Как Дин Блант
перепридумал
термин «лоу-фай»

уэт Hype Williams, состоящий из черного мужчины Дина Бланта и белой (родившейся, к слову, в России) женщины Инги Коупленд, существует около трех лет. За это время он, во-первых, укрепился в звании одного из главных андерграундных поставщиков мутной музыки вне всяких жанровых определений, во-вторых, ничего толком про себя не объяснил. В немногочисленных и коротких интервью Блант и Коупленд на вопросы о собственной мотивации отвечали что-то вроде «ну, мы, типа, не спим и жрем таблетки». Когда в их музыке появлялся голос (в основном именно Коупленд), то он говорил не пойми о чем в интонациях Алисы в стране чудес, если считать за чудо смену дня и ночи. Вершина такого подхода — альбом Black Is Beautiful с выдающейся песней про три полоски на штанах и болотным кавером на соул-классику Baby. Выступая по отдельности, Блант и Коупленд сильнее обнажали собственную природу, первый — человек большого искусства, мистификатор и тихий гений, вторая — певица со странностями, не более (см. недавнюю EP Don't Look Back, That's Not Where You're Going). Блант, в отличие от Коупленд, выпускает музыку, про которую с ходу невозможно понять практически ничего, будь то ужасно записанная коллаборация с Джеймсом Ферраро под названием, внимание, Watch The Throne или сбивчивые потоки рефлексии серии Narcissist. Несмотря на бесконечные комплименты более или менее всех музыкальных изданий планеты, все это очевидно являлось музыкой для узкого круга увлеченных меломанов и чуть менее узкого — любителей всего странного. 1 мая 2013 года все изменилось.

На свете довольно мало людей, не уставших от словосочетания «экспериментальная музыка», но The Redeemer ничем другим и не является. С тем только уточнением, что эксперимент здесь не движение в неизвестном направлении, а консервация намеренного и прекрасного дилетантства. По всем внешним признакам это очень сухая запись, но сухость ее не отменяет пронзительности, и в этом смысле The Redeemer — искусство, обращенное спиной к зрителю, но силящееся объяснить ему выражение своего лица (за счет в основном обнажения боли, которое в то же время не считывается как жалоба); для Бланта воспетое страдание — лишь выразительное средство, не выражающее, по сути, ничего.

Чтобы понять, о чем идет речь, достаточно послушать трек All Dogs Go To Heaven. Синтезатор на фоне звучит безупречно, гитара на переднем плане — совершенно никак. В GarageBand такой трек делается минут за пять. И именно приложенные к непосредственно записи усилия и позволяют в 2013 году считать лоу-фаем именно это, а не записи того же Ариэля Пинка. Причем последний самолично выдумал куда более адекватную замену относительно своей музыки ярлыку «лоу-фай» — retrolicious, что на русский хочется перевести корявым и несуществующим прилагательным «ретроватый». На альбоме Бланта никакой ретроватости и ретроградства нет. Есть уважение к прошлому — иначе откуда бы в Papi взяться семплу из песни Echoes группы Pink Floyd. Но семплирование на альбоме тоже лишается всей навязанной ему в последнее время тонкости. Нельзя придумать ничего более прямолинейного, чем собрать свою песню из многократно повторенного куска чужой. Точно так же в свое время нельзя было выдумать ничего более честного, чем запись альбомов Дэниела Джонстона на примитивный четырехдорожечник, а еще раньше — чем шестичасовая сессия Капитана Бифхарта, почти без обработки превратившаяся в Trout Mask Replica.

С одной стороны, это все — очевидные вещи, с другой — в контексте The Redeemer их хочется проговаривать, потому как что Дин Блант, что Инга Коупленд, что их дуэт Hype Williams всегда производили не столько музыку, сколько повод подумать и порассуждать. То, что почти все их альбомы интересно слушать, на самом деле большая удача. Для того же Бланта очевидна тотальная увлеченность процессом — этим объясняются его обтекаемые живые выступления, заигрывания с театром и современным визуальным искусством. Что до нового альбома, полного отличных мелодий и песен в классическом представлении: его интонация слишком сильно обращает на себя внимание, чтобы просто слушать музыку. Почти все звуки на The Redeemer кричат о том, как важны пустоты между ними. Любить эти песни (или треки, или как угодно) — все равно что восторгаться тем, как кто-то дышит в паузах между словами. Добавляем сюда упомянутую скорость производства — и теорема об истинной лоуфайности, что называется, доказана. Но тут, конечно, стоит перейти к вопросу музыкальности, без которой никаким методом альбом было бы не оправдать.

В целом The Redeemer звучит как творческий путь Roxy Music, воспроизведенный Блантом по пересказу робота-собаки. В некоторые моменты (как, например, в MMIX) — как черновые наброски не треков даже, а еще одних набросков неизвестно чего. На другом уровне — как буквальный перенос человеческих переживаний на язык примитивной электроники. Через весь альбом The Redeemer проходит серия сообщений на автоответчик от женщины, судя по всему, недавно ушедшей от героя, и сообщения эти то и дело меняют эмоциональный курс всей пластинки. После практически госпельного номера Brutal — о том, что жизнь устроится и «без тебя», — герой услышит «сообщений больше нет» и замолчит. При этом, даже вслушиваясь во все тексты, сложно поймать себя на переживании именно за персонажей. Переживать хочется лишь за автора, который своим методом повествования абсолютно заслоняет историю. И тут, конечно, напрашивается серьезный конфликт с заявленной выше искренностью. Но дело в том, что искренность высказывания Бланта изначально лежит не в области отношений мужчины и женщины, а скорее — человека и машины в смысле мастера и инструмента.