еще Д.Мережковский, версий же авторства бытовало несколько: роман приписывали, например, парижскому книготорговцу М.С. Каплан (1893–1979), а Эндрю Филд, биограф Набокова, высказывал предположение, что «Роман с кокаином» написал Георгий Иванов, пародируя Набокова, чтобы тому отомстить, поэтесса Л.Д. Червинская и В.С. Яновский определенно называли другое имя – Марк Лазаревич (Леонтьевич, Людвигович) Леви.
Д. Мережковский
Первым откликом в поддержку «открытия» Н.А. Струве можно считать рецензию Ю.Кублановского, посчитавшего, что «неопознание авторства указывает на то, как мало, в сущности, вслушивались в музыку набоковской прозы даже такие проницательные критики, как Адамович и Ходасевич», не поверивший в «водевиль, разыгранный Набоковым», и З.Шаховская, видевшая даже мистификаторские «шишковские» стихи в 1938 году и считавшая «роман по существу антинабоковским».
Полемика, преимущественно вокруг авторства романа, длилась около десяти лет. Любопытной иллюстрацией к полемике может являться книга, объединившая под одной обложкой романы и В.Набокова, и М.Агеева.
Архивные находки в Мюнхене, Риге и Ереване, связанные с М.Л. Леви, не убедили Н.А. Струве, который продолжал настаивать на своей версии, лишь немного ее видоизменив.
Теперь он предположил, что хитроумный Набоков избрал Леви «посредником-участником в мистификации» эмигрантских критиков. А почему бы и не унизить ужасного «Мортуса»-Адамовича, ввести его в заблуждение, его, «ненавистника» Набокова, заставить положительно высказаться о юном даровании – Агееве? Логика какая-то в этом, конечно, есть. Кривенькая, но есть.Тогда же Н.А. Струве заявил, что признает только филологические доказательства авторства. Заочный вызов принял Иван Толстой, хотя он и считал спор потерявшим смысл после публикации архивных материалов о М.Леви в т.16 альманаха «Минувшее». И.Толстой дал упругий и ловкий анализ набоковской метафоры в сравнении с «метафорическими сбоями» Агеева.
И.Толстой
В 1997 году А.И. Серков опубликовал письма Марка Леви Николаю Оцупу, хранившиеся до того в личном архиве последнего в Институте славянских исследований (Париж), чем окончательно доказал авторство «Романа с кокаином».
В одном из писем, в частности, содержались последние, завершающие фразы романа, пропущенные в рукописи и не вошедшие поэтому ни в одно издание: «Это было все, что осталось после Вадима Масленникова, если не считать заношенного белья, рваного платья и маленького, желтого стекла, пузырька, на этикетке которого значилось: 1 gr. Cocain hydrohlor. E.Merk in Darmstadt».
Комментарии
Подписаться