“Будда рухнул от стыда”: На восточном фронте без перемен

Шестилетняя Бахтай (удивительно органичная Нихбакт Норуз) живет в афганской пустыне, около разрушенной статуи Будды, месте, забытом и Буддой, и внешним миром. Целыми днями она приглядывает за младшей сестрой и завистливо смотрит в сторону соседского мальчика (Аббас Алиджоме), зубрящего алфавит. Услышав, как он резво декламирует азбуку, Бахтай, недолго думая, берет из дома два яйца, отправляется на рынок, продает их и покупает тетрадь, с полной уверенностью, что теперь путь в школу для нее открыт.
В 2001 году мастодонт иранского кинематографа Мохсен Махмальбаф («Миг невинности», «Кандагар», «Секс и философия») опубликовал статью с длинным и громким названием «Статуя Будды не была разрушена, она рухнула от стыда». В ней рассерженный режиссер высказывал недоумение из-за столь большого внимания общественности к взорванной талибами статуе Будды в Афганистане, дав убедительно-пугающий прогноз: скоро в этой стране молиться Будде будет некому. Полнометражный дебют дочери Махмальбафа Ханы (которая, к слову, снимает кино почти с пеленок) служит не только своеобразной иллюстрацией к отцовскому памфлету, но и убедительно показывает, что за эти несколько лет ситуация нисколько не изменилась.

«Будда рухнул от стыда» – то самое злободневное и прогрессивное кино, которое никак не получалось у наших в этом году. Фильмам молодых о маленьких не хватало осмысленности и утонченности («Все умрут, а я останусь»), о вечно воюющем востоке – восточной мудрости («Мираж»), «самому актуальному кино года» – элементарного здравого смысла. Да, конечно, неспешная восточная притча иногда чересчур неспешная, а образы и метафоры порой плосковаты (что не значит очевидны). Но первое можно списать на особенности иранского кино (см. фильмы Аббаса Киаростами) , а второе – пока еще попросту на неопытность в полном метре (Махмальбафу-отцу в «Крике муравьев» это уже простить нельзя).

Что особенно любопытно, так это реминисценция «Запретных игр» Рене Клемана, антивоенной драмы полувековой давности. Но если у Клемана дети, так и не познавшие мирной жизни, убивали бабочек и мышек, создавая тихое кладбище, то в «Будде…» такие же дети уже загоняют в могилу живого человека, угрожая деревянными ружьями. Они заманивают мальчика, провозглашенного шпионом, в песчаную яму, превращая его в миниатюрную копию той самой статуи Будды: никогда еще вы не видели ребенка с такой старческой тоской в глазах.
И страшно не только то, что эти обделенные миром мальчишки потом направляют самолетики на вражеские башенки. Страшно, что те из них, которые не хотят играть в эти забавные игры, вынуждены признать поражение, закрыть глаза и упасть замертво. Пока понарошку.