Школа музыкальной журналистики: The Wire

Издатель и главный редактор журнала The Wire, Тони Херрингтон, рассказал «Знакам» о том, какую музыку нужно считать андеграундной, в чем суть работы музыкального журналиста и о толстых журналах, как фильтрах культурного процесса.

— В описании вашего журнала заявлено, что The Wire освещает события андеграундной музыки. Вы можете как-то однозначно сформулировать, что сейчас нужно понимать под термином «андеграунд»? Просто граница мейнстрим-немейнстрим теперь совершенно размыта.

— Ярлыки «андеграундная музыка», «экспериментальная музыка» и так далее, скажем, намеренно нечеткие, неопределенные и неокончательные. Вы же понимаете, они — инструмент журналиста. Условные обозначения, которые подразумевают определенные музыкальные сущности. Способ более-менее объяснить форму, статус и общее отношение конкретной музыки ко всему музыкальному контексту.

По существу: нам интересна та музыка, которая появилась только потому, что кто-то где-то почувствовал непреодолимое желание сочинить ее. Музыка могла создаваться ради славы, власти или богатства, но это не важно. Важно стремление музыканта выразить и разъяснить какой-то личный, внутренний опыт и связь, проекцию этого опыта на то, что происходит в мире вокруг. Будь то геополитические интриги, новые технологии, проблемы экологии и окружающей среды, словом, — все, что угодно.

— Это те самые вопросы, которые вы «стараетесь объяснить тем, кто ищет фундаментальные ответы о таинстве природы музыки» (цитата из пресс-релиза)?

— Абсолютно. Эти вопросы остаются неизменными уже много лет. Что делать, чтобы музыка влияла на человечество, которое ее создает? Что она говорит о нашем обществе? Достаточно ли одной музыки, чтобы мы поняли мир и наше в нем место? Делает ли она мир лучше и интересней для жизни? Наполняет ли она смыслом наше существование, или наоборот?

• The Wire issue #313
  

— Где искать ответы? То есть, в чем суть работы журналиста?

— Музыка, как и остальные виды искусства, стремится к поэтическим, метафорическим высказываниям. К экзистенциальным откровениям, к духовности, но так же — к физическому удовольствию, чувственности. Ответы должны быть уже в ней. Они всегда зашифрованы внутри музыки. Главная и первоочередная задача журналиста — распознать этот код. Затем переложить на слова и донести его в доступной форме до читателей.

Музыкальная журналистика должна быть критическим анализом, расследованием. Любое музыкальное явление необходимо понять, все про него выяснить и главное — суметь объяснить его чудо, силу, волшебство. Скажем так — именно такая журналистика интересна журналу The Wire. И, к сожалению, такой ее не очень много.

— Может, это от того, что нет достаточного количества людей, которые хотят читать основательные тексты про музыку? И толстые журналы больше не интересны?

— Не думаю. Доступ к музыке стал проще, ее сейчас много, поэтому люди наоборот требуют более надежные и авторитетные фильтры. В случае с толстыми профильными журналами, меломаны рассчитывают, что мы проведем их через горы информации, к действительно стоящим вещам. Так что издания, вроде The Wire, все еще играют ведущую роль в информационной цепочке: музыкант — слушатели.

— Десять лет назад сотрудники The Wire выкупили журнал у издательского дома, и теперь вы полностью независимая компания. Так не сложнее управляться с делами? Без поддержки корпорации?

— Мы уже оказывались в таком положении. С 82-го по 84-й The Wire был независимым журналом, которым занимались несколько энтузиастов. Примерно так же, как это происходит и сейчас. Затем, до конца прошлого десятилетия журнал был частью небольшого издательского дома. Но это не было корпорацией — издательский дом владел парой журналов (The Literary Review и The Oldie) и двумя маленькими книжными издательствами — Quartet и Woman’s Press.

Но даже в тот период мы были полностью автономными. Нам никто не говорил, что и как делать. И мы полностью контролировали наши доходы и расходы. По существу, мы выкупили журнал просто, чтобы получить окончательный контроль над ним. Над судьбой коллектива индивидуальностей и организма под названием The Wire.

• The Wire Primers book
  

— Неизбежный вопрос: вы не боитесь интернета? Профильная печатная пресса в состоянии его остановить?

— На самом деле, не нужно останавливать интернет-медиа. Если наоборот, то, кажется, это называется цензурой. Поздно — джин выбрался из бутылки, и нет способа вернуть его обратно. И цензура, к слову, не очень-то работает — посмотрите на страны, в которых процветают авторитарные режимы. Даже их интернет-цензура недееспособна. Причем, я говорю сейчас не только о государствах вроде Китая, но и о странах с так называемой социальной демократией (подсказка — на карте мира они все находятся западнее вас).

Суть веб-журналистики — это скорость доставки. Интернет-медиа лучше и быстрее печатных журналов реагируют на новости и делают отчеты с мероприятий. И да, в конечном итоге информационные печатные издания уйдут в тень. Смотрите, печатная версия The Wire не нашпигована новостями. В этом больше нет смысла. 

Причем, мы не динозавры. В данный момент печатная версия The Wire — это центр нашей вселенной. Но вселенная расширяется и мы растем вместе с ней, постепенно перемещаемся в блоги, социальные сети, делаем какие-то вещи, которые не осуществимы только в печатном издании. Но воронка, в конце концов, сужается и все возвращается к сущности печатного издания, подпитывает его, а не замещает и вытесняет. В будущем все, конечно, может измениться, но в этом случае, надеюсь, мы быстро адаптируемся.

Но вот в чем интернет пока не так хорош, так это в том, что он не может себе позволить замирать, останавливаться и выдавать какие-то глубокие, вдумчивые тексты. Брать те же новости и осмысливать их со всех ракурсов. В этом смысле, журналы вроде The Wire можно сравнить с воскресными газетами, в то время как интернет-издания — с ежедневной новостной прессой. Это разные модели. Мы проигрываем в скорости. Интернет — в аналитике. Пока — в этом проблема.

— Может, дело в уровне интернет-журналистики? Большинство блогеров все-таки — любители.

— Да, безусловно. Говоря субъективно, в интернете много откровенно плохой, некачественной журналистики. Причем, начиная с любительских блогов и заканчивая изданиями крупных корпораций. Потому что нарушен производственный процесс. Из него вырвано несколько важных звеньев. Например, редактура, коллегиальные обсуждения материалов, консультации.

Да, скорость высокая. Да, интернет, в отличие от печатной прессы, цветет множеством голосов. Но общий уровень журналистики снижается, и те журналисты, которым действительно есть что сказать и которые умеют правильно выразить свои мысли, заглушаются миллионоголосым интернет-шумом. И здесь мы подходим ко второй важной проблеме интернет-медиа.

• The Wire issue #311
  

— Какой?

— Проблема связана с основной парадигмой интернет-журналистики — контент должен быть бесплатным. Это прекрасно и замечательно, но как в таком случае оплачивать работу (должен заметить — нелегкую) людей, производящих этот контент? Где или как интернет-издание может зарабатывать, оставаясь просто журналом?

Иногда либертарианская интернет-философия похожа на новейшую форму капиталистической эксплуатации рабочих. И это ведь важный вопрос! Масса интернет-изданий освещает практически все жанры существующей музыки. Но как все это монетизировать? Как зарабатывать достаточно, чтобы хватало на авторские гонорары, аренду помещения и доставку обедов в офис? Ответ на этот вопрос все еще в работе. Но ситуация не уникальна — в таком положении находятся все издательские дома.

— Наши журналистские реалии такие, что и в печатных медиа, часто, не платят авторам. А на западе распространена схема с официально бесплатными работниками — стажеры, практиканты, в конце концов, просто энтузиасты.

— Да, но мы считаем это порочной практикой. The Wire не пользуется услугами миллионов бесплатных энтузиастов и не набирает легионы стажеров. Мы не хватаемся за проекты и не воплощаем идеи, которые не в состоянии оплатить. Работники должны получать деньги за труд. Вот — главное правило. Иначе, это унизительно. Все, кто когда-либо сотрудничал с The Wire, могут это подтвердить.

Мы приверженцы коллективной модели — как финансовой, так и творческой. В том смысле, что у нас нет жесткой иерархии. Должности только основные — «издатель», «редактор». Без явного указания главенства. Скорее, они просто очерчивают зоны ответственности. Кстати сказать, поэтому я удивился, получив от вас письмо, в котором вы просили об интервью с издателем или главным редактором The Wire. Почему так, если материал предполагался о целом журнале? А как же рекламные менеджеры? Отдел подписки? Арт-директор, дизайнеры, авторы, фотографы? Все эти люди составляют индивидуальность журнала. Не обманывайтесь, что все держится на одном издателе и главном редакторе. У нас даже оплата каждого работника офиса рассчитывается из определенной установленной суточной нормы. Словом, мы стремимся к полному равноправию.

• The Wire issue #100
  

— Кроме журнала вы занимаетесь еще массой общественных вещей — курируете фестивали, ведете радиошоу, запускаете клубные вечеринки. Вам скучно просто сидеть в редакции?

— Мы занимаемся этим по одной лишь причине — эти мероприятия делают наши жизни интересней. Мы хотим быть активными участниками культурного процесса. Это, как минимум, помогает нам поддерживать отношения с единомышленниками. Да и, в конце концов, жить полной, насыщенной жизнью — просто здорово!

Причем мы ничего не планируем заранее. У нас никогда не было бизнес-плана, никаких долгосрочных стратегий. Почти все делается интуитивно, следуя внутреннему инстинкту. The Wire — маленькая, мобильная и гибкая компания. Мы верим, что это главная причина, по которой журнал до сих пор живет и процветает. 

— У вас маленький штат и много фрилансеров. Как вы с ними справляетесь? Большинство фрилансеров — безответственные люди.

— Есть такое. Но мы работаем в этом режиме, с жестко лимитированными ресурсами, уже долгое время. Как справляемся? Мы учимся на своих ошибках! Импровизируем, находим какие-то компромиссы. В результате все работает как надо. Со временем мы все больше становимся прагматиками, учимся принимать только хорошо взвешенные решения. Надеюсь, это, в конце концов, ни каким образом не затронет нашу философию и убеждения.

— А кто самый безответственный фрилансер журнала The Wire?

— Думаю, это тот случай, когда стоит вспомнить о политкорректности. Поэтому отвечу так: простите, но я забыл!

• The Wire issue #296
  

— Расскажите, как вы узнали про украинскую экспериментальную артистку Zavoloka? Примерно год назад в журнале The Wire была о ней статья.

— Если ничего не путаю, впервые о Zavoloka мы услышали где-то в конце 90-х. Благодаря Андрею Кириченко — шефу лейбла Nexsound. Андрей прислал нам компиляцию артистов лейбла. Там были треки Zavoloka, The Moglass, Kotra, композиции самого Андрея и еще нескольких украинских музыкантов. Компиляция называлась The Sound of Ukraine. Андрей собирался ее издать, а мы — включить в приложение к одному из наших номеров. Но этого не произошло. Я не помню, почему, но, возможно, из-зафинансовых проблем. Так часто бывает. Очень жалко, что ничего не выгорело — это была хорошая компиляция. У меня до сих пор сохранился диск.

Затем я связался с Zavoloka снова в 2008 году. Мы интервьюировали ее для той самой статьи. И в сентябре позапрошлого года включили ее трек в первую часть нашей даунлоад-серии Below the Radar. 

Лично познакомились в прошлом году, на фестивале Dig. Он проходил на Мадейре. Честно говоря, Мадейра была странным местом встречи английского музыкального журналиста и украинского музыканта — тропический остров в Атлантическом океане, в пятистах километрах от побережья западной Африки. Впрочем, возможно, это говорит о том, как изменилась среда экспериментальной музыки за последние тридцать лет.

Автор текста — Влад Азаров