Пересечь Великую Пустыню Намиб, в одиночку и без поддержки, на багги под кайтом – всегда было моей мечтой. Затем я выяснил причину этого: детский дом. Я хотел научить детей, живущих там, что, независимо от чего угодно, они никогда не должны сдаваться. Я хотел приключений, хотел почувствовать себя живым. Что я на самом деле хотел получить – это попасть в самую дикую поездку на багги в условиях, полных приключений и трагической реальности, не будучи уверенным – смогу ли я на следующий день сделать то, что смог сегодня.
Оказавшись в той пустыне, ты предоставлен самому себе. Там нет никого и ничего на расстоянии 420 километров. Только ты – и невообразимое количество песка, насыпанное в гигантские незащищённые от ветра дюны, которые вовлечены в вечную войну с леденящими водами Атлантического океана. Это самая старая пустыня в мире, с самыми высокими дюнами и температурами до 50C. Если в течение года простоять там с чашкой в руке, в ней наберётся только 10 мм дождя. Мне было необходимо очень быстро научиться приспосабливаться, потому что у пустыни есть обычай: бить особенно сильно тех, кто неопытен. Я изучил схемы и графики, собрал оборудование со всех континентов, включая очень широкие bigfoot-шины и американский карманный опреснитель для воды. Я придирчиво отбирал все устройства для выживания, надеясь, что они помогут мне пройти живым через крайне негостеприимную обстановку. Всё, что я взял, нужно было нести на себе, поэтому вес имел важнейшее значение. Не было места для запчастей – и очень мало места для ошибки. Я придумал подходящее название для своего багги – «Собака», – и спроектировал его для выживания в самом суровом ландшафте, стараясь сделать его настолько лёгким, насколько это возможно; но, как выяснилось, не достаточно прочным.
Пересечение пустыни заняло две недели, я нёс с собой всё оборудование для выживания и узнавал, как жить на земле, столь суровой, чуждой и в то же самое время такой навязчиво красивой. Я стартовал до рассвета и обычно заканчивал движение в ранние утренние часы. Шёл, карабкался, тянул – и, где возможно, ехал на багги. В первые три дня, пересекая гигантские рыхлые дюны, я 15 раз порвал свою трапецию, которая имела предел прочности в 100 килограммов. Неумолимое солнце и жестокая окружающая среда за 12 дней лишили моё тело восьми килограммов. Если я пил меньше четырёх литров воды в день, то мои потрескавшиеся губы покрывались коркой, а пересохшее горло делало глотание трудным. Порывистые ветра время от времени бушевали до 25 м/с, лишая возможности моё 105-килограммовое тело двигаться даже под 3,5-метровым кайтом, чтобы не быть размазанным по камням. Всего лишь за 30 километров пути по пустыне я перенёс восемь серьёзных аварий из-за грубого рельефа, сломав два обода. На незнакомой земле, вдали от дома, один, сидя в холодной тёмной пустыне в четыре часа утра, я думал, что моя мечта умерла. Это было худшее чувство, страх сжимался вокруг горла и вонзал свои когти в мою плоть. Я должен был жить по-своему и никогда не сдаваться. Дождавшись высокой дневной температуры, прячась в камнях, я отправился пешком на 30 километров назад, в маленький немецкий городок Luderitz, где всего лишь за месяц до этого был установлен рекорд скорости в кайтбординге. Добравшись туда в три часа дня, тянущий за собой разбитые остатки своей мечты, я искал выход. Три дня спустя и после многих чудес, упорства и отзывчивых людей, я смог восстановить свой багги и получить ещё одну попытку для возвращения. Теперь я знал, что манило меня, и бремя пустыни вернулось в мои сны.
Вернувшись в пустыню, мой багги все ещё скрипел, но это не имело значения. Я путешествовал, и ни огромные дюны, ни скалистые горы не могли меня остановить. Обнаружив 30-километровую сковороду из соли, я свернул на неё. Она была настолько гигантской, что всё, что я видел – это тонкую линию горизонта, размытую дымкой жары. Я мчался через неё, взламывая поверхность цвета мороженного. Объезжая по дуге залив, я повстречал галопирующее стадо из 13 гигантских антилоп Орикс, и мы вместе летели на 50 км/ч, преследуя небо. Откинувшись назад, я кричал ветру от переполнявших меня страстей. Вот для чего я приехал. После трёх месяцев планирования и восьми дней задержек, это было то, чего я желал. Я пересекал пустыню.
Каждую ночь в своей маленькой палатке я мог слышать шакалов, бродящих снаружи – они сопели вокруг, ожидая какой-нибудь возможности. Я спал, затащив багги двумя задними колесами внутрь и выставив переднее колесо напротив головы – на тот случай, если гиене вдруг захочется присоединиться ко мне. Пустынные гиены испытывают любовь к резине, а я не собирался давать им пожевать мою линию жизни. Шакалы все же получили свой шанс на пятую ночь, когда я, уставший и измученный, заполз в свою палатку, забыв в темноте снаружи свои ботинки. Утром их не было. По следам шакалов я нашёл сначала один, а затем и другой – не съеденные. На этот раз вонючесть ботинок окупилась, в противном случае у меня были бы неприятности. За следующие несколько дней я пересёк скалистые горы, плёлся к заполненному песком горизонту и вскарабкался на утёсы, чтобы обнаружить кораблекрушение, скрытое от всего внешнего мира. Я шёл по забытым берегам, перешагивая через многочисленные скелеты и сухие кости. Я выдерживал свирепые ветра, часто затрачивая минут по 15 на то, чтобы заставить себя снова продолжить движение, но всё время медленно и неуклонно продвигался к награде.
Несчастье случилось через 120 километров, когда я попытался спуститься с одного из многочисленных утёсов, через которые необходимо было пройти. Уклон был слишком большим и я, сидя на своём багги, пытался тормозить ногами, но это удавалось плохо. Отворачивая в сторону, чтобы избежать столкновения, я сломал заднее колесо. Я скользил к подножию, думая, что всё кончено. Окружённый скалами и песком, вдали от воды, я снова почувствовал страх, стягивающийся вокруг моего пересохшего горла, и осознавая сокрушительное ощущение, что я совершенно один – без запчастей и поддержки. У меня было разное снаряжение, но не было ничего, что могло бы помочь мне. Полчаса я притворялся, что я нахожусь где-то в другом месте, затем снял тент оглянулся назад, в настоящую действительность. Кусок за куском я демонтировал колесо, пытаясь разглядеть хоть проблеск надежды. Работая всю ночь инструментами, пока пальцы не покрылись пузырями, я принял временное решение. Возвращение означало 120 километров самого ужасного ландшафта; продвижение
вперед значило 300 километров неизвестного маршрута на неисправном оборудовании. Сидя там и чувствуя ответственность решения, я начал медленно смеяться. Истина была в том, что возвращаться я не собирался.
Я нахально подумал, что на берегу – в 160 километрах – станет легче. Вместо этого ветер стих, и я оказался в безвыходном положении с тремя дохлыми и одним живым доказательством этого, которые пялились на меня в течение шести часов на песчаной полосе шириной всего десять метров. Все это время леденящий океан заманивал меня в ловушку напротив 160-метровых неприступных дюн. Закончить этот 42-километровый отрезок без ветра было невозможно. Я вернулся на восемь километров назад – туда, где я мог выйти из досягаемости влияния моря, чтобы дождаться ветра. Пустыня была устрашающе тихой в течение трёх дней. Вы много узнаёте о себе, когда окружены такой навязчивой красотой, жарой и невозможностью куда-нибудь двигаться. Это был десятый день, и оставалось ещё три дня до того срока, когда будет вызван спасательный самолёт, который прекратит моё путешествие. Мне всё ещё оставалось пройти 260 километров. Я должен был попробовать ещё раз. Идя по ночам, пользуясь счастливыми случаями и привязывая своё оборудование к камням во время приливов, я смог преодолеть 42-километровый отрезок, где дюны отступились и возвратился ветер. Прорываясь через ещё одну соляную сковородку, фальшиво напевая «Приведи меня домой, сельская дорога», я надоедал повстречавшимся здесь шакалам, возвращая им свою маленькую месть. Пока я ехал рядом с большим шакалом, он поглядывал назад на меня своими большими глазами, высунув язык и задыхаясь во время бега. Я снял ногу с ножного упора и уже собирался легонько пнуть его, но вместо произнес зажигательную речь: «Грант, вы входите в их дом, упорно преследуете их на расстоянии ярда, а затем хотите дать пинка? Это слишком злопамятно, как вы думаете?» Я засмеялся и отвернул в сторону, затем ехал до поздней ночи, пока ветер не умер совсем и мой кайт не упал. Оставалось идти 12 часов и 70 километров, я выползал из засасывающей грязи, моё оборудование тянулось позади меня. Я сел напротив моего багги, тяжело дыша и без надежды на ветер. Моё тело устало, я не ел как следует в течение трех дней. Сделать такое ещё раз казалось невозможным. Я откинулся назад и осторожно засмеялся потрескавшимися губами, сидя под горячим солнцем пустыни. Я сделал так много, доехал так далеко, что ирония провала так близко от финиша будет трагедией. Все, что я должен был сделать – это отправить сообщение. Когда я встал, чтобы попытаться обойти грязь, я заметил движение в дюнах. Это был автомобиль, и они заметили меня. Они дали мне еды и разрешили попользоваться их спутниковым телефоном. «Я жив. Не посылайте самолёт», – сказал я. Позже в тот же день ветер действительно появился, и я покинул пустыню в прекрасном стиле – вырисовывая кривые на дюнах и крича навстречу ветру.
Грант совершил этот пробег в помощь Этелбертскому детскому дому – удивительному месту, где ведут большую работу с детьми, пострадавшими от жестокого обращения и сиротами: www.Ethelbert.co.za
Грант продолжает принимать пожертвования после переговоров. Для обсуждения условий можно связаться с ним в группе в Facebook: «Kite Buggy Namib Desert»!
Комментарии
Подписаться