|
|
За неимением эпиграфа Багиров: Хоть тройной. Вась, а как ты относишься к Владимиру Рудольфычу Соловьеву? Спрашиваю потому, что штамп "считающий себя порядочным журналистом" с легкой руки "Коммерсанта" въелся в Рудольфыча настолько прочно, что не оттереть. Ассоциативный ряд теперь очень прямой. Васильев: Х*ёво я к нему отношусь, хули скрывать Из одного интервью |
Не знаю как Вам, но мне писатель Соловьёв нравится своей молниеносной скоростью реакции в спорах, умением держать мысль и смотреть на ситуацию с разных точек зрения. А еще он пишет, иронично, выстреливая абзацами о России современной: Олигархи, Генералы, Чеченцы, Похудание, Путин, в окружении подобных тегов выходят его статьи и записи блога.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
На прошлой неделе вышла новая книга Вл. Соловьева, я ждал эту книгу, и ждал по нескольким причинам, это и творческий вечер в МХАТ под названием «Когда Мир Сошел с Ума» от декабря две тысячи восьмого, как и ожидалось первооснова написания, и извечные декламации на тему моральной сущности народного восприятия политики, религии, культуры, без которых Соловьев никогда не обходится, и редкий формат "эмоционального анализа".
Выпуская эту книгу, свободомыслящий публицист понимал, что она вызовет весьма неоднозначную эмоциональную реакцию: будут проклятья, будет непонимание. И в то же время среди людей, которые хотят и умеют думать, работа Владимира Соловьева найдет самый активный отклик. Пресс-релиз. Эксмо. 2009.
Далее субьективная подборка цитат из новой книги. Необходимо для того, чтобы понять о чём новая книга, и достаточно для того чтобы задуматься.
«Мир, конечно, сошел с ума. Но что самое страшное — что в этом массовом психозе принимает участие каждый из нас. Каждый из нас день за днем попустительствует подлости и разрешает ей проникать в свою душу. Каждый человек, который читает эту книгу, знает ответы…»
«Это жизнь, о которой мы практически не знаем, а ведь она на самом деле есть.»
«Невозможно найти период в истории, когда нашу землю не воспринимали бы как глубокую мировую провинцию, отставшую от передовых стран или, по крайней мере, пребывающую на боковом или тупиковом пути развития. Столь же вечны ожидания, что вот-вот этот эксперимент закончится, Россия выйдет на путь, уже хорошо известный, и в конечном итоге станет одним из игроков мирового сообщества, пусть и тяжелым, но понятным и говорящим на том же языке.»
«Конечно, мы — поколение, пришедшее следом, — имеем довольно слабое отношение к достижениям советского периода, но они все равно греют мне душу. Примерно так же, как современным итальянцам — ощущение, что когда-то великая Римская империя гремела по всему миру.»
«И мы этому верим, смотрим на американцев и говорим: «Идиоты! Вот дурачье!» Но это дурачье по-прежнему, даже в страшном кризисе, живет лучше, чем мы. А мы и из этого жуткого кризиса, который надвигается на нашу страну, не можем сделать ни одного правильного вывода. И невольно протаптываем себе новый, несветлый и хорошо известный путь — в командную экономику, в диктатуру партии, в молодую подленькую поросль, в мошенников с крестами и псевдогламурных героев.»
«Итак, мы являемся евреями современности. Именно поэтому у русского народа существует такая колоссальная ревность к евреям: им почему-то кажется, что евреи лучше их. Да не лучше! Такие же. Просто сейчас великий народ перенял эстафету.»
«Народ, которому и завидовать-то вроде не за что, потому что живем тяжело, а все же хочется быть причастным, потому что жизнь иная. В этом особенность и проклятие России — потому проклятие, что кому многое дается, с того много и спрашивают, и наказывают за любую ошибку. Но, конечно, по уровню дарования, по уровню бесшабашности, по уровню влюбленности в идеи равных нам мало.»
«…главная задача, ради которой мы существуем на этой Земле и только и можем жить, — это борьба за справедливость, за то, что правильно. А правильно — это когда у тебя нет нищего соседа не потому, что ты его отселил к чертовой матери или похоронил, а потому что ты его накормил.»
«Никогда не забуду историю, которую мне рассказал Михаил Танич. Он говорил: «Мы поднялись, а перед нами немцы. Мы успели выстрелить первыми, потом отошли от высотки, разбили стоянку на ночь, а с утра проходим по тому месту, где были рвы и окопы, видим лежащих там мертвых немцев, и смотрим — сапоги у них новые. А наши все прохудились. И вот я пытаюсь сапоги с трупа снять, а они примерзли. Ну и я по ноге трупа топориком-то постукиваю, постукиваю, чтобы сапог отошел…» Когда он мне это рассказывал, у него в глазах стояли слезы. Сколько лет прошло с тех пор, а страшная картина по-прежнему не уходила из его памяти.»
Комментарии
Подписаться