Искусство цитирует реальность, но всякий раз произведение являет кастрированный мир. Жизнь предстается на картинах собственным чучелом: сфотографированный лес пахнет лишь в раскалившемся воображении, мясом натюрморта не накормить органического пса. И, тем не менее, озаренный художник всегда бросает вызов пределам возможностей, созывает с надеждой «пять» чувств и силится похитить из реальности большее, чем позволяет медиа, а недостающее – дотворить.
Живым известно: всё скрывает глубину; за видимое – ныряется. Мы окружаемы не только формами, и за формами – не только смыслы, но также едва уловимые причины, естественное колдовство, позволяющее двум рощам очаровывать по-разному. Из каждой призрачной матки доносится музыка.
Художник, одержимый неврозом творчества, подобен ловцу невидимых птиц. Нащупывая своё отражение в реальности, он также пытается запечатлеть корень своей реакции на неё, нечто, что спровоцировало эскалацию упомянутого невроза; источник импульса творить. Попытки эти крайне редко заканчиваются успехом, но сами поиски сулят, кроме прочего, примечательные эстетические эксперименты и даже открытия.
Мэтью Брандт (Matthew Brandt), например, фотографирует озера и резервуары, после чего топит каждый кадр в воде изображенного на нём водоема. Как и всему, воде подвластны характер и разнообразие, и сама она – не меньший демиург, чем художник, решивший утащить с собой большее, чем «просто» пейзаж. Брандт, таким образом, лишь участник искусства, где человек, камера и вода – равноправные соавторы экибаны реальности.
Источник:
Комментарии
Подписаться