В июне у фотографа и кинооператора Тимофея Парщикова открывается выставка «Suspense» в Музее современного искусства на Петровке, 25. За несколько дней до открытия мы поговорили о его дипломном кино, фильмах нуар и чувстве тревоги за старую Европу.
— С чего вообще начались ваши поиски в визуальной области?
Фотографией я с детства увлекался, а после школы стал ей заниматься серьезнее и поступил во ВГИК на операторский факультет, и на время стал больше заниматься кино.
— И чему можно научиться во ВГИКе?
Как и в любом творческом вузе: чему захочешь, тому сам и научишься.
— О чем снимали дипломное кино?
Диплом я снимал и до сих пор его не защитил, но буду защищать в ближайшее время – там такая притча о людях, застрявших в поезде навечно.
— Там два поезда застряли? Мне, кажется, рассказывал об этом фильме один знакомый из Петербурга.
Видите, о нем уже знает неприличное для короткометражного кино количество человек. Это, отчасти, связано с тем, что съемки завершились почти два года назад, а процесс все идет. В какой-то момент у нас закончились деньги на постпродакшн, но сейчас все как-то сдвинулось.
— И когда выйдет фильм?
Я уже боюсь загадывать - к концу лета, наверное.
— А название какое?
Знаете, до того как мы нашли деньги, единственное, что мы делали, – меняли раз в месяц рабочее название. Я даже не помню, на чем мы в итоге остановились.
— Все-таки что для вас первично: фотография или кино?
Они равноценны, но это удобная позиция: заниматься то кино, то фотографией, потому что ты очень хорошо отдыхаешь от одного, занимаясь другим. Кино - такой колоссальный коллективный труд, и под конец съемок я очень устаю именно от общения с огромной группой, и после этого уехать на фотосъемки в полном одиночестве – отдых. А когда ты устаешь от одиночества, абсолютный отдых – это вернуться в такое большое общение.
— А как поживает объединение «Первое кино» и над какими проектами Вы сейчас работаете?
«Первое кино» я хорошо знаю, мы со многими вместе учились, но сам я для них давно ничего не делал. Последний месяц я занят фотовыставкой и подготовкой книги к ней. Осенью еще будет выставка во Франции.
— В Вашей прошлой книге были стихи и фотографий, а в этой не будет стихов. Они временно ушли?
Не знаю, это такое дело. Я себя не форсирую. Периодически что-то пишу, но довольно редко.
— Давайте поговорим о вашей московской выставке, которая скоро откроется. Как связаны фотографии из проекта «Suspense» с фильмами нуар?
Эти фильмы я с детства любил - с Богартом, например. Но когда во ВГИКе учился, стал их серьезно пересматривать с операторской точки зрения, с точки зрения построения в них света. Это было революционное направление, истоки которого в немецком экспрессионизме. Собственно, большое количество немецких режиссеров переехало в конце тридцатых в Америку, и жанровая канва появилась, конечно, как раз в голливудском кино. И это были невероятно смелые решения: очень контрастное освещение, кадры, которые держались только на одном силуэте – вообще впервые зрителя в кино заставляли додумывать, что собственно происходит. И как-то мне всегда это было близко, я старался в кино и в фотографии учитывать этот опыт. И в живописи меня привлекали контрастные изображения, когда что-то скрывается, недоговаривается – такой лютый караваджизм. Это не значит, что я всю жизнь буду снимать так, но этот конкретный проект – «Suspense» - задумывался с оглядкой на такого рода кьяроскуровское освещение.
— Но нуары - это же сумеречное кино. Вот Борхес говорил, что европейцы вообще себя не очень уютно чувствуют в культуре ночи.
Да, но здесь есть другой поворот: кризис старой доброй Европы, который, с одной стороны, давно начался, а с другой, так медленно проистекает, что почти не замечается. Фактически все эти фотографии сняты в Европе. И если раньше у европейцев были цели как-то расшириться, что-то завоевать, то сейчас главное - сохранить этот мир потрясающий, созданный веками, который, конечно, разрушается, и страх перед неизвестным будущим старого мира тоже в какой-то мере связан с понятием suspense.
— Вы прощаетесь с Европой этой выставкой?
Да нет, она еще побарахтается. Но, по крайней мере, я хотел показать, что это напряжение в Европе существует, и, может быть, его даже лучше видно со стороны.
— А в России Вам что интересно снимать?
Моногорода - города с градообразующими предприятиями, которые завязаны целиком на одной индустрии.
— Например?
Недавно я был в Магнитогорске, хотя это огромный город - почти полмиллиона жителей - но он, конечно же, полностью зависит от Магнитогорского металлокомбината. Меня эта тема всегда интересовала, потому что там тоже шаткое равновесие: люди понимают, что если что-то с предприятием случится, это смерть, деградация и катастрофа для города.
— Расскажете еще про какие-то свои проекты?
Я продолжаю снимать «Периферийное зрение» - в спальных районах Москвы зимой, но сейчас, понятно, пауза. 
— А чего Вам вообще больше всего не хватает в России?
Мне трудно говорить, потому что я довольно много времени провожу вне, и что-то размывается, но здесь, конечно, сложно расслабиться, потому что Россия – агрессивная страна. Хотя я очень городской человек и люблю городскую среду и городское общение, но здесь все так накапливается и нужно уезжать на природу.
— Еще есть вопрос про фотографию - а Вы чувствуете ее устрашающую природу? Может быть, когда Вас снимают?
Ну да, что может вызвать больший ужас, чем увидеть неожиданно у бабушки в альбоме фотографию себя в один год? Конечно, в фотографии есть что-то мистическое, и она всегда будет интересна тем, что это не только объект искусства, но и документ. И любая фотография, как вино (простите это ужасающее сравнение), с годами становится только интереснее.
— У вас есть какой-то совет для молодых фотографов? И как Вы справляетесь с навалившимися на нас сегодня тоннами изображений?
Я когда-то задумывал проект – диалог с фильмом Дзиги Вертова «Человек с киноаппаратом», потому что для меня это не только фильм о том, как менялась Москва и не только творческий поиск в монтаже, но также невероятное свидетельство того, чем было для людей в 30-ые годы изображение, и кем был оператор - бог, который творит в магической коробке. Сравните с отношением к изображению сегодня - когда делаются миллиарды снимков и почти у каждого есть фотоаппарат в мобильном телефоне. Получается, что сегодня хороший или вовсе гениальный снимок может сделать кто угодно, даже машина, но вот представить какую-то историю или просто составить визуальную серию, которая бы держалась вместе, – это доступно не каждому, и в этом как раз challenge.
Комментарии
Подписаться