Интервью с Жюльетт Бинош

ЖЮЛЬЕТТ БИНОШ: МЕЧТА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИНОЙ, НЕЖЕЛИ РЕАЛИЗОВАННОЙ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС.

Жюльетт Бинош в середине месяца посетила Киев с проектом «Jubilations», который включает не только ретроспективу фильмов с ее участием, но и выставку ее картин «IN-EYES», а также презентацию альбома живописи и стихотворений, посвященных разным режиссерам.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Кино&Гостиная преглашает  Вас посмотреть фильм с участием Джульетт Бинош и Ральфа Файнса, Грозовой перевал. (по многочисленным просьбам! один из самых лучших фильмов о настоящей любви) 9 мая, в воскресенье, в 15.00, в Клубе Б2, на Маяковке (Москва). 

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Интервью записано во время встречи актрисы с киевскими журналистами.— Каковы ваши впечатления от Украины?— Я счастлива, что я здесь, и это правда. Потому что Украина — это страна, которая сама завоевала свою независимость, а если происходят такие события, когда целая страна будто появляется, действительно есть желание открыть ее для себя, познакомиться с ней.— Как возник проект «Jubilations»?— Идея родилась во время спектакля театра современного танца, в котором я принимала участие не так давно. Опыт был довольно необычен. В течение семи месяцев мы очень активно выступали. Я настолько устала, что уже теряла сознание, и в октябре прошлого года мы решили прекратить играть спектакль. Но как следствие этих поездок с танцами, такого своеобразного паломничества — я побывала в одиннадцати странах. Тогда же мне предложили сделать ретроспективу лучших фильмов и представить их как один проект. А поскольку я работала с очень разными людьми и в разных странах с разными обычаями и традициями, мне не хотелось оставаться совсем пассивной, то есть просто ездить с этими фильмами и говорить о прошлом. Я решила дать своеобразный ответ режиссерам, работавшим со мной: они в свое время направляли на меня свои камеры, а я ответила им с помощью кисти. Действительно было интересно, что происходит с воспоминаниями, когда уже время проходит. Так же оттуда же родились стихи. Все развивалось, росло, как снежный ком, и стало таким проектом.

— У кого вы учились живописи?— Помню, когда мне было 9 лет, моя мама подарила мне 100 книг с репродукциями шедевров мирового искусства. У нас тогда было не очень много денег, однако она сделала это, когда появилась такая финансовая возможность. В этих довольно больших красивых книгах были и картины, и скульптуры. Поэтому в выходные дни я садилась и начинала копировать, долго и много. Кроме того, в школе я училась не очень хорошо. Для меня учебники не были интересны, и именно благодаря рисованию я могла найти выход, утвердиться, самореализоваться. Позже, в 15 лет я училась в экспериментальной школе. У нас были разные занятия, в частности, рисунок, и учитель был сам хорошим художником. Именно он научил меня работать со светом и тенью.

— Каким образом?— Он научил меня видеть связь между светом и тенью. Это, во-первых, увлекает, а, во-вторых, символично, потому что актер тоже работает со светом и тенью. Поэтому очень важно, что он научил меня видеть не противопоставление, а именно связь между светом и тенью. А если вернуться к живописи, то должна дополнить, что маслом не могу рисовать. Я один раз попробовала — вышло настолько ужасно, что я не осмеливаюсь еще раз это сделать. Поэтому для меня огромной радостью было открыть для себя акриловые краски, они очень быстро высыхают, и это замечательно. Соответственно, зависит от периода — когда я могу, а когда не могу рисовать.

— Хотелось бы поговорить о вашей основной профессии. Вы снимались у одного из лучших европейских режиссеров, Михаэля Ханеке. Каким был этот опыт?— Я работала в двух его фильмах. Это очень разные истории. В начале я была удивлена тем, насколько он замечательно понимает то, что происходит внутри актера, — ведь внутренний мир актера и внутренний мир режиссера различаются абсолютно. Первый из фильмов («Код неизвестен».

 — Д.Д.) снимался в Париже, поскольку он хотел выйти за привычные рамки, за свои собственные границы, и наши отношения были более плавными. Над вторым фильмом («Скрытое». — Д.Д.) работа шла сложнее, потому что, очевидно, там больше личного и внутри него чувствовалось напряжение. Думаю, что это было трудно не только для него, но и для всей команды, но когда работаешь с Ханеке, то можешь только наслаждаться тем, насколько ясная у него мысль, насколько совершенны его визуальные образы. Он очень хорошо мыслит, он работает в трехмерном пространстве, с компьютером, он все очень четко продумывает, прорабатывает, готовит, но иногда у тебя возникает ощущение, что ты как конь с уздой, тебя будто все время сдерживают и контролируют. Эта чрезвычайная точность, с которой он работает, может быть определенным бременем для актера, но с другой стороны, это помогает благодаря свободе, которую получаешь после: следующий режиссер дал мне полную свободу импровизации, и это тоже было счастьем, это можно было оценить. Но в любом случае, сколько бы фильмов не предлагал мне Михаэль Ханеке, я буду всегда соглашаться, потому что он для меня и друг, и удивительный режиссер. Я его просто боготворю.

— Еще один большой режиссер в вашей карьере — Луи Маль. Вы сами выбрали роль в его фильме «Ущербная»?— Я могу часами говорить о каждом из режиссеров, у которых работала. Эта роль была вовсе не моральная, тема достаточно провокационная, потому что там шла речь о связи между отцом и невестой сына, но я согласилась на съемки, поскольку меня увлек роман, по которому снимался фильм. Я даже встретилась с писательницей Жозефин Харт. Вообще, должна сказать, все время так получается, что мои фильмы часто снимаются на основе книг, и это тоже интересно, поскольку книга воспринимается внутренне. У тебя внутреннее видение того, что происходит, и потом очень увлекателен процесс визуализации, превращения текста в кино. Работа над «Ущербной» была достаточно сложной. К счастью, съемки удались, мы обошли все тяжелые моменты. Мне всегда важно знать, почему кто-то хочет снимать, откуда возникает желание это делать. Думаю, что в случае с этим фильмом шла речь об определенном шоке, пережитом в юности, о необходимости говорить об этом. Ни в коем случае не морализаторство. Именно об определенных переживаниях. Также я вспоминаю о шумерских богинях — есть легенда, что они приносили себя в жертву, отдавались мужчинам для того, чтобы те получили возможность определенной трансформации, превращения. Вероятно, в «Ущербной» есть определенная связь с такой позицией.

— В целом, по какому принципу вы выбираете роли?— Для меня важно видеть, в какую сторону движется фильм, когда я соглашаюсь на роль, и какие мысли он может породить у зрителей.

— А какую роль вы играете вне съемочной площадки? Имею в виду — есть ли у вас социальная миссия?— Я бы с вами не согласилась относительно миссии. Я считаю, что наша миссия — в том, что мы делаем, для чего мы созданы. У меня был период, когда я пыталась что-то делать в социальной сфере. Я ездила в Камбоджу, сотрудничала там с ассоциацией, которая помогала сиротам, и было очень сильное желание это делать. Тогда у меня родился первый ребенок, мой сын, и мне пришло в голову, что нужно, чтобы у него была какая-то связь с другим человеком, который живет на другой стороне планеты и имеет меньше возможностей, не так обеспечен. То есть для меня это было связано с моим материнством. Но все очень плохо окончилось, потому что один из руководителей этой организации оказался педофилом. Страшная история. Я была просто уничтожена, и поэтому я абсолютно против идеи, чтобы знаменитые люди, актеры занимались благотворительностью. Я говорила с одним режиссером из Камбоджи. Он мне сказал, что люди сами должны разрешать проблемы в стране, где живут. Они сами ответственны за свою страну. Это должно быть их достижением. А если вернуться к тому, что мы делаем, — то это наша миссия, большая ответственность, в частности, в выборе фильмов. Если предлагают фильмы, где можно заработать деньги, как-то карьеру свою обустроить, стать более известным, то я все же предпочитаю делать вещи, наполненные другим смыслом.

— Тем не менее, вы крестная мать пяти камбоджийских детей.— Мы переписываемся, но свою судьбу они решают сами. Я слежу, забочусь финансово об их образовании, знаю, куда они движутся. Но вообще быть крестной матерью — это в первую очередь быть уверенной, что у них есть, где спать в нормальных условиях.

— Вы говорили, что увлекались в юности дневниками Марии Башкирцевой. Знаете ли вы, что она украинка?— Я некоторое время действительно очень увлекалась этой личностью. Нет, я не знала, что она украинка. Но это очень интересная личность, которая занималась всем на свете. Также моя мать многое сделала для того, чтобы я увлеклась русской литературой. Я много читала Бальзака, очень много русской литературы и вовсе не читала американскую. Русская литература оказала на меня действительно большое влияние.

— Вы сами приобщились определенным образом к писательскому делу. Имею в виду книгу ваших стихов, которую вы представили здесь, в Киеве.— Книга родилась в первую очередь из вопросов внутри меня. Каждый вид искусства, которым я занимаюсь, — это способ выйти за определенные внутренние пределы, выразиться, высказаться. То ли это живопись, то ли письмо, то ли танец — все отвечает на определенные внутренние вопросы, является выражением внутреннего мира. Вопрос о нас, о человеке, о том, как развивается все вокруг. Потому что как-то странно, что мы встречаемся, существуем определенное время очень близко друг к другу, и вдруг все заканчивается. Речь идет именно о человеческой связи. Но это не суждение, потому что почвой для написания книги являются ощущения, в первую очередь физические, — ведь тело никогда не врет. Собственно, преимущество в том, что книга об ощущениях, а не об идеях и не о каких-то умственных проекциях. С живописью иначе: я всегда начинаю рисовать людей с глаз, потому что глаза — это внутреннее. Потом уже какие-то внешние контуры, но все же начало — глаза. Если же, сравнивая с этим, говорить о письме, то я решила определенное время писать без каких-либо суждений, просто о том, что происходило, какие были ощущения. Есть такое понятие, как автоматическое письмо. Через несколько дней я перечитала написанное и поняла, что там слишком много болтовни, и я начала убирать лишние слова, пытаясь оставить главное. Вот если на картине главным было нарисовать глаза, то на бумаге — убрать лишние слова. Это кто-то называет поэзией, но моя цель была в том, чтобы оставить меньше слов.

— Не так давно вы сами стали объектом портретирования, так сказать. Имею в виду документальную ленту «Наедине с Жюльетт Бинош», которую сняла о вас сестра. Узнаете ли вы себя там?— Любой фильм — это лишь интерпретация. Чтобы человека хорошо знать, нужно долго жить с ним. Но это свидетельство об определенном периоде моей жизни. Мы тоже его тогда прожили вместе.

— Как вы любите проводить время вне работы?— У меня нет таких разграничений, я актриса, и эта моя жизнь, это для меня самое главное.

— А какая музыка составляет ваш досуг?— Могу ответить очень широко. Мои вкусы эклектичны. Это классика, джаз, иногда рэп. Нужно быть открытой в этом плане, когда воспитываешь детей.

— Уж коль скоро мы затронули семейную тему, не поделитесь: почему вы никогда не выходили замуж?— Мне дважды предлагали выйти замуж, когда отношения уже заканчивались. Думаю, почему меня не спрашивали в начале? А в третий раз я решила, что это уже будет совсем неразумно.

— Как у красивой женщины у вас все же есть своя тайна...— Не знаю, какие здесь могут быть секреты, кроме любви. Пару лет назад я открыла для себя Цигун — древнюю систему знаний Китая, связанную с энергией в человеке. Благодаря этому я могу очень много энергии открыть в себе. И когда у человека хорошая энергия, то и его красота достигает своего максимума.

— В завершение — по вашему мнению, когда художнику лучше работается — когда он сыт или когда он голоден?— Когда мы работаем, то не думаем о голоде, потому что полностью сосредоточены на работе... Я думаю, что художник должен абстрагироваться от вопросов успешности или неуспешности. Самое главное — что мы делаем то, что не можем не делать, что это тотальная необходимость. Повторяю, этот вопрос не лежит в плоскости успеха или неуспеха.

— Есть ли у вас мечта, осуществления которой вы желаете больше всего, пусть в отдаленном будущем?— Мечта не может быть иной, чем реализованной здесь и сейчас. То, что создает жизнь, — это настоящее мгновение. Здесь и сейчас должна происходить трансформация этого момента, его превращение во что-то прекрасное и пленительное. Не может быть какой-то мечты вне момента. Нет каких-то сожалений о прошлом, нет амбиций на будущее. У меня есть только настоящий момент.