Куратор Palais de Tokyo Марк-Оливье Валер

Директор и главный куратор одного из самых интересных музеев современного искусства — «Пале де Токио» — Марк-Оливье Валер приехал в «Гараж», чтобы дать лекцию о том, как управлять музеем и работать с публикой. До лекции Валер встретился с Look At Me и рассказал о том, что делать, если ты ничего не понимаешь на выставке современного искусства, как в музей можно влюбиться и почему на выставках важны даже музейные кассы и магазины.

Что для вас музей?

Прежде всего, для меня музей — это «место искусства», в котором есть коллекции и художники, которые хотят показать свои работы. Музей — это место, в котором можно демонстрировать и обнародовать вещи. Это своего рода «безопасное» ателье, где можно исследовать накопленный опыт, теории и убеждения, наподобие лаборатории. Здесь иногда даже могут происходить взрывы — мы рискуем, исследуем гипотезы. Мы, директоры и кураторы, существуем для того, чтобы вести художников — как футбольные тренеры ведут футболистов. Мы не должны просить защитника играть на позиции нападающего. Мы помогаем художнику создать самое лучшее, на что он способен. Для меня эта роль очень важна.

---

Искусство, каким оно было в 1960-е годы, хотело изменить мир, потому что люди хотели изменить мир.

---

Я думаю, что искусство, например, прикладное искусство, не может изменить мир, так же, как и революция — это более тонко. Искусство, каким оно было в 1960-е годы, хотело изменить мир, потому что люди хотели изменить мир. Сейчас, когда говорят об изменении мира, это уже другие понятия. Это как гангстеры сегодня: раньше это были люди в масках с револьверами, грабящие кассы, а сейчас они сидят за своими компьютерами и взламывают банки, MasterCard, Visa. С художниками то же самое. Даже сейчас они ближе к прямой конфронтации, но это также что-то более тонкое, а не прямая война: теории и гипотезы.

Когда вы поняли, что искусство — это ваше дело?

Это было довольно поздно. Моя семья совсем не интересовалась искусством. Я даже какое-то время сам был художником. Я изучал историю искусств и философию и жил в маленьком городке, где совсем не было современного искусства. Однажды я встретил польского профессора, который приехал в университет города Невшателя. Мы говорили об эстетической аналитике. Мы начали анализировать произведения согласно критериям Данто и Шустермана. Почему произведение искусства — это произведение искусства? Почему этот стул в один момент определяется как обычный объект, а в другой он превращается в эстетический объект? Тогда это было похоже на магию: мы видим объект, произносим какое-то заклинание, он испаряется, его больше нет. Вот такой магический подход. Именно тогда у меня и появился интерес к искусствоведению.

Расскажите о своей самой первой выставке в жизни.

На своей первой выставке я был сам художником. Я следовал советам (заветам) Данто и других. Задумка экспозиции была такова, что художники должны были создать шесть абсолютно идентичных произведений, что не так просто сделать. После этой экспозиции я понял, что то, что меня по-настоящему интересует, — это выставка сама по себе, показ работ. То есть работа куратора, а не художника.

---

Спонсор говорит: «"Пале де Токио" — это сексуально, это молодежно, это динамично». И тогда он даст денег

---

Что вообще такое «Пале де Токио», на ваш взгляд?

Музей «Пале де Токио» — это громадная площадка в здании 1937 года, которое само по себе представляет пример фашисткой архитектуры, для меня это, например, важно. Плюс это частный музей. Для музея очень важно иметь структуру, которая, с одной стороны, государственная, а с другой — частная. Музей — это предприятие, и в нем, как и в любой компании, важно, чтобы доля музея была больше 50%, чтобы директор был независим в организации выставок. В год мы делаем сорок пять экспозиций, больших и малых. Мы показываем современное творчество и не делаем различий между картинами, инсталляциями, видео, скульптурой — ведь все это художники. На крыше есть отель, сделанный художниками. Есть ресторан, сделанный художниками. Все, что мы делаем, создано либо художниками, либо вместе с художниками. Даже магазин, расположенный в музее, разработан вместе с художниками.

Обложки изданий Palais/

Насколько «Пале де Токио» — это ваш собственный проект?
Много ли в нем лично от вас?

В первую очередь, для меня как для директора и куратора, важно давать средства, чтобы создать имидж. Многие директоры и администрация стеснены экономическими и политическими обстоятельствами, у куратора могут быть свои желания и договоренности. В этом случае необходимо стараться достичь компромисса. Мне вообще кажется, что директором музея и куратором должен быть один человек — искусствовед, который мог бы решать финансовые вопросы. Еще музей должен быть маркой, потому что спонсор обычно не интересуется искусством. Он говорит: «Мне нравится имидж "Пале де Токио" — это марка, это сексуально, это молодежно, это динамично. Мне бы хотелось ассоциироваться с этим образом». И тогда он даст денег.

---

Все возможно, везде можно влюбиться, понимаете?

---

Как можно создать марку? Как у вас получилось?

Создание любой марки — это комбинация выставок и событий. Например, строительство отеля (Hotel Everland дуэта Сабины Ланг и Даниэля Бауманна. — Прим. ред.) на крыше стало самым медийным проектом, который мы делали. О нем известно и в Японии, и в Бразилии, и на Новой Земле. Десять миллионов человек посетили вернисаж, триста миллионов человек пришли за год. Музей — это место, которое посещают, потому что оно молодо. Ведь на вернисажах 80% посетителей — это молодежь. Лучший комментарий, который мне сделали о «Пале де Токио» в прессе, звучал так: «Это лучшее место для соблазнения». Все возможно, везде можно влюбиться, понимаете?

Вы всегда хорошо разбираетесь в той области, в которой организуете выставку?

Нет, не всегда, мне часто помогают другие кураторы. Но чтобы создать марку, важно рассказать историю, потому что очень часто на выставках в музеях у нас не одна выставка, а несколько — все они отдельные элементы, не связанные друг с другом. Публика хочет посмотреть первую экспозицию, вторую, но они никак друг с другом не связаны. Я хочу помочь публике лучше понять современное искусство, что не так просто. Для этого нужно создать историю, чтобы, когда зритель пришел на вторую выставку, он сказал: «Я лучше понял первую выставку. И представляю, что будет на третьей». Это как книга с главами: они отличаются друг от друга, но каждый раз связаны между собой. Для меня очень важна эта идея «программности».

---

Если ко мне подойдет человек и скажет:
«Марк-Оливье, я ничего не понимаю в твоей выставке» —
 это нормально.

---

Какой у вас обычный день? В чем состоит рутина вашей работы?

Моя работа хороша тем, что в ней нет рутины. Обычно по утрам я встречаюсь со своей командой. Во Франции очень важен ланч, потому что это время встреч с людьми, художниками, писателями, спонсорами: много вещей происходит за ланчем. После обеда много встреч, обсуждений. Кроме того, я много путешествую, чтобы посмотреть на художников, чтобы везде создать сеть — в Бразилии, Китае, Москве — и чтобы увидеть молодых художников. Каждый день я пролистываю портфолио художников и пытаюсь подобрать их под ту или другую программу.

Экспозиция выставок в Palais de Tokyo

Как вообще понимать современное искусство? Как это делаете вы и, допустим, ваши посетители?

Если ко мне подойдет человек и скажет: «Марк-Оливье, я ничего не понимаю в твоей выставке» — то это нормально. Я тоже вышел из такой среды. Если ты не изучал историю искусства в течение пятнадцати лет, то и ты бы ничего не понял. Сегодня современному искусству необходимо пояснение — с художниками каждый день что-то происходит, и работами можно передать главные идеи, но далеко не все. 

Надо говорить не об искусстве, а о жизни вокруг нас. В «Пале де Токио» мы говорим обо всем, кроме современного искусства: у нас есть лекции, журнал, каталог. И в нашем журнале мы не занимаемся арт-критикой: нам одинаково интересен специалист по «Тур де Франс», по видеоиграм, по квантовой физике, по симуляции полетов. Если говорят, что художник находится под влиянием искусства семидесятых годов, большинство не поймет ничего в принципе. Зато они понимают язык научной фантастики, видеоигры, виртуальности — в общем, можно объяснять сложные абстрактные вещи на вполне понятном языке.

Часто люди приходят на выставку, видят работу и говорят: «Ну, я тоже так могу!»

Так это и хорошо, пусть могут и делают. Просто проблема в том, что люди привыкли к тому, что было в XIX веке — когда на работу смотришь как будто бы «через окно», когда произведение изолировано от всего вокруг, от контекста выставки, от опыта художника. Да, каждый может сказать «я так могу». Но существует практика, что сначала надо делать одно, потом другое. Один раз делать выставку могут многие, сделать ее в десятый раз отваживаются единицы.

---

Рецензии больше похожи на караоке, чем на критику — нравится, не нравится, а дальше уже по накатанной.

---

Вы действительно любите выставки, связанные с наукой и техникой. Как вам удается связать науку и искусство?

Уже давным-давно, где-то век назад, математики знали, что математические операции могут получать множество результатов. В мире нет больше одной логики: это правильно — это неправильно, это черный — это белый. В искусстве эта полярность до сих пор присутствует — я понимаю или я не понимаю, художник хочет сказать это или ничего. А обращение к науке может нам помочь изменить способ мышления, перестать делить все на противоположные категории. 

Вам важно, что пишут о ваших выставках?

Я рад, если это положительные отзывы, и недоволен, если отрицательные. Но если критика аргументированна, то она сильно важна для меня — такая вообще большая редкость. На чаще всего рецензии больше похожи на караоке, чем на критику — нравится, не нравится, а дальше уже по накатанной.

Экспозиция выставок в Palais de Tokyo

Вы сами любите ходить в музеи?

Да, я часто хожу в Лувр, неподалеку от «Пале де Токио» есть музей Гиме (Искусства Азии — Прим. ред.), Музей медицины. Мне нравятся старые музеи, потому что там присутствует музеография, которая еще не забыта. Самый лучший музей для меня — МЕТ (Метрополитен-музей), ведь музей — это не только экспонаты, но и логика, магия места. Вот в МОМА после реконструкции эта магия испарилась.

Какая из последних выставок в «Пале де Токио» вам запомнилась?

Каждый год я работаю с художником, которому полностью доверяю и предоставляю карт-бланш. Мировоззрение художников отличается от мировоззрения кураторов — они  больше рискуют. Недавно я делал выставку с Адамом Макюэном, английским художником из Нью-Йорка, который предложил вместе с предметами современного искусства выставить средневековые скульптуры, например, голову короля, взятые из Музея Клуни (Музея Средних веков). Это было своего рода столкновение, но оно было так хорошо продумано, что для меня, как куратора, было необычным.

Вообще музей современного искусства — это прибыльное предприятие или нет?

Думаю, совершенно точно не стоит рассматривать музей как предприятие, которое должно приносить прибыль. Это очень сложно. Чтобы приносить деньги, сегодня музей современного искусства должен стать маркой, которая будет интересна спонсорам, местом, которое умно и хорошо функционирует — даже кассы, даже магазин. Необходимо развивать музей как «место искусства» и ориентироваться на качество. Нельзя говорить, что необходимо развивать музей, чтобы он приносил деньги. Надо делать музей «местом искусства», с лучшими художниками, выставками и кураторами — и тогда качество скажет само за себя.

Интервью — Кристина Войтович