О чем ваша коллекция?
Мне хотелось показать, как из всех этих нагромождений объемов, ромбовидных и угловатых форм вылезает нежная прозрачная органза. Я всегда в человеке ценю его твердость: то, что его сложно столкнуть с его пути, то, что он точно знает, за что он стоит твердо. В этой коллекции из всего нагромождения углов и объемов появлялось что-то ровное, нежное, спокойное, умиротворенное, прозрачное, чистое – настоящее, непоколебимое.
Эта коллекция отличается от предыдущей.
Да, она очень закрытая. Она рассказывает об обманутом доверии, о лицемерии и предательстве – и об искренности. Я закрыла лица, потому что лица лицемерят. Глаза, маски – это все искажает реальность. Лица были закрыты, чтобы люди увидели то, что не обманет, – внутреннюю сущность, которая проступала сквозь разломы панциря. И в конце показа мы сняли маски, чтобы показать, что внутри всего этого были настоящие люди без грима, без причесок, такие, какие они есть.
Стилистом вашей коллекции был Веня Брыкалин. Вы раньше работали со стилистами?
Когда-то работала с Артемом Климчуком, но он тогда не делал полностью весь стиль, просто помогал, направлял. Но, работая с Веней, я поняла, что такое стилист с большой буквы. Я рассказала ему концепцию, показала несколько эскизов, и он все понял, все прочувствовал. Веня подключился к работе очень рано и отбросил даже некоторые ткани. Я смирилась, хотя у меня было несколько эскизов под эти ткани, а уже накануне показа он выбросил три пуховика – огромных, полностью закрытых кокона. Он же придумал закрытые лица. Сначала у нас была идея маски, мы пробовали, даже сделали макеты, но потом поняли, что это не то. И тогда мы просто закрыли лица, а квадраты и треугольники на головах символизируют смятение человека, то, что он в жизни часто бьется, наталкивается на эти углы, и только потом уже делает выводы.
Кто помогал вам с музыкой?
Мы обратились к Алексею Горчице, сказали, что у нас есть несколько набросков, поехали к нему в студию, просидели там до 12 ночи. Он стал играть и настолько это все понял и вошел в раж, что отменил все свои дела, и пришел на показ, стал за пульт. Мне очень понравилось с ним работать – он словно втянул в себя все настроение моей коллекции и выдал.
Вы планируете и дальше работать с Брыкалиным?
Думаю, да.
Зачем дизайнеру нужен стилист?
Он подчеркивает стиль дизайнера, делает его более четким, выпуклым. Веня буквально вытянул меня из меня самой. Мы, дизайнеры, часто где-то немножко филоним: недорисовали, а вот еще были тряпочки, нужно использовать, а может еще жилетку такую же… а ему это все неважно, ему важен образ.
Вы довольны своей коллекцией? Как долго вообще вы обычно довольны коллекцией: пять минут? полчаса?
Примерно столько. Да, этот перфекционизм сидит во мне и не вылезает. Во время показа, когда я стояла за кулисами, видела, что все в порядке, все идет нормально – я была довольна, и на последнем выходе кричала от радости и облегчения. Я расслабилась и все было хорошо. Но буквально на следующее утро, когда я увидела фотографии в интернете – все, я бы вот это уже убрала, почему же мы не сделали эту куртку вот так, и так далее…
После показа вас наверняка сравнивали с японскими дизайнерами. Наверное, когда вы делали коллекцию, уже тогда понимали, что так будет, что скажут: «Ну да, Ямамото, Ком де Гарсон» Это не цитирование, но абсолютно откровенный отсыл. Вы хотели продемонстрировать, что вы из их лагеря?
Вовсе нет. Я просто пользовалась теми же материалами, инструментами, но делала свое, то, что мне интересно сегодня. У меня там все было в покатых плечах, и в этом всем заключалась главная пластическая идея. И самое главное – был крой, я вообще больше мыслю конструкцией. Крой был очень сложным, что обусловило даже выбор цвета: на черном цвете швы пропадают, они не видны. Я хотела спрятать технику, чтобы все выглядело естественно и просто.
Когда японцы спрятали фигуру и создали вместо нее другой объем, который стали моделировать сами, во-первых, они отвергли биологическую красоту, а во-вторых, бросили вызов создателю. Дизайнер стал творцом в самом сакральном смысле этого слова – он стал создавать человеку новое тело. Насколько я понимаю, эта мысль вам очень близка.
Настолько близка, что я когда-то говорила, что хочу свои манекены с горбом, с увеличенными ногами и т.д.
Зачем?
Наверное, чтобы не быть такой, как все.
Но тут есть проблема: уже много таких, которые не как все, которые видят красивое в странном и странное в красивом. Эти люди уже даже создали особый пластический язык, на котором рассказывают о своих представлениях о красоте.
В мире моды вообще не так много языков, и при желании все можно свести к подражанию. Ты затянул талию – это Диор, накрутил объем – Ямамото, надел бежевое и всунул черную розу – все, Марджела. Но если ты чувствуешь этот язык, его нужно продолжать, на нем нужно разговаривать, его нужно развивать. И сделать это могут не все, как не все знают английский или, скажем, старо-тибетский.
Вы готовы к тому, что вы будете нишевым дизайнером?
Ну да. Я же сама говорю, что я не для всех, я для тех, кто настоящий, я сама загоняю себя в это. Мне хочется, чтобы человек, который надел мою вещь, сумел бы понять ее. Сумел найти, разгадать и раскрыть тот смысл, который я в нее вложила, даже если это полустертый размытый знак, которого почти не видно.
автор Зоя Звиняцковская
фото Андрей Коротич
Комментарии
Подписаться