Как это устроено: Как искусство перевозят через границу и монтируют в выставки
Человек, отвечавший за выставки в «Гараже» и на «Арт-Москве», рассказывает об опасностях, которые подстерегают искусство на пути в Россию
Арт-логистика — неотъемлемый процесс в современном искусстве и выставочной практике, ведь прежде чем зритель попадет на выставку или арт-фестиваль, все, что на нем представлено, должно быть доставлено из-за границы, пройти таможню и смонтировано. Почти на каждой масштабной выставке есть предметы, которые так и не доезжают до российских зрителей. Look At Me поговорил с Ильей Вольфом, отвечавшим за перевозку в Москву последних выставок в «Гараже» и некоторых экспонатов «Арт-Москвы», о том, как бесценные фотографии могут месяцами лежать на таможне, как монтировать многотонную скульптуру, висящую над тобой, и почему в Россию долго не пускали кости Марины Абрамович.
|
|
Генеральный директор FineArtWay Ltd. Moscow — компании, которая занимается перевозкой, упаковкой |
О случаях на таможне
Говорить о перевозке искусства на примере выставки Бродовича сложно. Потому что это один из многих примеров, притом чуть ли не самых простых. У нас был договор между двумя юридическими лицами с американской компанией, с которой мы давно работаем, по специальному таможенному режиму. Режим был заранее согласован — каждая запятая, каждая страница этого десятистраничного документа. И мы всю выставку сюда привезли, растаможили, доставили. Конечно, если бы вам доверили везти эту выставку, было бы о чем поговорить и посмеяться.
Если вы не напишете по-честному, что везете груз двадцать тысяч евро за фотографию, то вы —уголовник
Представьте, что вам и правда сильно доверяют. Говорят: «Парень, вези в Москву!». И вы взяли эти тридцать фотографий Бродовича, положили в чемодан, пристегнули наручником к руке и сели в самолет в Нью-Йорке. Казалось бы, наиболее надежный способ — курьерская перевозка. В Америке вам ничего не скажут. Американская таможня — самая открытая в мире, она занимается отловом наркокурьеров, террористов и нелегальных иммигрантов.
А вот в России вам скажут:
— Поставьте, пожалуйста, чемоданчик на ленту. А это что там такое?
— Фотографии, — говорите вы.
— Какие фотографии?
— Ну как же, Бродовича, — говорите вы. — Вы что, не знаете Бродовича?
— Не знаем, — отвечают вам. — А зачем вы в нашу российскую державу привезли вот это все?
— А вам какое дело? Это мои фотографии, в моем чемодане.
— Ах, ваше? Стало быть, вы это для личного пользования?
И здесь вы можете быть либо умным дураком, либо глупым дураком. Если вы скажете «Да!», вам ответят: «Прекрасно! Подпишите здесь». И через месяцок, пройдя все согласования начальства, вам эти фотографии выдадут. Выставка Бродовича сорвется. При этом вас могут спросить: «А сколько все это стоит?». Если вы напишете по-честному, двадцать тысяч евро за фотографию, то выяснится, что больше двух тысяч евро вы не имеете права ввозить с собой в ручном багаже. А если вы скажете, что стоят они по пятаку за десяток фоточек, то вы уголовник. Вы попытались провезти контрабанду, причем в особо крупных размерах. И пытались это утаить, а таможенники были при исполнении. И вообще вы на них полезли драться и кусались. «В тюрьму», — скажут вам таможенники.
Но вы ведь могли ответить: «Конечно же я выставлять их везу! В "Гараж"! Это же гений, это же Бродович!». И вам ответят: «Молодец! Очень хорошо. Что ж вы декларируете тогда как ваше личное? Это вообще должно идти через выставочный таможенный пост, это ж выставка. Пусть пока на нашем складе полежит; там нет, конечно, условий хранения и температурно-влажностного режима, но это ж неважно для фотографий?». У вас все изымают, задерживают, вы предоставляете необходимое количество документов, которые месяца два собираете.
На российском рынке перевозчиков искусства не так много. По крайней мере, более или менее крупных, со своими человеческими, транспортными и монтажными мощностями. Ведь вы тоже можете стать перевозчиком искусства: возьмете картину под мышку и поедете, и вот вы уже перевозчик. Но результат я вам описал.
Выставка Бродовича в «Гараже»
О двойственности законов
У нас ведь все законодательство состоит из тонкостей, вроде того, что на российской таможне нет даже кода «инсталляция», а ввозить как-то надо. Вся наша практика состоит из подобных деталей. К примеру, есть замечательный таможенный режим ввоза и вывоза «карнет АТА». По нему не предусмотрены никакие таможенные платежи, и гарантии дает торгово-промышленная палата страны отправителя.
На российской таможне нет даже кода «инсталляция», а ввозить как-то надо
Если бы я сейчас захотел отправить в Лондон десяток работ Кандинского из своей частной коллекции, я бы пришел в Торгово-промышленную палату, и сказал: «Ребята, смотрите, какой я хороший. Верьте мне, я этого Кандинского никуда не дену, не продам и не подменю. Дайте мне, пожалуйста. карнет АТА». Палата думает и, если приходит к выводу, что мне можно доверять как юридическому лицу, она говорит: «На тебе, парень, карнет АТА». И если я из Лондона этого Кандинского потом не вывезу, не английская таможня будет требовать с меня какой-то платеж, а английская торгово-промышленная палата обратится к нашей и попросит у нее компенсации неуплаченных в английскую казну налогов. Россия их бодро заплатит, а потом придет ко мне, со всеми вытекающими последствиями. И мне придется заплатить в несколько раз больше, чем стоил мой Кандинский.
Список работ обязательно должен быть на русском языке и подтвержден за рубежом. А они, что логично,
не знают русского языка
Такой вот таможенный режим. Во всем мире, да и у нас, он работает хорошо. Но у нас есть некая специфика заполнения документов. Скажем, список работ обязательно должен быть на русском языке. И должен быть подтвержден Торгово-промышленной палатой, в данном случае, Англии. А они, что логично, не знают русского языка. И не могут поставить печать и подпись под документом с какими-то закорючками. Нюансы, казалось бы. Но благодаря им большое количество грузов, и не только искусства, приходя в Россию, не могут пройти таможню.
С «Арт-Москвой» в 2009-м была исключительная, но в каком-то смысле знаковая история. У компании, которая занималась перевозкой, были неправильно оформлены документы, и груз задержали на таможне. К моменту, когда его выпустили, «Арт-Москва»уже неделю как закончилась. Эту историю никто специально не пиарил, но посетители видели, что порядка десяти стендов были пустыми. Что стало с компанией Монро, которая занималась перевозкой, понятия не имею. Но знаю, что на российском рынке их больше нет. Сам Монро переключился обратно на галерейную деятельность. Такие проколы при замечательной работе нашей таможни могут случиться с каждым. Принципиально понять, чья была ошибка. Если она касается таможни — это одно дело. Если логиста или перевозчика — совсем другое, и, конечно, таких серьезных ошибок рынок не прощает.
Выставка Марины Абрамович в «Гараже»
О Марине Абрамович
Недавно мы привезли и смонтировали выставку Марины Абрамович. В Россию приехала фура костей для нее. Чтобы вы понимали, это коровьи кости. Обычные коровьи кости обычных коров. Но это же Маринины кости; она их сама терла, обрабатывала, на Венецианской биеннале каждую косточку обмывала в каком-то растворе. И мы сообщали таможне:
— Ребята, мы везем фуру костей!
— Каких костей?
— Ну как каких. Коровьих.
— Вы нас за идиотов держите? Что, в России своих коров мертвых мало?
— Нет, ну это же для выставки кости.
— Слушай, я знаю тебя как человека. Знаю, что ты возишь очень странные вещи, но вообще ты нормальный парень. Но если я сейчас поставлю свою подпись под выпуском, завтра ко мне придет начальник и спросит, не мудак ли я. Какие коровьи кости? И конечно меня тут же заподозрят, что кости были вовсе не коровьи, а черепаховые или мамонтовые. И что я их не просто так впустил, а взятку получил.
«Если я сейчас поставлю свою подпись, завтра ко мне придет начальник и спросит, не мудак ли я. Какие коровьи кости?»
Но даже если ты его убедишь, к нему же придет другой начальник. И, конечно же, нам задавали вопросы, которые в другой ситуации нам бы не задали. Есть ли у нас в этих костях какие-то радиоактивные штуки? Зачем их обрабатывали кислотой? Что за художница такая с костями? Она что, дура, что ли, совсем?
В итоге вместо стандартных двух дней таможенное оформление длилось около недели. И, после многочисленных проверок, убедившись-таки, что это действительно коровьи кости (не знаю уж, у кого они спрашивали), что они едут для экспонирования на выставку Абрамович, государство нам их впустило. И мы даже вовремя их привезли в «Гараж». Возможно, сыграло свою роль некоторое лингвистическое сходство фамилий Абрамович и Абрамович. Ведь с точки зрения таможни, это бессмысленно. Никто никогда не повезет в Россию отходы убийства коров. И у таможни не существует отработанной схемы реагирования на то, что кто-то все-таки их везет.
Транспортировка и сбор работ Fineartway
О канале Discovery, «Майбахе» и Путине в ящике
И такие примеры — даже не самое сложное. Есть ситуации, о которых рассказывают на канале Discovery, когда искусство не влезает на корабль или в самолет и его на плавучих шариках везут как плот, когда для него разводят мосты. У нас был объект Жауме Пленса, который разбирался на чертову уйму частей и перевозился в трех тринадцатиметровых фурах. Мы его разбирали, перевозили и монтировали уже на месте. При транспортировке где-то чуть-чуть что-то погнулось, и объект не мог встать так, как должен был. Это стандартная ситуация при работе с большими произведениями искусства, которые нужно поднимать усилиями не двух человек, а четырех кранов, действующих одновременно. На реставрацию и монтаж обычно закладывается около недели. И вот когда у тебя над головой висит такая многотонная штука, которую надо реставрировать и монтировать на весу, — это действительно сложность.
Есть случаи с канала Discovery: искусство не влезает на корабль и его на плавучих шариках везут как плот, для него разводят мосты
Что касается таможни, это же государство. Она прекрасно работает с типовыми примерами перевозки. Как наше ГИБДД замечательно работает со средним водителем среднего автомобиля. Но если вы едете на «Майбахе», да еще последней модели, которая в одном экземпляре представлена в России и номер у вас 0001 без всякого «рус», а с каким-нибудь world, то если вас вдруг захотят остановить, подход к вам будет индивидуальный. Скорее всего, с вертолетами и ОМОНом.
Когда вы пытаетесь столкнуть человека с тем, что ему неизвестно, а он обязан принять какое-то решение по этому поводу, он, естественно, примет решение, максимально снимающее с него ответственность. Если вы везете искусство и приходите в государственную, достаточно скрипучую систему, которая только-только отладилась на то, чтобы мобильные телефоны растаможивать, и говорите: «Чуваки, у меня тут кое-что индивидуальное, что потребует вашего специфического решения для этого особенного случая», — будьте готовы, что к вам, как к ситуации с «Майбахом», будет применено не стандартное, а специфическое решение. И примет его человек, а не государственная машина, со всеми вытекающими.
Представляете шок таможни? Ведь Путин в Кремле. С чего бы это ему быть у вас в ящике?
Чтобы объяснить проще, представьте, что вы приезжаете на таможню с ящиком. И вас спрашивают: «А что там у вас?» — и вы отвечаете: «А, так там Путин». Представляете шок таможни? Ведь Путин в Кремле. С чего бы это ему быть у вас в ящике? И вы начинаете говорить таможне то, во что они поверить никак не в состоянии. Что он, может, билет потерял и попросил довезти. И на вас смотрят как на психа. А потом открывают ящик, а там правда Путин. И тут они вообще не понимают, что делать. Вас тут же арестуют, а Путина отпустят — хотя это ваш груз и вы честно его ввезли.
Текст — Алексей Серебренников
Фотографии — ЦСК Гараж, Ксении Колесниковой, Ольги Ладутенко и Давлета Докшуров
Комментарии
Подписаться