Говорить об алкоголе довольно странно, его нужно пить. Тем не менее, люди часами могут делиться секретами, рецептами и разводить целые философские теории вокруг застолий. Но совершенно очевидно, что есть люди, которые не умеют пить. А если и умеют, то делают это скучно и банально.
А есть редкий тип людей, которые пьют, как Довлатов: красиво, со смыслом, культурно. В рамках Алкогольной Недели на Look At Me мы решили поговорить о культуре пития с братьями Гоги и Костей Тотибадзе, художниками, чемпионами мира по карате, знатоками редчайшей науки правильного чревоугодия.
— Вы вообще где пьёте?
Костя: Здесь, дома, у друзей. Вот этот стол был сделан специально для этих целей. То есть мы сами смастерили этот стол чтобы за ним было удобно выпивать.
— А за работой пьёте?
Костя: Выпивши я работать не могу.
Гоги: Я пьяный могу только натягивать холст, делать какую-то механическую работу.
— Ну а что тогда для вас алкоголь, если не стимулятор творческого процесса?
Костя: Алкоголь — это средство изменить мир вокруг себя, хотя бы на какое-то время. Хотя, конечно, если хочешь серьёзно изменить мир вокруг себя, то алкоголь — это ошибочный путь.
— А в запой уходили?
Костя: В запой не уходил, кажется. Несколько дней пить приходилось. Но это была всё-таки не какая-то физиологическая необходимость, а просто стечение обстоятельств. Например, каждый день чей-то праздник или день рождения. Состояние запоя, оно наверное всё-таки ближе к болезни. А я думаю, если ты здоров, зачем болеть? Почему в России так много людей уходит в запой? Подмывает, конечно, сказать, что людям здесь тяжело и поэтому они уходят от реальности. Но на самом деле есть много вполне благополучных стран с такой же проблемой. Я думаю, это тяжёлый такой духовный недуг, когда человек зависит от алкоголя. И это, как ни странно, не зависит от социального статуса, благополучия или каких-то ещё внешних условий. Это бывает в абсолютно любой среде, в любом городе. Это даже, скорее, следствие духовного недуга. Есть в тебе некая проблема, а алкоголь, как анальгин, снимает боль. Возвращаясь к России — тяжёлое наследие советского режима.
Гоги: Вообще это с возрастом приходит. Мы когда помоложе были, всё было как-то правильно, с едой, так далее. Сейчас вот — да, может накатить желание забросить.
Костя: Немного так, чтобы отпустило. Раньше традиция была: много людей, много еды — застолье.
Гоги: Но вообще по молодости это часто было, как спорт. Когда мы учились, вечером могло быть застолье, мощное возлияние, а потом утром опять все встречались и ехали в какую-нибудь хинкальную.
Костя: Пить пиво.
Гоги: Пиво, потом водку, потом кто-то звонил, звал в гости и ... В общем, это могло продолжаться неделю.
— А есть у вас вои «правила» выпивания?
Костя: Ну, у нас в голове присутствует некое чревоугодие. Поэтому нам очень важно, чтобы к еде был неформальный подход. Так что это не просто где-то купленная колбаса должна быть, и хлеб. Вообще, у нас маршрут такой, бермудский треугольник (очерчивает в воздухе): Дорогомиловский рынок — хлеб в Волконском — вино в “Гран Крю”.
— Средняя цена за бутылку?
Костя: Нам тут посоветовали в магазине Simple: «Чтобы точно не ошибиться, хорошее вино должно стоить рублей 700».
— Это в России, при этом в Италии...
Костя: Да, в Италии такое же будет стоить 2 евро. Раньше, пока не было ещё всего этого сумасшествия с Грузией, можно было покупать отличное грузинское вино. Грузинское вино, кстати, в отличие от итальянского и французского, очень тяжелое. Его нельзя пить много. От него гораздо сильнее поднимается давление, потому что там таннин. Его жмут вместе с жмыхом, поэтому оно такое густое.
— А сейчас такое здесь нигде не купить?
Костя: Есть, есть каналы (по-заговорщецки смеются). На Дорогомиловском, 700 руб за литр. У нас когда бывают такие ностальгические приступы, мы берём там Боржом за 200, вина..
— А где там?
Костя: Там есть две тётки, они такие опытные спекулянтки, сразу своих вычисляют: «Оооо, ностальгия, сейчас мы с них снимем».
— Чем обычно закусываете? Вино или водку..
Костя: Вино — это сыр, конечно. Или хамон. На том же Дорогомиловском открыли лавочку с хамоном, так я готов там жить, кажется.
— А есть вообще в России сейчас культура пития?
Гоги: Конечно, общая какая-то история есть.
Костя: Вообще, наметилась в России наконец какая-то винная история. Мы же вина недавно, в общем, распробовали. Пошла культура: декантеры, декантеры.. (смеётся). А водочная культура она, в общем-то, была и есть.
Гоги: А вообще, культура пития идёт зачастую из семьи. У нас, например, дедушка выпивал, и внуки с ним. То есть это как-то совместно происходило. Вот это и есть культура — совместные празднования. Если есть крепкая семья — у неё есть свои традиции. Но это везде по-разному. Алкогольная культура — это отношения между людьми, в первую очередь.
Костя: Алкоголь — серьёзная вещь. Ты можешь быть счастливым, у тебя может быть крепкая семья, но при этом тебя занесёт. Шамс, и всё. Это стимулятор мощный. К тому же, он такой очевидный, еще и официально приемлемый. Заносит. Тут в конечном счете всё зависит от человеческой воли. Если это переходит в стадию страсти — это очень тяжело. Я думаю, повод выпить по-большому счету должен быть один. Это повод сказать какие-то слова любви близкому человеку. Может даже не вслух. Или в воздух просто произнести — если ты пьёшь один. Потому что алкоголь тебя раскрепощает, и становится легче говорить вещи, относящиеся к категории тостов и признаний. В идеале это такая молитва.
Есть люди, они вроде не алкоголики, но они пьют, например, перед работой. От военных до музыкантов. Ну, например, у меня были товарищи, которые перед репитицией выпивали, потом перед генеральным прогоном и уже прям перед концертом. Им, в общем, просто хотелось улучшить свое настроение. Им без этого всё становилось безынтересным.
— Творческий процесс?
Костя: Не совсем. Я, например, не пью, когда мне как-то грустно, печально. А у меня и позыва нет. У меня когда проблемы, мне выпить не хочется. Другой момент, когда тебя отпустило, проблема решилась и у тебя за спиной какое-то воспоминание.
— А если творческая проблема?
Гоги: Когда у тебя творческая проблема, ты не можешь расслабиться. Вот что действительно провоцирует выпить, в моем случае, это такая физическая усталость. Например, я разговаривал с артистами балета. У них там утром станок, потом репетиция. А вечером, говорит, мне нужно выпить минимум бутылку водки чтобы просто хотя бы мышечное напряжение снять. И они разгоняются страшно. Или большой спорт — та же история. Я вот с хоккеистами говорил, они умирают довольно рано, особенно неудачливые хоккеисты. У них очень тяжелая жизнь, небольшая вероятность того, что они добираются до денег, а нагрузки и агрессия внутри спорта — чудовищные. И вот они пьют.
— Что вы думаете про советскую культуру рюмочных, тихое диссидентство?
Костя: Я застал это время, мне 40 лет, но я не был приверженцем того, чтобы вглухую засесть в какой-нибудь пивной или рюмочной где-нибудь на Никитской. Я это не любил. Мне не нравится вот это вот стояние.
Гоги: А мне нравится. В Москве это было невкусно всё как-то обставлено, поэтому хуже. А в Тбилиси, там то же самое, там тоже мужской клуб, и женщин нет. Только если бедовые туристки попадаются.
Костя: Да, в любом подобном заведении важна еда!
Гоги: Должна быть хорошая еда, как например в пельменной, или хинкальной, где отличный люля-кебаб. Три блюда, но вкуснейшие.
Костя: Здесь-то всю жизнь было: пельмени — это такая позорная низкосоциальная штука и никто не спрашивал вкусно-невкусно. Неважно. Берёшь водку, а пельмени уже какая разница из чего. Дымятся серые какие-то штучки. А в Грузии там это уже такие гастрономические вещи.
— Но много ведь в Грузии пьют?
Костя: Ой пьют, да, постоянно.
— А сравнительно с Россией больше пьют?
Гоги: Я думаю, что больше.
Костя: Там бутылка вина в день — это нормально. А если это грузинское застолье — вот уж где масштаб. Грузины пьют белое вино, но это вот такими (показывает что-то близкое к супнице) чашками.
Гоги: Да, не рассусоливая.
Костя: Ну, сначала-то они говорят минут 15 что-то такое задушевное, а потом оп, эту чашку опрокидывают. И долго это всё продолжается, часов по семь.
— Как же потом выживать на утро?
Костя: Вот у меня, кстати, один из предохранителей таких от алкоголизма — это тот факт, что у меня чудовищное похмелье, как правило. Поэтому я похмелья очень боюсь и иногда думаю — не надо. Но тут важен уровень алкоголя. Некачественный передоз — это всегда плохой передоз.
— Не кажется, что современная молодёжь бухает сильней?
Костя: Ну, тянутся точно. Но когда мы были студентами, мы бухали так, что молодые отдыхают вообще.
Гоги: Как я пил на перемене, в 16 лет, это да...
Костя: А я, когда учился в художественном училище. Там вообще всё было ни про какое не застолье, не про тосты. Просто спорт такой. На Гиляровского был магазин с чудовищной километровой очередью за вином и продавалась там какая-нибудь «Лидия» или «Медвежья кровь». И вот мы там методом подкупа грузчика пробирались через эту очередь, брали это вино и на перемене хлестали прямо из горла. Жуткое пойло. Зачем? Ну нужно было видимо постичь какие то высоты.
— Да и наркотиков тогда еще мало было?
Гоги: (грустно) Мало было.
Костя: Да, и стипендии не хватало.
— Как вы относитесь к феномену Борисовских мест? Мне кажется, что он просто взял и сделал из некоммерческой истории — коммерческую.
Костя: Ну вообще, надо сказать, что в плане алкоголя, к примеру, качество ведь почти везде одинаковое. И вот, например, расположение Маяка. Вокруг него, на этой же улице, полно других кабаков, с тем же бухлом, и еда там практически та же. Просто это магнетизм Борисова, пожалуй, и все. Я всегда говорил, что Борисов встретил фею какую-то лет в пятнадцать, и она его, стало быть, благословила, сказав: «Ты будешь самый великий кабатчик города Москвы».
— А как вам его новый Джон Донн?
Гоги: Ну, пиво отличное, а еды там нет вообще, по-моему. Хотя к Мите когда попадаешь, про еду забываешь, по-моему. Один раз только, я помню, мы пришли, до этого бухали два дня, и хотелось уже чего-то съесть. И вот мы пришли в Маяк, а был постный день, но решил в этот день постника не изображать и заказал себе рыбу. Три сибасса! Ох уж это было невероятно вкусно в тот момент. Но вообще в Москве почти нет мест про еду.
— А я знаю одно, грузинская шашлычка на Никитской.
Костя: Ну, это так называемые звериные места, та же хинкальная на Курской («Чито-Ра»).
— Ну да, но там коллектив такой, что всё оккупировано своими.
Костя: Да, а вот Новиков, например, сделал «Барашку», адаптировал звериное место под дорогое. Но таких мест мало, и они совершенно не демократичные по ценам. В Москве сейчас очевидна надобность в таких звериных, этнических местах, адаптированных для нормальных людей. Но долго это всё происходит, потому что лет десять назад вообще ни хера не было.
— А будучи пьяными делали какие-то дикие вещи? Вообще, как себя ведете?
Костя: Песня льётся рекой сразу. А однажды вот в Митином ресторане, в «Апшу», кажется, попали на какое-то празднование. В общем, мы дошли до кондиции. И тогда Митя стал подбрасывать в воздух большие винные бокалы, а мы их разбивали в воздухе ногой. И вот так развлекались где-то минут пятьдесят семь. Перебили всё, что там было. Но узнали мы это от других, поскольку сами не помнили ничего на утро. Просыпаемся, а у нас все ботинки изрезаны, ну прям можно выбрасывать. И Митя тут же спрашивает (имитирует хрипотцу Борисова): «Ты не помнишь что произошло? У нас нет ни одного бокала в Апшу». – «Не знаем, – говорю, – а у нас все ботинки изрезаны. Что это было-то такое?». Но официантки все нам припомнили (смеются).
А однажды с нами был товарищ один из Тбилиси. Он такой профессиональный тамада, практически. И он как-то весь персонал «Апшу» построил, наладил хор, и заставил петь, вы не поверите. Человек пятнадцать там было, все официанты, и они-таки спели, с глухой ненавистью к нам, конечно. Но Митя им: «А ну петь всем, а то выгоню!». И он лично дирижировал чудовищным этим хором. Потом, правда, половина персонала уволилась, не выдержав этих унижений.
Гоги: Но, кто остался, того потом повысили. (заливисто смеются оба)
Костя: Историй было много, когда мы снимали квартиру вместе. Там было всё. Постоянно появлялись какие-то раскаявшиеся проститутки. Митя их любил вразумлять: «Да бросай ты это дело». Сутенер уже волнуется: «Барин, уже платить пора». Митя очень любит в определённом состоянии пытаться обратить в свою веру каких-то таких запутавшихся людей.
Интервью подготовили Никита Зельцер и Лена Нуряева
Фото: Калабин Алексей
Комментарии
Подписаться