Интервью с Питером Хуком: "Это правда в том виде, как я ее помню"
Россия наконец дождалась своего кусочка Joy Division в лице басиста Питера Хука с группой The Light. Для тех, кто заслушивался смурными песнями из Манчестера еще в студенческие годы, это ситуация из разряда «небывалое бывает». Здесь непонятно, что важнее — музыка или сам факт того, что это будет Joy Division, хотя бы в light-варианте. Музыкант, без чьих пульсирующих партий историю и звук пост-панка невозможно представить, освободился от своих обязанностей в New Order и умудрился грамотно обернуть в собственную сторону разлад с коллегами. В интервью РБК daily Хук предстал весьма жовиальным персонажем и в придачу добрым отцом. Питер Хук и The Light исполнят монумент 1979 года Unknown Pleasures в московском клубе Milk 2 марта и в питерском «Космонавте» 3 марта.
— И какие секреты откроете?
— (Смеется) Все открою! Книга так и называется: Inside Joy Division.
— Не боитесь случайно скандал учинить? Судя по тем интервью с вами, что я видел, вы свою точку зрения выражаете без оглядки.
— (Смеется) Да нет, не особенно. Это хорошо вообще или плохо? По-моему, что важно, так это быть честным. Честность важна в любых отношениях, в том числе в музыкальных сферах. Многое зависит от того, насколько уверенно ты себя чувствуешь. Да это и в бизнесе есть. Я обнаружил, что многим моя честность даже нравится. Но при этом никто не имеет ничего против молчания. Для меня это загадка. С одной стороны, все предпочитают иметь дело с мифами, а с другой — если ты эти мифы разрушаешь, то тем же самым людям такое вроде тоже нравится. Так что я все-таки не хочу учинить войны между персонажами, с которыми приходилось и приходится иметь дело. Моя книга — это я, это моя память, с которой у меня самого нет противоречий, и это правда в том виде, как я ее помню.
— Сами все писали? Артисты, насколько я знаю, любят нанимать помощников, которые все за них делают.
— Можно сказать сам. Есть на самом деле человек, который помогает распечатывать все мои интервью. Но потом я за них усаживаюсь и придаю законченную форму. Переписываю до бесконечности, пока самому не понравится. (Смеется)
— Оказавшись в последнее время в стороне от New Order, вы просто среагировали на ожидания публики или пошли по самому логичному пути, взявшись за материал Joy Division?
— Да я и сам такого ждал сколько лет! По сути, мы 30 лет песни Joy Division почти не играли, за редкими исключениями. И я не стал прикидываться, что реформирую группу или что-то такое. Ты просто можешь сам играть эти песни. Или не играть. Я предпочел первое — и со мной оказался согласен весь мир, у меня получилось. И это очень круто! Ведь когда Joy Division существовали, поездить особенно не удавалось. Добраться до Мексики, Бразилии или России? Да вы что! А сейчас я наверстываю, затыкаю географические пробелы. И никто еще не сказал, что я неправ!
— В последнее десятилетие мы увидели резкое возрождение интереса к пост-панку. Joy Division, которые раньше были иконой «не для всех», до некоторой степени начали терять свой статус и становиться модной ретро-штучкой. У меня одна школьница попросила послушать Joy Division, из-за того что Interpol и Editors были в топах. Подобный поворот событий вам понравился или нет?
— Забавный поворот, что ни говори. По-моему, как музыкант, я буду только рад, если люди послушают песни, которые я записал. Какое бы это время ни было и что бы ни происходило с модой. Я только рад, если молодежь, в чем-то еще неопытная, приблизится к твоей музыке и сможет ее по-достоинству оценить. Когда я снова стал играть Joy Division, я думал, что публика будет состоять из одних стариков вроде меня. А оказалось, что в толпе было полно молодежи, почти детей! И это реальный комплимент музыке Joy Division, памяти об этой группе, Тони Уилсону, Мартину Ханнету — всем нам. Представьте себе, что песни сейчас слушаются ничуть не хуже, чем в дни, когда мы их записывали, 34 года назад! Все, что ты хочешь как музыкант, — это чтобы тебя слушали.
— Как насчет понимания того, что стоит за этими песнями, за текстами в конце концов?
— Когда ты молод, то пишешь по разным причинам. И когда ты сам погружаешься в тексты и музыку, эти причины оказываются более или менее явными. Я не думаю, что любой молодой человек в наши дни поймет то, что хотел выразить Иэн Кертис, иначе, чем похожий молодой человек 30 лет назад. Иэн был таким же молодым человеком и остался молодым, потому что рано ушел из жизни. По сути ничего не изменилось — это песни, написанные молодым человеком для таких же молодых людей. Иэну было 21—22 года, когда он их писал, так что, думаю, и сейчас проблем с пониманием не должно возникать.
— Технически тяжело повторить все то, что вы делали в конце 70-х?
— Собственные песни мы слышали в основном на концертах, а это совсем не то, что было в записи. Когда через 30 лет я вернулся к этим песням, мне пришлось комбинировать тот звук, который нарулил Мартин Ханнет, и звук, который у нас был живьем. И мне нужно было дожить до моих лет, чтобы попробовать сделать вещь, которая вроде должна была быть совершенно естественной в дни молодости. Тогда мне нравились The Clash и Sex Pistols. Да они всем тогда нравились! (Смеется) А сейчас я слушаю Joy Division образца Мартина Ханнета! (Смеется) Вживую я стараюсь использовать старое оборудование, но, что интересно, временами мне приходится его сэмплировать. Иногда так получается надежнее. Ты хочешь получить старый звук, а новая техника гарантирует, что сбоев не будет. Это никакое не святотатство. Неужели людям трудно понять, что песни и звуки делает человек, а не компьютер? Техника вторична. Если ты сумеешь заставить ее выдать тот звук, который тебе хочется, то вопрос старого и нового оборудования становится вторичным.
— Как вы себя чувствуете в роли солиста, да еще с такими почетными песнями?
— Мне отчаянно хотелось, чтобы их пел кто-то, кроме меня, и я принялся пробовать всех подряд. Все, что мне нужно было самому, — это играть на басу. Я даже думал о том, чтобы обратиться вообще к самым ранним участникам группы. Но в какой-то момент понял: перед микрофоном мне неожиданно комфортно. Риск оказался оправданным. И, знаете, из-за этого в группе на басу заиграл мой собственный сын Джек, он ближайший для меня человек в этом мире. То, что мне пришлось сменить собственную роль на сцене, не отразилось на песнях — мой сын на басу играет почти так же, как я. Как раз тут у меня и появилась уверенность в том, что мы все делаем правильно, — я как бы передал ему все по наследству. Пожалуй, этот факт радует и утешает меня гораздо больше, чем собственная смелость спеть эти песни.
— Певица Роветта, исполняющая на недавнем диске 1102 2011 EP классические песни Joy Division вроде Atmosphere, оказывается явным объектом для нападок закоренелых фанов. Ведь мало кто может представить здесь женский вокал…
— Роветта мой хороший друг, да еще и с отличным голосом. Ее единственную удалось раскрутить на подобное предприятие. У нее — у женщины! — единственной хватило яиц взять и спеть песни, о которых другие без дрожи думать не могли. А одной из главных причин записать ее вокал стал Стивен Моррис — он к Роветте относился крайне неуважительно, и меня это дико раздражало. Я и подумал: «Ну я тебе покажу!» (Смеется) Затащил Роветту в студию — и она справилась на пять с плюсом! Месть сладка! (Хохочет)
— Каков был ваш главный отеческий совет сыну?
— (Не раздумывая) Что бы ты ни делал, не вздумай цепляться за меня. (Смеется) Мне с ним так повезло. Он совершенно нормальный и серьезный парень. Знаете, не из тех, кто витает в небесах. У него очень простой и осмысленный подход ко всему. Он так не похож в этом на меня — нет и доли той безрассудности и готовности бросаться во все тяжкие сломя голову, чем я страдал в его возрасте. Он в сто раз более надежен, чем я сам. И играет отлично. Хоть что-то я сделал как надо в этой жизни. (Смеется) Да и вообще, все трое моих детей — замечательные ребята, совсем не такие, как я. Я понимаю, что в роли папаши меня представить тяжеловато, я скорее пример того, что делать не надо. (Хохочет) Слава богу, за то, что он дал мне моих детей.
— На диджейство времени вам сейчас хватает?
— Сейчас много времени уходит на Joy Division. Но вообще я уже несколько лет диски кручу. Скажу так. Когда тебе платят за то, что ты играешь собственную музыку, это круто. Когда тебе платят за то, что ты играешь чужую музыку, — это вообще фантастика! Я ведь и в Москве как-то сыграл, никто не пришел только. (Хохочет) В моем клубе FAC251 обычный возраст аудитории 18—25 лет. И всякое «старое дерьмо» им слушать, ясное дело, не хочется. Подавай все новое, модное и современное. Так что приходится покопаться, чтобы подобные треки сочетались со старьем, которое я предпочитаю сам. Скажу прямо, коктейль получается более чем занятный.
— А версию Transmission, сделанную Hot Chip, крутили когда-нибудь?
— Я ее знаю. Трек отличный, но по мне несколько медленный. Я так вообще предпочитаю хаус-миксы. Вообще, если уж мы опять заговорили о Joy Division, то у меня любимый трек — это даже не Transmission, которая нравится, кажется, всем подряд. Мой фаворит — это Eternal, а на втором месте — Passover.
— Кстати, вы начали с концертов, где играли Unknown Pleasures, а сейчас еще и Closer стали делать живьем. Личные предпочтения здесь есть?
— Closer мне нравится слушать. А вот играть — Unknown Pleasures. Closer — хрупкий, если вы меня понимаете. Это сплошная и очень глубокая меланхолия, воплощенная в звуке. А Unknown Pleasures, наоборот, дает рока. Когда играешь этот альбом живьем, в нем очень легко спрятаться.
С Питером Хуком беседовал Макс Хаген
Ссылка на текст: http://www.rbcdaily.ru/2012/03/01/lifestyle/562949983092356
Комментарии
Подписаться