Недавно прочел статью в журнале The New York Review of Books, которая называется China’s Lawyers Under Siege. На мой взгляд эта статья на важную тему, поэтому я решил ее перевести на русский и выложить здесь. Не говоря уже о том, что в общем то эта статья, как ни грустно, продолжает быть в разной степени актуальна для таких стран как Россия и Украина, к которой (к последней) я имею отношение.. )
Пожалуйста высказывайте свои мнения в комментариях и публикуйте в своих блогах этот перевод. При публикации ссылка на оригинал и переводчика обязательны.
---------------
Китайские юристы в осаде Jerome A. Cohen
Chen Guangcheng с его женой и ребенком рядом с их домом в деревне Dondshigu, провинции Shandong, северо-восток Китая, 28 марта 2005.
—Редакторы
В Китае, как и в США, прогресс в области прав человека и верховенства закона иногда является результатом индивидуальных – часто трагических – происшествий. Чен и его семья уже пережили годы гонений, преследований и насильственного обращения, и я надеюсь, случай с этой семьей будет стимулировать прогресс, прежде начала трагедии.
Прежде всего, позвольте мне развеять три мифа.
Первый миф: “случаи преследования и жестокого обращения с адвокатами и активистами редки в Китае и имеют место только в том случае, если отдельные героические диссиденты открыто призывают закон противостоять несправедливости, а не прибегают к более терпеливым, менее конфронтационным приемам, на которые полагаются многие другие недовольные китайцы.”
Тем не менее мы знаем, что Китайские адвокаты-активисты и непрофессиональные адвокаты уже давно находятся под широкими, систематическими официальными преследованиями, которые активизировались в начале этого года и заставили замолчать многие ранее откровенные голоса. Большое количество юристов были атакованы, причем они представляли не только тех клиентов, кто выступает против преса правительства, религии, подавления свободы слова и собраний, но и тех, кто пытается бросить вызов произволу выселения людей из жилья, загрязнению окружающей среды, некачественным пищевым продуктам и лекарствам, официальной коррупции, дискриминации в отношении больных или инвалидов, или, как в случае последнего дела Чэна, принудительных абортов и стерилизации.
Многие адвокаты, защищающие общественные интересы и выступающие в уголовных процессах не считали себя борцами за «права человека», до тех пор пока местные судебные бюро не начинали грозить лишить их лицензии на юридическую практику, полицейские удерживали их в тюрьме или под домашним арестом, власти “предлагали”, что бы они покинули страну или официально спонсируемые бандиты похищали и избивали их. Оба – шанхайский адвокат Чжэн Энчонг, который незаконно удерживался под домашним арестом в течение последних пяти лет после завершения его трехлетнего тюремного срока, и пекинский адвокат Ни Юлан, ноги которого были непоправимо сломаны во время предыдущего задержания, и который снова преследуется, невольно стали «защитниками прав человека», когда они вступили в конфликт с полицией, представляя интересы своих клиентов, подавших иски о насильственном сносе их домов.
Я могу рассказать вам много таких историй, и кроме того следует также помнить, что китайские и иностранные наблюдатели видят только те случаи, которые умудряются проскользнуть через сложный аппарат цензуры китайского правительства. Как и в случае с Чэном, власти идут на любые расходы или принуждения для изоляции некоторых юристов от контактов с внешним миром и удержания случаев жестокого обращения с этими адвокатами и их клиентами вне поля зрения общественности.
Второй миф в том, что наказание Чена являетсявсего лишь еще одним примером неистовства местного правительства, ни утвержденного ни произведенного при попустительстве центральной власти и руководства Коммунистической партии.
Многие правоохранительные злоупотребления в Китае действительно местные по происхождению, и дело Чэна начиналось именно таким образом. Однако вскоре он попал в поле зрения центрального руководства страны, в результате паблисити, которое он генерировал в Интернете и в зарубежных СМИ. Чтобы убедиться, что лидеры знали о нем, я опубликовал эссе, в Far Eastern Economic Review, в ноябре 2005 года, после того, как власти провинции Линьи привели в действие свое первое незаконное “домашнее заключение” Чэна и его семьи, которое было начато до какого-либо формального уголовного процесса. В нем я описал случай и открыто спросил тогдашнего министра общественной безопасности Чжоу Юнкан, одобряет ли он нецивилизованные действия местной полиции.
Впоследствии, представители Министерства по сообщениям встретились с местными и провинциальными чиновниками, чтобы обсудить ситуацию, и вскоре после этого местные власти начали уголовное преследование против Чэна – более традиционный тип репрессий. Я уверен, что Чжоу Юнкану, в его должностях и как члена Постоянного комитета Политбюро и как главы Центрального Политико-юридической комиссии партии, было известно о преследовании Чэня в течение многих лет.
Третий миф состоит в том, что должно быть какое-то юридическое обоснование преследованиям и страданиям, которые семья Чэна пережила после его освобождения из тюрьмы 9 сентября 2010 года. Обыкновенно правительства, даже китайское правительство, как правило, любят сохранять некоторую видимость правдоподобия легитимности своих неправомерных действий, какой бы тонкой она ни была. Китайские правоохранительные органыв, в оправдание многих из их действий, воспользовались каждым исключением, двусмысленностью и пробелом в действующем Уголовном процессуальном законодательстве. И, кажется, в этом деле нет такого оправдания, такого предлога, которые, кажется, превысили пределы изобретательности полиции.
Чен не был приговорен к лишению политических прав, что выходило бы за рамки его тюремного заключения и могло быть предлогом, хотя и ложным, в поддержку его домашнего ареста. Не существует никаких признаков того, что он был подвергнут пресловутому “жилому наблюдению,” тяжелой мере домашнего ареста, которая может быть расширена в предстоящем пересмотре Уголовно-процессуального кодекса, но даже в этом случае срок уголовных санкций истек бы через шесть месяцев. Несомненно, насильственные злоупотребления в обращении с Ченом и его женой чиновников и их наемных головорезов не может найти оправдания даже в китайском законодательстве.
Когда 28 октября на пресс-конференции в Пекине, иностранный репортер спросил Ли Фэй заместителя директора Юридической комиссии по делам Всекитайского собрания народных представителей Постоянных Комитетов о государственной правовой основе для домашнего заключения Чена, тот отказался отвечать. Он просто отмахнулся неубедительной общей фразой о том, что: “в нашей стране свобода гражданина в достаточной степени защищена и использование каких-либо принудительных мер основаны на законе.” И судя по всему, китайское правительство не захотело, чтобы его граждане, услышали даже это пустое утверждение его “законного” поведения, так как и вопрос и ответ на него были исключены как из стенограммы так и из видео трансляции пресс-конференции. По иронии судьбы, целью этой пресс-конференции было празднование выхода правительственной Белой газеты (Белой книги), озаглавленной “Социалистическая Система Законов С Китайской Спецификой”, которая восхваляла и документально подтверждала развитие Китайской “сравнительно полной правовой системы, обеспечивающей защиту прав человека.” Вопрос репортера стал дождем на этом параде.
Чэнь Гуанчэн никогда не видел себя как “нарушителя спокойствия” стремившегося нанести ущерб социальной стабильности и гармонии. В самом деле, он хотел повысить стабильность и гармонию с помощью правовых институтов выражая социальное недовольство упорядоченным образом, как предписано законом. Его единственной ошибкой было то, что он понимал закон, таким как он был написан, как истинно верующий в силу и обещания правовых реформ в Китае. Однажды, когда он был особенно расстроен из-за отказа окружного суда принять иски, которые он принес от имени бедных, даже не могущих заплатить ему ”клиентов”, он спросил меня: “Что власти хотят, чтобы я сделал? Возглавил протесты на улицах? Я не хочу этого делать.” Тем не менее, по жестокости судьбы, он был в конечном счете, осужден по обвинению в фиктивных вмешательствах в трафик и, возможном нанесении ущерба общественной собственности.
Какова мотивация для преследования Чэна? Конечно, она отражает мщение местных чиновников, напоровшихся на преграду в их незаконных попытках соответствовать строгим требованиям политики центрального правительства. Однако преследования Чэна также следует рассматривать как часть более широкой, национальная стратегии, следуя которой Партия стремится “быть в двух разных местах одновременно”.
С одной стороны, она стремится к достижению законности в стране и “мягкой силы” за рубежом путем построения и продвижения “социалистической правовой системы”, которая защищает права граждан и создает ограничения на полномочия правоохранительных органов в сфере наказания. С другой стороны, это гарантирует, что эти права и ограничения никогда не бывают полностью осуществлены путем измельчания адвокатов и защитников, которые являются единственной группой, способной превращать эти бумажные обещания в “живой закон”.
Если эта группа, в том числе “босых юристов”, как Чэн, может быть эффективно подавлена, Партийный имидж социальной стабильности и гармонии может преобладать, по крайней мере, сейчас. В долгосрочной перспективе, однако, многие, кто разделяют разочарование Чена, касательно судов, но у которых нет своей веры в закон, будут действительно нести их недовольство на улицы.Это, вероятно, поощряется, для того чтобы произвести больше нестабильности и конфликтов в стране, которая уже страдает по оценкам экспертов от 180 000 беспорядков и протестов общественности в год.
Можете ли что-нибудь быть сделано, для освобождения Чэна и других сторонников верховенства права из их кошмара запугивания? Как показывает недавнее освобождение художника Ай Вэйвэй, вполне возможно, что сочетание внутренних и внешних давлений может улучшить ситуацию, особенно после того, как Партия пополнится новым поколением лидеров через год (скоро выборы вероятно (прим. чернова)). Тем не менее, без широкого паблисити не обойтись. Сегодняшние слушания Комиссии и десятки других таких же слушаний в других демократических странах могут способствовать выражению гораздо большей иностранной озабоченности со стороны международных организаций, правительств, неправительственных организаций, ученых, ассоциации адвокатов и простых людей. Конечно, официальный диалог по правам человека и более неформальный диалог, который Соединенные Штаты и другие демократические страны ведут с Китаем должен касаться не только отдельных случаев насилия, он также должен быть направлен на совершенствование законодательства.
Тем не менее, прозрачность в Китае остается ключевой проблемой. Даже многие китайские специалисты в области уголовного правосудия продолжают утверждать, – через шесть лет после того, как Чэн стал хорошо известен за рубежом – в Китае о нем ничего не слышно. Именно поэтому усилия китайских активистов использовать Интернет и социальные медиа, чтобы донести этот случай до людей настолько важны и решающи в этом деле, и именно поэтому правительство отказывается разрешить доступ к Чену и поддерживать с ним связь, с большими издержками для своей репутации. Существует вероятность того, что судебное дело Чена может стать очень важным и значительным в борьбе за свободу и справедливость в Китае.
Комментарии
Подписаться