Уильям Клайн - вне моды

Клайн получил свой первый фотоаппарат в возрасте 18-ти лет, выиграв его в карты, случайное приобретение которого охарактеризовало весь его подход к фотографии. Он получил художественное образование в Париже и его не интересовали святыни фотографии: «Меня не особенно привлекали французские фотографы, им всем, включая тех, кому сейчас поклоняются, например, Картье-Брессону, были присущи вежливость, сентиментальность, романтические и гуманистические элементы. И я сказал: А ну это все к черту!»

Клайн шел собственным путем, он сознательно нарушал брессоновские табу, делая все прямо противоположным принятому образом. Брессон исповедовал теорию «невидимого фотографа», а Клайн активно влиял на ситуацию в кадре. Фотограф отказался от тщательно выстроенной композиции и технического совершенства снимка в пользу его большей спонтанности и естественности. Изображение на его снимках часто было размытым или не в фокусе, отпечатки казались излишне жесткими и контрастными, местами они были ближе к графике, чем к фотографии: «Именно это мне и нравится в фотографии: можно выставить слишком большую или маленькую выдержку, можно сделать все кособоким и кривым – так вести себя никогда не будешь, если делаешь рисунок или пишешь портрет. Именно это и привлекает меня в фотографии – случайности».

У фотографа подобного Клайну есть только одно удобное место, где он может излить свою энергию – улица. Фотография нашла в улицах городов естественную для себя тему. Фотографы пейзажисты и портретисты были при этом в некотором роде загнанны в угол многолетними традициями. Зато тем, кто решил работать на улице, довелось импровизировать, рисковать, делать потрясающие открытия.

Клайн работает в очень  быстром ритме. Он всегда нападает, он агрессивен, провоцирует других, при этом оставаясь бесстрашным, он бродит по тротуарам, нацеливал свой широкоугольный объектив на каждого, кто ему встретится. Перед объективом его фотокамеры каждый становится актером, процесс съемки превращается в шоу.

Можно сказать, что Уильям Клайн был первым поп-фотографом. Его не интересует само изображение, для него важно, что с ним можно сделать – смонтировать, обрезать, поместить в другой контекст. Он считал снимки сырьем, для него они что-то вроде найденной записи нашей жизни, которые он помещает в свои книги.

«Мои фотографии сдавались в лабораторию в аптеке на углу, они возвращались ко мне смазанными, с отпечатками пальцев и пятен. Я думал тогда, что это нормально, что я сам такие снимки сделал, но позже у меня появился доступ к фотолаборатории. Я смог увеличивать снимки самостоятельно и понял что они не такие уж и плохие, что я мог над ними работать, например, вырезать нужную часть. Я мог сделать разные отпечатки и именно тогда я понял, что могу повлиять на фотографию», - рассказывает фотограф.

Визуальный язык зерен и смазанных пятен присущ только фотографии, это язык запинок и случайных ошибок, но Клайну удалось сделать его красивым.

Ульям Клайн стал одним из первых провокаторов в фэшн-индустрии и уж явно не был тем фотографом, который старается остаться незамеченным во что бы то ни стало.

От того, что он пришел именно в фэшн-фотографию, в результате выиграл как сам фотограф, так и жанр. Клайн сделал мир моды ареной для своих экспериментов и, отрицая существующий в его время изобразительный язык глянцевых журналов, невольно стал одним из главных его изобретателей, тех, кто сформировал лицо современной фэшн-фотографии. Уильям Клайн не считал моду чем-то существенным, но получил мировую славу и финансовую независимость именно благодаря съемкам моды: «Я считаю, что мода — это глупость. И я снимал ее с юмором. Но я воспользовался тем, что мне хорошо платили в Vogue. Для меня это была простая работа, она занимала всего месяца два в году».