Полгода назад по одному из телеканалов показывали сюжет, в котором Шевчук, заседая во французской студии звукозаписи, пугал заявлением: мол, покажу России что такое шансон. Становилось страшно, ведь судя по привычным выходкам Юлиановича нам предстояло услышать нечто надрывное, вроде: «Шансо-о-он – разбитый об асфальт гнилой патиссон!»
Юрий Юлианович имел в виду наследие Азнавура и Пиаф, конечно же. Так вот что имел, то и ввёл. С первой же песни Эйфелева башня как вьюнами обрастает берёзами, а бородатые французские мужички с перегаром аккуратно выбивают топорами на деревьях ранки, чтоб с них сладким ручейком сочился берёзовый сок и диссидентски впадал в Сену. Всё настолько классично и правильно, что стоит задуматься о создании зала славы шансона и первым делом внести туда Шевчука. Желание внести и запереть рождается только изредка, когда мэтр срывается на привычный рык, который, хоть ты по швам пойди, никак не сочетается с перинно мягкой мелодикой. И это одна из немногих претензий, которые можно вынести альбому.
Заглавная песня пластинки «Париж» пролетает, как фанера, незаметно и без лопающихся струн. Хрустальный женский вокал на удивление ровно вписывается в мурлыканья Шевчука и обманчиво настраивает на небойкий лад. Ко второй и самой интересной песне альбома «Ларёк» подходишь с насторожено-идиотской улыбкой, ожидая нечто, что можно описать словом «хрясь». И оказываешься прав. От мужиковатых «Бей МакДоналдсы! Приемлю только наш родной латок!», вечный революционер плавно переходит с интеллигентно колким «На мою свободу слова льют козлы свободу лжи». И ведь всё настолько правильно, что для левостороннего Шевчука сказанное кажется неописуемо здравым и не только ради словца.
К середине альбома становиться понятно, что и кто не давал Юрию Шевчуку спать, от этого клубком разворачиваются мотивации записи альбома в Париже. Владимир Высоцкий даже сам того не подозревая навис над рокером и в нужнее время дёргает за нужные нити. «Ларёк», «Романс», «Господь нас уважает» - прорычи песни нужным голосом, и можно выдать за затерявшие произведения Владимира Семёновича. Если забыли, он тоже записывал альбом в Париже, и это тоже был шансон. И, о боже, только потом в голову приходит заплутавшая с круговороте мысль: так при чём тут некий господин Казанский, упомянутый на обложке почти наравне с главным автором? Именно этот болгарский аранжировщик в конце 70-х помогал Высоцкому с его "французским альбомом".
Это, пожалуй, тот случай, когда подражание становиться причиной взросления, то бишь идет на пользу и осуждать за это глупо. Юрий Шевчук записал одну из самых адекватных пластинок за свою биографию, где нет перегибаний и безосновательных утрирований. И пусть иногда пролетают восторженные фразы: «Когда закончиться нефть, наш президент умрёт!», но «Я понимаю, что у вас таких как я довольно много» снова строит струну в ми, чтобы не перетянулась и не лопнула. О том, что это взросление ярче всего говорит песня «Пацаны», где Юрий Юлианович колко говорит о себе же: «Умирали пацаны, умирали (…) А я им пел рок-н-ролльные песни, говорил: «Всё будет нормально», я кричал им, что мы все вместе, да как-то слушалось это банально…» Слушалось.
">
Комментарии
Подписаться