Прямая речь: Выпускники Института проблем современного искусства
Look At Me поговорил с выпускниками ИПСИ об учебе и о том, почему современный художник должен вначале думать, а потом рисовать
Look At Me уже публиковал интервью со студентами московских арт-институтов сразу после окончания учебного года. В сентябре финальной выставкой закончили свое обучение студенты Института Проблем современного искусства, или, как их называют проще, курсов Бакштейна, — главного поставщика современных художников, молодых кураторов и искусствоведов. Look At Me поговорил с выпускниками о том, что с ними произошло в ИПСИ, каким они видят современное искусство и чем собираются заниматься дальше.
Оля Вад
Сейчас уже и не вспомню, от кого первого из моих знакомых я услышала об ИПСИ, причем отзывы не всегда были со знаком плюс. Но за этим институтом все равно тянется такой медийный шлейф интеллектуального заведения — и я посчитала, что есть смысл узнать, соответствует ли это истине. Не сказала бы, что решение пойти на вечерние годичные курсы — а такими по сути и является обучение в ИПСИ — было для меня каким-то драматическим, хотя я вначале восторженно относилась к институту и сильно хотела туда поступить. Я только переехала в Москву из Петербурга, мне нужно было как-то вливаться в то, что происходит, плюс мне интересно учиться и у меня постоянное чувство, что мне не хватает образования. Выбора, где учиться, особенно нет — в искусствоведческие факультеты РГГУ и МГУ у меня веры мало (я уже наелась филфаком в СПбГУ), остается школа Родченко и ИПСИ. Но в школе Родченко занятия проходят по-настоящему — с утра до вечера, а в ИПСИ только вечером, ну а мне надо работать.
В Петербурге я училась по программе «культурная журналистика» «Фонда ПРО АРТЕ». И вот именно эта программа, которая формально длилась в общем тоже всего лишь год, и в содержательном плане, и в плане личных отношений дала мне очень много. Там была и интенсивность занятий, которую не всегда было легко вынести, и огромная команда преподавателей, и отличный набор студентов, которых как раз было очень немного — по-моему, на моем курсе из Петербурга было восемь человек плюс немного народу из Москвы. Такое количественное соотношение сильно сказывается на качестве, что тоже не секрет.
Черт, три лекции в неделю по полтора часа — курсы вождения и то интенсивнее!
Как так вышло, что взяли меня — нехудожника? Ну, мне все чаще кажется, что экзамены в подобного рода заведения — это такая формальность, где дело решает птичий язык. Видимо, я сказала какие-то правильные слова на собеседовании или комиссии понравились названия изданий, в которые я писала. И потом, за обучение надо платить — а это, как мне кажется, всегда расслабляет систему отбора. Что касается программы, у меня было больше всего претензий к расписанию: оно и так не сказать чтобы плотное — по три лекции в неделю максимум плюс иногда мастер-классы, но это все постоянно отменялось и переносилось. Черт, три лекции в неделю по полтора часа — курсы вождения и то интенсивнее! По содержанию — какие-то и правда новые и интересные для себя вещи я узнала только на лекциях Стаса Шурипы и Александры Обуховой. Если говорить о моих однокурсниках, то мне интересно, что делает Игорь Старков — не в плане риторики, наверное, а в плане исключительно продукта.
Жизнь у меня как-то не делится на жизнь «до» и «после» ИПСИ — пока, скорее, на Петербург и Москву. В Петербурге я была журналистом, писала про выставки и художников, работала редактором и т. д. Сейчас пишу меньше и больше стала арт-менеджером: вот в данный момент организую большущую книжную ярмарку интеллектуальной литературы в Красноярске (с аббревиатурой КрЯКК) для Фонда Прохорова. Искренне считаю, что делаю правильное дело. Плюс до сих пор веду петербургский раздел на сайте artguide.ru.
Судя по моему опыту, лекции в ИПСИ для кого-то из студентов — это единственная возможность узнать историю искусства XX века. Другим сделают коллективную выставку — это тоже полезно. Раз ИПСИ существует — значит, это нужно. Хотя я за сегментирование. Мне-то как раз больше импонируют сейчас не масштабные институции, а всякие кружки типа, например, изучения работ Михаила Лифшица. Я бы еще приветствовала какие-нибудь совсем частные вещи типа изучения искусства аутсайдеров среди аутсайдеров или польского искусства первой половины 1990-х. Мне кажется, что в таких условиях смыслов может родиться гораздо больше, хотя в плане попадания в индустрию шансов наверняка меньше. И да, я готовлюсь поехать учиться куда-нибудь далеко. Пытаюсь отнестись к этому не просто как к поводу свалить, а по-настоящему серьезно — поэтому еще думаю, куда ехать и какой маленькой отдельной областью заниматься.
Роман Мокров
Раньше я рисовал, потом — фотографировал и сейчас продолжаю фотографировать. Также я снимаю видео, делаю объекты — всего понемногу. Современным искусством я заинтересовался несколько лет назад, ИПСИ показался естественным развитием этого интереса — как будто у нас есть из чего выбирать. Заведений, в которых тебе что-то могут об этом рассказать, совсем немного: свободные мастерские при ММСИ, немного школа Родченко и ИПСИ. Поступая, волновался — мое портфолио просмотрели за полторы минуты. Все остальные что-то рассказывали так гладко: «вот этот проект я сделал в том-то состоянии», «интенция моего выбора была такая-то» — а я пришел со своими объектами, начал блеять, Бакштейн меня остановил и сказал: «Лучше показывай». Я показал, и меня приняли.
Я живу в Подмосковье, там это все, конечно, никого не интересует, тусовка совсем другая. У меня нет ощущения, что я как художник сильно кем-то востребован — за пределами Москвы любая востребованность кончается. У меня были выставки в маленьких городах (Электросталь, Электросила. — Прим. ред.), и там мои знакомые, боюсь, вообще не рассматривают такую категорию как искусство. Разве что речь о чем-нибудь очень дорогом — шикарная машина, например, или картина, которая стоит как машина. Мои фотографии и объекты они скорее воспринимали как баловство. В провинции гораздо более прямые суждения и оценки.
Мне кажется, скоро в кинотеатрах так будет — «Шрек-4»
в 3D, а потом — современное искусство в 3D. Мне бы
не хотелось оказаться в таком мире
ИПСИ дал мне понимание того, что работа художника должна быть глубже: например, ты заходишь в бассейн, и там разные уровни дна. Ты стоишь на одном, а есть еще глубже. И еще глубже на несколько метров или на много метров — а потом видишь, что это вообще не бассейн, а море. Стало сложнее, потому что раньше я работал на своем, чистом внутреннем драйве, а теперь, приступая к работе, не могу не думать, что я выражаю, с кем это перекликается, как это будет выглядеть рядом с другими моими работами. Это отличный эффект, хоть и стало намного сложнее.
Из преподавателей на меня повлиял Стас Шурипа — ну, его, наверное, каждый поставит на первое место. Архив Обуховой очень ценный. Ты приходишь к ней в гости, она помогает тебе подобрать книги и материалы по теме, дает какие-то координаты. ИПСИ, помимо теоретической базы, дает хорошие возможности для карьерного старта. У меня с этим сложно — я тяжело коммуницирую с людьми и не хватаюсь за эти завязки, но они там, конечно, есть. Я участвовал в выставке, которую курировал Шурипа в GMG gallery, это была детальная, долгая и осмысленная работа. То, что в итоге появляется в выставочном зале, — только верхушка айсберга.
Я бы хотел, разумеется, продолжить образование за границей — в области теории, в первую очередь. Но мне надо как следует подтянуть английский, а пока рано об этом думать. Эта история с баллами, которые дает ИПСИ для обучения в университетах за границей — там не все понятно. Последнее, что я об этом слышал, что есть какие-то осложнения.
Мне кажется, общая тенденция сейчас — это приближать современное искусство к балагану. Интерактивность, медийность, все эти яркие штучки, высказывания, направленные на эффект аттракциона. Даже нынешняя биеннале — по ней ходят люди, которые не воспринимают это как искусство. Там почти не висит описаний работ, и в них не вникают. Меня эта тенденция расстраивает — чтобы было ярко, красиво, блестяще и обязательно 3D-очки. Мне кажется, скоро в кинотеатрах так будет — «Шрек-4» в 3D, а потом — современное искусство в 3D. Мне бы не хотелось оказаться в таком мире. Мне бы скорее хотелось оказаться в мире, где все просто.
Михаил Левин
Про ИПСИ я читал статьи, часто натыкался на это заведение в биографиях наших молодых художников и заинтересовался. Я учился за границей, в Лондонской Slade Sсhool of Fine Arts — восемь лет не был в России и, когда вернулся, как раз искал себе такой курс, который за относительно короткий срок ввел бы меня в контекст. В ИПСИ обучение длится всего год, да и выбирать у нас особенно не из чего. Интервью при поступлении длилось минут двадцать. В Англии было намного сложнее, здесь почти не задавали вопросов про творческую практику. Скорее хотели понять, зачем вообще ты хочешь учиться и что у тебя в голове.
Мне кажется, поступление зависит не столько от твоих усилий, сколько от того, подходишь ли ты под критерии ИПСИ — в этом году, например, у меня сложилось впечатление, что набирали скорее не сложившихся художников, а тех, кто открыт к эксперименту, искали задатки идей в голове — то, с чем можно работать. Если судить по контингенту на нашем курсе, половина людей вообще занимается профессионально какими-то другими вещами — пиарщики, психологи, журналисты. Сегодня, чтобы быть художником, не нужно специальных навыков — это в первую очередь умение думать, особенность мышления. Теория сейчас — важный аспект, художник должен в первую очередь думать. Если он не думает, он, к сожалению, скатывается в категорию ремесленника.
Художник должен в первую очередь думать. Если он не думает, он скатывается в категорию ремесленника
Я занимаюсь живописью, крупноформатной графикой. Для выставки «Пространство НЕТ» мы с еще одним художником сделали видеоинсталляцию, я этого раньше не делал. Так что, наверное, можно сказать, что и на меня ИПСИ как-то конкретно повлиял, но вообще самое ценное в этом образовании — конечно, теоретическая база. Помимо постоянных курсов, были встречи с художниками — Гутов, Дубосарский, другие. Мне это все было интересно, потому что здесь перспектива сильно отличается от западной.
Мы из одной социальной модели переходим в другую: соцсети, огромный поток информации — это захватывает все аспекты нашей жизни и, конечно, имеет отражение в искусстве. Все больше интерактивности, даже если судить по основному проекту биеннале. Для меня достаточно сложно — пока или вообще — рефлексировать на эту тему. Я увлекаюсь другим медиумом — более визуальным, более эмоционально-заряженным, направленным не на мгновенный отклик зрителя, а, скорее, заставляющим подумать и что-то унести в себе.
Что касается так называемой сцены искусства, в Москве она, конечно, на зарождающемся уровне: достаточно много подражания Западу, да и расчет на продажу есть. За последние десять лет современное искусство у нас немного выехало из андеграунда в элитарность, в трендовость. Проблема в том, что здесь до сих пор нет поколения, воспитанного на этом искусстве, и нету полного понимая, что, зачем и почему делается. ИПСИ пытается воспитать такое поколение — есть даже группа «Новые Скучные», в ней состоит большинство выпускников и некоторые преподаватели: Шурипа, Титова, Жиляев. Они достаточно интересно работают, находят своего зрителя. Если говорить глобально, то в Москве искусство наконец стало модным, люди пытаются заниматься этим, и, может быть, не до конца понимают для чего.
Мне здесь хорошо, это все-таки дом, но и недостатков хватает. Лондон по размаху превосходит, конечно, Москву — и по выставочной деятельности, и инфраструктура лучше выстроена: гранты, резиденции. Но нельзя сказать, что там путь легче, туда все-таки со всего мира художники съезжаются. ИПСИ может дать старт, но широко заявить о себе трудно. Все на групповом уровне, где есть кураторы со своим видением. Это лучше, чем ничего, и, безусловно, у этого заведения есть своя репутация. Многие из наших известных молодых художников прошли через ИПСИ, и это говорит скорее за, чем против.
Маша Харитонова
Об ИПСИ я слышала давно, но пошла туда, когда почувствовала острую потребность в теоретической базе. И это оказалось как раз тем местом. Насколько мне известно, конкурс там существует, и даже есть люди, которые не поступают годами, но у меня не возникло ощущения, что это было сложно. Собеседование было коротким, портфолио тоже посмотрели быстро: в комиссии сидели Иосиф Бакштейн, Стас Шурипа и несколько выпускников с предыдущих курсов — это люди, глаз которых настолько наметан, что им часто хватает двух минут, чтобы понять, подходит ли им студент. Набрали человек тридцать пять, на выходе нас осталось человек семь. Думаю, по ходу обучения многие сами почувствовали, что им это неинтересно или не подходит и просто перестали ходить.
Вообще, в ИПСИ такая очень домашняя атмосфера — сидишь в мастерской Кабакова, слушаешь лекции преподавателей, которые были инсайдерами в то время и в тех кругах, о которых теперь читают тебе лекцию. Это почти тепличные условия, граница учитель-ученик довольно размыта. Легко проявить инициативу: мы с куратором занятий Надей Бушеневой какое-то время делали киноклуб. Показывали неочевидные фильмы — чаще авангард разного времени. Это не была, конечно, образовательная программа, но многие из моих однокурсников этих фильмов не видели. Еще там есть очень полезная традиция: те, кто не поехал учиться в Валланд, ездят в летнюю школу на академическую дачу Репина, где в больших белых мастерских приглашенные лекторы читают курсы, а в свободное время все общаются, работают над своими проектами, едят, смотрят кино и отдыхают вместе. К нам в этом году приезжали туда с лекциями Маша Чехонадских и Алексей Пензин из группы «Что делать?».
Легко проявить инициативу: мы с куратором занятий какое-то время делали киноклуб
Я окончила независимую школу кино и телевидения «Интерньюс» (курс Марины Разбежкиной) несколько лет назад, а в ИПСИ поступала с серией фотографий — я тогда активно увлекалась стрит-фото. Думала, что и продолжу как фотограф, но сейчас больше занимаюсь видео. Это частая практика, что люди за время обучения в ИПСИ начинают работать с другими техниками. Главным достоинством программы ИПСИ, конечно, являются лекции Стаса Шурипы — он один из главных преподавателей института, его курс в какой-то степени заставил меня лучше осмыслить свое творчество.
Нам обещали больше преподавателей, но по факту у нас было три постоянных курса: курс Ирины Кулик, скорее искусствоведчески общеобразовательный, курс Шурипы, который сложно описать в двух словах, — это что-то вроде истории идей в современном искусстве, и лекции Александры Обуховой, которая рассказывала о московском концептуализме и предоставила возможность пользоваться большим архивом, находящимся на «Винзаводе».
Наша первая групповая выставка была в мае в ЦДХ, она называлась «Картографии возможного», моих работ там было две — видеоинсталляция, которая потом попала в программу «Сегодня/Завтра» в ММСИ на Ермолаевский, и видео с бассейном, попавшее потом в конкурс студенческих работ в рамках Медиафорума. Я слышала, что обучение в ИПСИ дает какое-то количество баллов для поступления в европейские художественные вузы (при наличии законченного высшего образования) — это крутой бонус. Для себя я пока не выбрала школу, но думаю о Германии, конечно же.
Катя Сиверс
Про ИПСИ я узнала, когда работала с «Гаражом»: там я была там графическим дизайнером нескольких каталогов. Прочла про этот институт в одном из текстов и пошла туда — подумала, что это единственное, что я люблю и хочу делать. Я заканчивала Строгановку по специальности «графический дизайн». Я всегда хотела заниматься именно современным искусством, но как такового профильного образования в этой области у нас нет, и где-то года через два после Строгановки я попала в ИПСИ. Прежде всего меня интересовала теория. Потому что, несмотря на прослушивание курса истории искусства, у меня ясного представления об искусстве ХХ века не сложилось, и мне нужно было понять свое место в современной художественной системе. Моя художественная практика началась еще до ИПСИ, так что мне скорее требовалось получить представление о месте художника в современном мире. Скажу честно: меня не было в Москве, когда проходило собеседование — я попросила разрешения прислать свое портфолио по имейлу, и меня взяли на основании этих работ.
Не думаю, что ИПСИ сильно изменил меня как художника, скорее теперь я могу лучше объяснить, что я делаю, и понять, вместе с какими художниками и куда примерно я двигаюсь, — это понимание важно ничуть не меньше, по-моему, чем практическое умение делать что-то. Что касается моих ожиданий, то их институт превзошел. Не курс или какой-то лектор, а сама атмосфера — очень доброжелательная и очень свободная, это было для меня очень важно.
Что касается моих ожиданий, то их институт превзошел. Не курс или какой-то лектор, а сама атмосфера
Я не рассматриваю себя как художника исключительно московского и не связываю себя с городом. Я скорее хотела бы работать в другом месте. Я довольно много времени провожу за городом, и большинство моих проектов никак не связаны с городской средой — я не сказала бы, что это природа, но это точно не город. В городе я даже скорее делаю работы, направленные против него. А за городом это все проще — проще найти материал, проще сделать крупную работу. Московский контекст, он какой-то неясный, разрозненный, мне не кажется, что есть четкий круг московских художников — скорее, наоборот, сюда приезжают много людей, которые стараются здесь зацепиться.
Я сама считаю, что основной объект, с которым я работаю — это время. Оно может быть как угодно представлено, вовсе необязательно, что это будет работа, имеющая хронологическую продолжительность, например, видео или аудио. Меня интересует время как что-то очень субъективное, личное, многослойное. Я пытаюсь подобраться к этой теме с самых разных сторон, возможно, это не так хорошо видно, но в каждой моей работе это присутствует. Я использую разные техники, в этом, конечно, мне помогла Строгановка. У меня произошло такое вот совмещение более академического образования с образованием в ИПСИ, и, по-моему, это лучшая комбинация из того, что сейчас можно получить от российского художественного образования.
Ирина Петракова
ИПСИ — пожалуй, одна из немногих институций в России в Москве, которая действительно помогает молодым художникам начать или продолжить осмысленный творческий путь. У меня классическое художественное образование и историю искусств досконально я изучила в университете. В музее ART4.RU, где я работала позднее, я уже изучила историю московского концептуализма, а вот в области философии и теории искусств у меня было много пробелов, которые действительно интересно и нужно было восполнить. Так что меня скорей интересовал курс Стаса Шурипы, а учеба дала импульс, возможность пересмотреть свои методы, идеи. Для роста современного художника ИПСИ — почти единственное учебное заведение, в котором можно получить ощущение нужного контекста. Кто что от этого берет — уже другое дело. Кому-то нужны выставки, и там есть эта возможность, кому-то важнее в себе разобраться — посмотреть, что ты способен делать, куда хочешь двигаться, стоит ли тебе вообще быть современным художником.
У меня пока нет планов уезжать: мне кажется, актуально быть здесь и сейчас
Я поступала с рисунками и серией социальных граффити. Летом, после окончания курса у нас была выпускная выставка в ЦДХ, позже осенью была выставка в GMG gallery. На этих групповых выставках были, конечно, заданные темы — возможно, так проще начинать, но так или иначе, я старалась подходить к заданной теме через призму того, что интересно мне: сексуальность человека и ее природа, тело, взаимоотношения полов. В современном мире, в эпоху 3G, QR-кодов и, не знаю, адаптивных транспортных систем, как выясняется, отношения мужчины и женщины, мужчины и мужчины, женщины и женщины, если хотите, по-прежнему регулируются суперпримитивными средствами. Эта тема во все времена была актуальна.
Я думаю о том, чтобы продолжить образование в Москве: после ИПСИ многие лучше понимают свое собственное направление и идут учиться куда-то прицельно. Кто-то из ребят пошел в Британку, кто-то — в новую школу, которую делают MediaArtLab. Летом трое ребят с нашего курса ездили на стажировку в Швецию, в Академию Валланд. У меня пока нет планов уезжать: мне кажется, актуально быть здесь и сейчас.
Интервью — Наиля Гольман
Комментарии
Подписаться