Прямая речь: модель, актриса и художник Рие Расмуссен (часть вторая)

^{Интервью Look At Me. Видео: Игорь Шмелев (FIRMA)}

Прочитать первую часть интервью.

Как минимум несколько лет ты была актрисой, это значит, у тебя есть какое-то мнение об актерском ремесле.

Конечно, надо полностью отдаваться этому делу, но многие считают, что достаточно делать это на месте во время съемок, тогда как куда важнее процесс подготовки. Я сейчас говорю о кино, не про театр — я, блядь, терпеть не могу театр. У каждого фильма есть один голос: режиссерский, посредством которого он (режиссер) передает свое видение, и тебе как актеру надо дополнять это видение, стать частью паззла. Можно хоть двести процентов отдавать на месте, но если ты, блядь, не приготовился заранее, ты лишь занимающийся самодеятельностью идиот. Кино — это не съемки, а месяцы предшествующие ей. Все зависит от того, как хорошо ты знаешь свою задачу, если ты знаешь свой текст так, что разбуди тебя среди ночи, ты все проговоришь без запинки, то ты можешь импровизировать. Импровизировать надо, когда знаешь, что ты должен сказать, а не когда тебе лень учить. Затем важно знаешь ли ты свои движения, свое тело, свои ракурсы, знаешь ли, как будет смотреться, если ты опустишь взгляд и посмотришь исподлобья. Надо уметь манипулировать своим телом, чтобы добиться такого вида, какой тебе нужен. Это не 100% твоей личности – твоя личность никого не ебет — это 100% того, что режиссер хочет увидеть.

А кто из тех, с кем тебе довелось работать из актеров и актрис, тебя удивил?

Все сербские актеры, которые пробовались на Human Zoo. Никола Джуричко — этот парень в состоянии выебать и высушить своей игрой. Джуричко — с одной стороны спектрума: такой актер-актер, у него своя труппа, с которой он ездил на гастроли, и в этой профессии он умеет все, и Трэвис, который снимается как катается на скейте, – с другой.

Расскажи про книги, которые повлияли на твое развитие.

Ты сейчас будешь смеяться, но первая из них «Идиот» Достоевского. Я была маленькая еще, лет 14, что ли. В Дании просто люди начинают читать Сёрена Кьеркегора и Достоевского очень рано.

Просто скажи, кто тебя заставил.

Знаешь, я просто тянулась к серьезной литературе. Мне хотелось быть крутой, знать о чем эти крутые взрослые ребята толкуют. И кто-то мне сказал, что «Идиот» — это вот самый пиздец, и я решила про себя: я должна прочитать это! Ну я уже читала Фрейда, Ницше...

Ты это говоришь не потому, что у тебя интервью в России?

Нет-нет-нет! Это чистая ёбаная правда. И знаешь, что? Он мне понравился, потому что напомнил чем-то, на ассоциативном уровне, «Маленького принца».

А кого из датских авторов ты бы выделила?

Кьеркегор — определенно фигура мирового масштаба...

Он все-таки больше философ.

Ну тогда Ганс Христиан Андерсен, он лучше всех.

Это мы и без тебя знаем.

Точно знаете? Учти, я сейчас не про прилизанные диснеевские сказки! Его книги ужасающи! Они все такие темные и злые! Взять ту же «Русалочку». С каждым шагом ее новообретенных ног ей казалось, что тысячи ножей вонзаются в нее и она истекает кровью ради своей любви, а потом умирает и становится морской пеной...

Да знаю я, знаю! У нас тут свой мультик про Русалочку, правдивый! Никакого Диснея!

Хорошо, а «Девочка со спичками»? Она ведь умирает на улице от холода! Его книги такие темные, такие мощные! Ганс Христиан Андерсен — это вам не хиханьки да хаханьки! Дисней его, может, и прилизал, но Андерсен — воплощение хардкора! Вот он мой первый выбор, а еще... Трэвис, кто написал «Смиллу и ее чувство снега»?

Трэвис: Да... Сейчас... Питер Хёг.

Точно, Питер Хёг. Он тоже отличный. «Смилла» написана с женской точки зрения, там очень крутая героиня, притом что автор мужчина. Одна из лучших таких книг. Но... вся эта, образно выражаясь, тяжелая литература была в Скандинавии. Только я приехала в Америку, как прочитала «Американского психопата» Брета Истона Эллиса и «Оно» Стивена Кинга и сразу же такая: «Ишь ты, блядь! А чего, и так можно писать? Да это ж куда веселее! Теперь всё встает на свои места!» Потом я прочитала всего Кинга, потом Реймонда Чандлера, и до меня стало доходить, почему все эти фильмы вроде «Глубокого сна», «Прощай, моя милая» — такие. Это первые детективные романы в том виде, в каком мы их знаем, с Хэмфри Богартом и Сэмом Спейдом. А дальше был Джим Томпсон, он написал «Побег» со Стивом Маккуином, он настоящий отец детективов в мягкой обложке и был первым писателем, написавшим про серийных убийц. Когда Трэвис играл у меня в короткометражке, он взял себе псевдоним Лу Форд в честь первого серийного убийцы в литературе. И о нем писал Томпсон, который, кстати, умер нищим алкоголиком, хотя был, на мой взгляд, одним из лучших американских писателей всех времен. После Томпсона сам бог велел двигаться к Дэшилу Хэммету, но он очень сухой, Чандлер куда более веселый.

То есть при всем низком статусе детективов в мягкой обложке...

Честно — вот со всей честностью, — я абсолютно, полностью, на все сто процентов не согласна с таким отношением. Нет низкого статуса у этой литературы никакого. Кто-то может сказать, что Реймонд Чандлер более коммерческий, но он отлично пишет. Структура романов фантастически четкая, он не ходит вокруг да около, очень острый и точный язык, очень красочные описания. Дэшил Хэммет сух, как пидор, но ему нет равных в ёбаных шахматах для ума. Пусть кто-нибудь попробует, читая его, угадать, что происходит! Вот где, блядь, приходится запастись терпением! Джим Томпсон — культурный памятник эпохи, лучшего исторического документа о том, как люди жили в его время, не найти. Низкий статус? Да ну на хуй! Вот у чего, по мне, реально низкий статус, так это у людей, которые сидят и вещают о том, как они ужасно себя чувствуют по случаю собственного существования. Встаньте с места и займитесь чем-нибудь! Жизнь не будет такой скучной, если не сидеть дома сутками и смотреть на себя в зеркало. Вот эти ребята — Чандлер, Хэммет, Томпсон — жили и давали нам что-то, чего нам нужно: героев, картинки и отражения таких нас, на которых мы можем стараться быть похожими.

Тут ты вполне в духе идей Ницше об аполлоническом и дионисическом искусстве.

Я называю это самозадрачиванием и жизнью. Либо ты говоришь об этом, либо ты делаешь.

Итак, ты с теми, кто делает.

Да, это веселее. А еще мой взгляд на искусство: ты не имеешь право делать минимализм Пикассо, если не обладаешь высочайшими техническими способностями и не можешь сделать выравнивание или что-то скопировать очень точно. Ты не можешь просто накорябать что-то на холсте и сказать: «Это искусство», если только не знаешь, что именно имеешь в виду. То же самое с книгами. Вот я люблю детективы в мягкой обложке и перенасыщенные информацией книги Стивена Кинга, но я пробовала и другое, я побыла и с той стороны и выбрала то, что мне показалось веселее.

Ты ведь согласишься, что в нашем социуме привлекательная девушка получает всё за так, и у нее нет мотивации развивать свой ум?

Да, им всё приносят на блюдечке с голубой каемочкой. Их круглые сутки хвалят за то, чего они сами не делали. Я это называю получать комплименты по случаю генетической совместимости родителей. Их родители встретились, потрахались, сделали ее, она выглядит хорошо, давайте теперь относиться к ней, будто она звезда, хотя в реальности мы имеем дело с уродливым человеческим существом с плохими манерами. Именно так обстоит дело с большинством моделей. Почему я что-то делала? С родителей пошло, наверное. Мои — мама экономист, папа тоже, хотя теперь он профсоюзный лидер — всё время искали интеллектуального развития и ценили знания. В 1978 году им было по тридцатнику, они давно окончили университет, когда завели меня, они всё задумывали заранее, как взрослые люди. У них была вся жизнь запланирована наперед... (Задумавшись.) Так, а с чего это я вышла на эту тему?

Я спросил, как получилось, что ты не стала просто еще одной моделью.

А, да, точно, прости. Вот, значит, семья. Хотя это тоже не гарантия, многие выходят из приличных семей, и это не мешает им успешно засрать себе жизнь. А я вот оказалась в Калифорнии, где встретилась с этими долбоёбами. И пока я бегала с этой стаей волков, где я была единственной девочкой, мне пришлось как-то двигаться вперед, потому что с ними быть красивой и тупой не вариант: поднимут на смех.

Расскажи про место музыки в твоей жизни. Как я понимаю, это в основном твоя забота, Трэвис?

Да, за это преимущественно он отвечает. Знаешь, его отец один из самых крутых музыкантов на свете, он играет гитарный блюз. При этом у него такая жизнь — он постоянно путешествует с пляжа на пляж, поет в барах за деньги, у него никогда не было собственного полноценного дома. Я записала его для Human Zoo, и это была его первая запись за всё время. Плюс там же несколько песен самого Трэвиса. И в итоге получается, что в фильме — два поколения одного и того же голоса: старшее, более сентиментальное, и молодое, более жесткое.

Трэвис: Мы работали над Human Zoo так же, как когда в юности шли на какое-то приключение, толком не зная, что из этого выйдет, а Рие брала с собой камеру.

И в итоге всегда получалось нечто большее, чем мы рассчитывали: давай пойдем навешаем кому-то люлей, или давай угоним чью-то машину, не знаю.

Вы реально угоняли машины?

Да постоянно.

Трэвис: Вообще я умел угонять не все модели, поэтому отслеживал, когда в городе появлялись такие, которые я мог. Но бывали дни, когда я угонял по четыре машины за ночь и давал друзьям покататься, устраивали гонки на выживание, а утром сталкивали их друг с другом и шли спать. 

Какой-то Grand Theft Auto прямо!

Абсолютный! Особенно, когда тут еще камера оказывается: она сразу всё выводит на новый уровень. Но возвращаясь к музыке: чем дольше я работаю, тем больше понимаю, что ее основная функция в фильме — придавать кадру ритм. Можно брать нормальный 1/2 (стучит рукой по столу дважды) или 1/4 (стучит четыре раза), а можно 1/3 или 1/6, и получается Radiohead. Но важно, чтобы музыка шла изнутри. Поэтому я периодически задумываюсь о том, поможет ли это мне как режиссеру, если я стану учиться играть на гитаре, буду заниматься музыкой с Трэвисом? Потому что истории нужен ритм, даже простому анекдоту, который ты рассказываешь друзьям, нужен ритм: надо делать эффектные паузы, нужный тон выбирать, иначе получается не смешно.

^{Vogue Italia Couture, фотограф Стивен Кляйн}

Раз уж речь зашла о компьютерных играх, скажи, ты часто пользуешься интернетом? У тебя есть страница на Facebook? У тебя ведь, наверное, много друзей в разных концах планеты.

Да, но на Facebook меня нет, я больше люблю пользоваться Skype. Хотя у всех есть, и я, конечно, обратила на это внимание. Но я предпочитаю сесть и порисовать, поредактировать новый сценарий, ответив быстро на единичные электронные письма. Проводить целые дни у компьютера мне как-то не хочется. У меня очень активная жизнь, я всюду разъезжаю, и иногда мне приходится проводить месяцы без ноутбука вообще, потому что я ломаю свой на хуй, находясь в какой-нибудь странной стране, Сербии или Афганистане, где рядом просто негде купить Mac. Или я могу неделями быть без телефона, потому что с моим айфоном происходит какая-то фигня.

То есть тебя не назвать гиком.

Нет, я люблю, когда всё работает, люблю быстрые машины, люблю, когда в отеле есть беспроводной интернет, и мне нравится, что технологии совершенствуются, потому что я имею дело с большими графическими файлами. Но у меня нет зависимости от всего этого. Вершина технологии у меня ассоциируется с «Аватаром». Мне очень близка идея, что корни этого огромного дерева связаны друг с другом, этот месседж для меня очень важен.

Так, по ходу у нас в комнате есть зеленый фрик!

Ха, я первостатейный зеленый фрик! Сохраняйте воду, используйте биоразрушающиеся материалы, откажитесь от газойля, не вырубайте деревья, экономьте бумагу, проверяйте, чтобы она была производства компании, которая сажает новые деревья — могу продолжать бесконечно.

Для датчанки это нормально, но, думаю, в Америке...

Да что ты говоришь! Больших зеленых, чем в Калифорнии, нет нигде в мире. Да там сплошные хиппи!

Я думал, они только в том смысле, что покурить любят.

Да уж, трава там отменная!

У нас тоже попадается неплохая. Ты уже говорила о Достоевском, а что ты еще знаешь о русской культуре?

Моя мама мне всю жизнь рассказывала — тут я за что купила, за то и продаю, — что первым словом, которое я произнесла, было «Карл Маркс». Это не пиздеж! Просто мама моя реально помешана на идее настоящего, работающего коммунизма. Я сейчас не про авторитарную диктатуру, которая была в реальности...

Фактически даже мы здесь его не называли коммунизмом, это был социализм и как бы строительство коммунизма.

Именно. Поэтому меня с детства учили, что сама идея коммунизма — нечто очень чистое и хорошее. Отсюда все эти рассказы про «Карла Маркса». Мне кажется, мама тут немного выдает желаемое за действительное. Я-то не могу оспорить ее правдивость! В России я бывала четырежды. В первый раз 14 лет назад, я снимала тогда своего друга, и мы были в Москве, а тут как раз открылся «Макдоналдс», и была очередь из 400 человек. Я жила в такой огроменной гостинице, где были кафе на каждом этаже, и можно было найти себе проститутку в каждом.

^{Интервью Look At Me. Видео: Игорь Шмелев (FIRMA)}

Высокая и некрасивая, да? Такие прямые линии?

Да! Страшно уродливая! Очень прямые линии.

По описанию похоже на «Интурист».

Туда еще нельзя было приводить на ночь девушек извне. И это всё работало! Мы ходили в Night Flight. Я вообще люблю ходить в стрип-клубы, но тут, конечно, немного другой стиль был у всего этого. Мне поначалу было тяжело понять все нюансы.

Но, согласись, тёлки у нас красивые.

Невероятно! Это просто безобразие какое-то! Я, блядь, глазам своим не верю. На порядок красивее, чем где бы то ни было еще. Россия — как какое-то инопланетное государство, захваченное красивыми девушками! На каждом углу, в каждом кафе, ресторане, да в ёбаном метро, блядь — везде! Бе-зо-бра-зи-е! Нигде такого не видела. На хуй Рио, на хуй Сан-Паулу, на хуй Стокгольм, Копенгаген, Осло, Париж, Лондон... Хотя, ладно, чего сразу «на хуй» — нормальные города, но в плане девушек — даже сравнивать нельзя. А во второй мой приезд мы ездили на транссибирском экспрессе. Помню, пошли на рынок купить продуктов, чтобы есть их во время семидневной поездки в Пекин, а вернулись с двумя килограммами икры и десятью литрами водки.

^{Из фотоистории про транссибирский экспресс для Vogue UK, декабрь 2005. Фотограф: Норберт Шредер}

Весь путь прошел, небось, как в тумане.

Да нет, я помню всё очень хорошо: мне как-никак статью надо было писать в английский Vogue. Правда, некоторые заметки в моем блокноте были совершенно нечитабельными... В третий раз я приезжала с «Ангелом-А». У меня была блондинка телохранитель, ростом метр девяносто три, такая задиристая, я была в восторге от нее. Но больше про этот приезд ничего не помню, у нас было по сто интервью в день и была сплошная беготня, все вокруг нервно кричали, полный бедлам. Помню нам приносили угощение в одном из ресторанов, была такая гора черной икры, и я подумала, что это на всех - за столом было 17 человек, а порция была на каждого. Настоящая, даже не черная, а такая черно-серого цвета — икра, блядь, как она есть! Один из самых счастливых моментов в моей жизни.

Слишком много белка для одной датчанки?

Да и на вкус, знаешь ли, тоже неплохо. Словами это не передашь!.. Но те три приезда были короткими, это даже не туризм был такой, я ничего толком не посмотрела, этот пока самый долгий.

А тут такая холодрыга.

Да, не сказать, чтобы мы прямо ходили постоянно на прогулки... Я еще вспомнила, что когда приезжала ездить по транссибу, я жила в гостинице прямо напротив Кремля ровно перед тем, как ее закрывали на ремонт (Речь идет, конечно, о «Москве». — Прим. ред.). И я сделала кадр с наполовину съеденным яблоком и видом из окна на Кремль. Козырно! Но да — преимущественно я тут сижу где-нибудь в помещении: дома, в галерее, ресторане, фотостудии или клубе. На крайняк, в автомобиле.

А что ты тут прямо сейчас делаешь?

Ну как же, выставка...

Слушай, выставка откроется только восьмого декабря, еще целая неделя, а ты тут уже довольно давно...

Я выбираю работы. Я привезла с собой пятьсот негативов, и выбираю, методом исключения, какие из них буду выставлять. Мне очень не хотелось делать этот выбор где-то далеко отсюда. Нельзя выбирать кадры для выставки в Москве, физически находясь в Нью-Йорке!

Это как записать диск для вечеринки, вместо того, чтобы диджеить вживую.

Именно! Вот точно так! Слушай, отличная аналогия! Четыре дня мы отбирали первую партию, потом из нее еще раз самое лучшее, потом надо еще все напечатать, проверить как все выходит, развесить все.

Но почему Москва?

Я не живу в Дании вот уже 17 лет, и подозреваю, что я уже говорю лучше по-французски, чем по-датски, что, наверное, не очень правильно... Но ебаный мир – огромен, и я еще не весь его посмотрела! Да, я лучше в Москву поеду, чем в Копенгаген! И это не просто любезные слова — как видишь сейчас-то я здесь. Буду тут до середины декабря, потом уеду, мы приготовим новую выставку, и сразу же обратно. Вот как все начиналось: я сидела в Комптоне, штат Калифорния, работала над своим новейшим сценарием, в окружении своих прекрасных гиперкреативных друзей...Звонит мне Барт Дорса, у нас долгий разговор, и я как раз думаю, где делать следующую выставку: в Нью-Йорке, Париже, Лондоне, а он мне объясняет, что Москва сейчас — полюс, как геомагнетический, только в области искусства. Артисты едут сюда, земля плодородна, это именно то место, где нужно быть и работать сейчас, пока лавочку не прикрыли, пока все окончательно не коммерциализировалось, индустриализировалось...

Мне казалось, что только мы так чувствуем, потому что любим свой город...

А вот и нет. Попросту выражаясь, я здесь потому что в Москве еще нет устоявшихся законов рынка. Мне нравится отсутствие законов. Весь западный мир, он в перепроизводстве, и даже если он выглядит недопроизводящим, он перепроизведен специально, чтобы так выглядеть. Здесь ты как рок-звезда, приезжаешь сюда и можешь класть на всё хуй. В большой степени это исходит от Барта и собирается вокруг него, я даже придумала название для нашей маленькой «школы» — «Бардо», как «Дада» в Париже 20-х годов. Он позвал меня, а я, в свою очередь, своих друзей, артистов с юга Калифорнии. Они скоро приедут, и уверена, что они тут тоже придутся ко двору. И все это происходит через Барта, через его студию. Ты видел как он гонит виски?

Многократно слышал, но ни разу не видел.

Еще успеешь. Но к чему я вспомнила об этом — все эти процессы, связанные с возникновением искусства - они больше всего на свете напоминают процесс перегона спирта в нашей винокуренном цехе «Бардо». Как там из перегонного аппарата выходит чистый спирт, который горит, так и у нас будет чистое искусство, через которое мы зажжём Москву.

Прочитать первую часть интервью.

Выставка Рие Расмуссен «The converging lines of sex and violence»: событие на Look At Me.

Редакция благодарит Константина Самойлова и Игоря Шмелева (FIRMA) за помощь в подготовке материала.