Авторы «Шапито-шоу»: «Люди считают, что нас разъедает ржавчина стеба»
Сергей Лобан и Марина Потапова, авторы «Шапито-шоу» и «Пыли», поговорили с Look At Me о том, как делать независимое кино в России
Look At Me поговорил с создателями «Шапито-шоу», фестивального хита и одного из самых заметных российских фильмов, о том, как независимому режиссеру попасть на большой экран, зачем вспоминать в кино Виктора Цоя, почему в России не принято смеяться над собой и почему снимать кино — это почти как кататься на коньках.
|
|
|
Сергей Лобан и Марина Потапова, члены киногруппы «Свои-2000», независимые режиссер и сценарист. После малобюджетного андеграундного фильма «Пыль» несколько лет снимали и продвигали четырехчасовой фильм «Шапито-шоу» с бюджетом два миллиона долларов и большой съемочной группой. Его будут показывать в 200 кинотеатрах по всей стране уже в конце января. |
Фильм «Шапито-шоу» — это общее из четырех взаимосвязанных и при этом разных историй о человеческих отношениях — любви, дружбе, уважении и сотрудничестве. Все истории начинаются в Москве и заканчиваются в Крыму, в Симеизе, а в поле зрения попадают Петр Мамонов в роли практически самого себя, молодой продюсер, мечтающий устроить российские гастроли псевдо-Цоя под лозунгом «Эрзац-звезда», парень и девушка с интернет-зависимостью, чьи чувства проходят испытание реальностью, и компания глухонемых, противостоящая московским модникам. Все они попадают в удивительное место — крымское сюрреалистическое кафе на обрыве под названием «Шапито-шоу», где выступают дешевые копии знаменитостей и они сами.
Трейлер фильма
О съемках с непрофессионалами и выходе в большое кино
Что это такое по ощущениям, когда независимый режиссер вдруг делает проект совсем другого масштаба? Дело же не только в капитале, но и в количестве вложенных усилий вас и вашей команды.
Марина: Мы никогда ничего не боялись, ну или всегда чего-то боялись, другими словами. В случае с «Шапито» мы воспринимали только то, что кино с двумя миллионами бюджета — это и есть настоящее кино, а все, что было до этого, — какая-то преджизнь, ненастоящее. Мы подумали, что сейчас нам дадут бюджет и мы снимем настоящее кино, потому что до этого все было понарошку. Мы наняли какое-то количество персонала, который должен был выполнять свои функции — гримеры, хлопушки, администраторы площадки, директора, светобаза. Все это было в нашей жизни впервые и символизировало наш выход в большое кино.
Как вам вообще ощущалось от хлопушек, светобаз и всего остального? Не сводило с ума?
Сергей: Я как считал раньше — что ничего остановить процесс не может. Все можно понять, осмыслить и узнать на практике. Я когда в институте учился, никогда не ходил на лекции. Потом за пять часов я понимал, что можно разобраться в любом предмете: существует же интеллект у человека, очень быстро можно все постичь. Поэтому когда мы вступали в большое кино, то мы наивно полагали, что в какой-то момент мы эту систему себе подчиним и с удовольствием двинемся дальше. Оказалось, что большое кино — это такой монстр, гигантская неприятная система подавления творческих и других способностей человека, которая не позволяет сделать ничего.
Провал был практически гарантирован. Но мы не останавливались
И пятьдесят человек съемочной группы показались вам большой махиной, которой трудно управлять?
Сергей: Да, при том, что для большинства из них, как и для нас, это был первый опыт участия в процессе. Все находились в стрессе и аду: все ведь люди хорошие и ответственные, и каждый боялся за свою работу и общий провал операции. Но с другой стороны, с профессионалами у нас не сложилось. Приятнее было иметь отношения с людьми, которые так же как и я могли посмотреть на все свежим взглядом.
Любительства было достаточно, чтобы появилась серьезная вероятность провала?
Марина: Провал был не то, что вероятен, а практически гарантирован. Но мы не останавливались. До сих пор не понимаю, как все в итоге удалось.
Весь процесс подготовки «Шапито-шоу» — пять-шесть лет, насколько я понимаю. Что заняло столько времени? Съемка и постпродакшен?
Сергей: Из этого по большому счету несколько месяцев съемки, несколько месяцев монтажа. Полтора года все вместе.
Марина: Все остальное время, три с половиной года, — это попытки заняться проектом. Я бы назвала это попытками доказать, что ты не верблюд, которые в чем-то помогли. В сущности эти перерывы были такими депрессивными месяцами в пустоте, в перелистывании сценария, переделках и переписках. Мы долго шлифовали текст: первоначальный вариант был написан очень быстро, и можно было бы легко снимать. И с тех пор сделать еще десять фильмов. Но сценарий надо было постоянно менять под продюсеров и наши возможности.
Как вы актеров выбирали? Многие же из них непрофессионалы. Были какие-то критерии?
Сергей: Прочитать монолог Гамлета — была такая задача. У нас есть шикарная видеотека, где есть все актеры Москвы, которые на тот момент существовали, молодые и подающие надежды — все читали на наших пробах «Быть или не быть». Тогда Борис Хлебников тоже что-то снимал, попросил наш кастинг и просто охуел, сказал: «Это гениально!»
Я так поняла из других интервью, что вы собирали людей для «Шапито-шоу» по принципу «чтобы вы смогли подружиться и много времени провести вместе»?
Сергей: Ну, с большинством людей, которых мы привлекали конкретно, мы уже были знакомы, и они нам нравились. Мы верили, что это важнее, чем какие-то их конкретные профессиональные навыки, и это себя оправдало. Люди на наших съемках получали в два раза меньше, чем в среднем получают люди по отрасли: наш бюджет не позволял снять масштабное кино с обычными расценками. И все члены группы очень самоотверженно вели себя все время. В каких-то вещах они оказались профессиональнее, чем самые настоящие профессионалы: не просто подходили серьезно, а могли брать на себя несколько функций сразу. Родственный мозг — необходимое условие для того, чтобы можно было что-то сделать. Делать вместе кино — это да, ну, как семья своего рода. Надо не жалеть сил для других и многим жертвовать.
Все актеры Москвы, молодые и подающие надежды, читали на пробах «Быть или не быть»
Марина: Часто жалуются, что на съемках царит какая-то ужасная атмосфера: все ругаются, конфликтуют. На мой взгляд, это связано с тем, что очень много случайных людей собирается по принципу, что тот или иной режиссер — хороший профессионал, держатся за имя. И с этим отличным режиссером никто не может дружить и взаимодействовать: он неприятный в жизни и очень конфликтный человек.
Фотографии со съемок «Шапито-шоу»
Что такое — снимать кино как образ жизни?
Сергей: Съемки — это адский процесс. Все на грани: как на войне себя ощущаешь.
Марина: Когда мы снимаем кино, мы даже не спим. Три часа сна в день примерно. Все время уходит на подготовку к следующей съемке. Когда в следующий раз мы будем снимать кино, я буду работать часов по пять, часа два думать про следующую съемку, а все остальное время буду спать.
О множестве героев, лжи и Викторе Цое
Многие режиссеры, особенно в России, делятся тем, что сейчас нет героев и им не про кого сейчас снимать кино. У вас умопомрачительное сочетание героев для одного фильма: псевдо-Цой, продюсер, пионеры, глухонемые и интернет-зависимые. То есть у вас проблем с героями не возникло?
Марина: Проблемы с героями? У нас нет такой проблемы. И в кино и не в кино. Эта проблемы выдуманная, вымученная. «Каким должен быть герой?», «о чем должно говорить кино?» — эти вопросы в пустоту. Кино может быть о чем угодно с любыми героями, оно просто должно быть живым, захватывающим. Герои одни и те же на самом деле, такие же люди сто лет назад существовали.
Сергей, а ты историю Маринину сразу полюбил, всех персонажей?
Сергей: Мы в паре работаем, и у нас вообще такого нет, чтобы я принимал или не принимал, обсуждаем-то мы все с самого начала.
Проблемы с героями? Зануда едет в Крым с бабой. Таких героев миллион
Марина: Была изначально идея, что кино будет многослойное: вот зануда, которого играет Леша Подольский (также исполнитель главной роли фильма «Пыль». — Прим. ред.) едет в Крым с бабой. И в чем проблема найти такого героя? Таких героев миллион. Герой, продюсирующий нового Цоя, — его тоже искать не нужно, потому что он был реально физически с Лобаном, но он совсем другой, не такой, как в фильме, потому что мы его переписали потом.
Сергей: В реальности был человек, сейчас еще живет в Питере, он действительно продюсировал Цоя в проекте «Группа Виктор». Сейчас этот проект тоже вроде существует, но там уже другой продюсер и все по-другому. На тот момент была очень смешная кампания с гастролями, тоже провальная абсолютно, как и в фильме. И, собственно, Глеб послужил поводом для вдохновения для такого персонажа. Потом в какой-то момент мы подумали, что было бы неплохо представить другого нашего приятеля — Сережу Попова со своими характерными чертами в роли этого продюсера.
Марина: С героями, когда находишь главное, остается просто заполнять пустоты, как в анкете. Чем занимается, что скажет, кого любит.
А у тебя есть какой-то любимый герой в фильме, на которого ты смотришь, и он тебе жутко нравится?
Сергей: Вот как раз Сережа Попов, молодой продюсер, который решает везти по стране нового Цоя в проекте «Эрзац-звезда» и всюду цитирует Уорхола и Маклюэна, наверно, мой любимый герой, как ни странно.
Весь этот фильм — кривая усмешка над самими собой
Марина: Мои герои мне нравятся все, но Попов еще мне дорог, потому что в какой-то момент у меня были очень большие сомнения по поводу него. Потому что он не актер и с ним работать как с актером трудно, он может быть некомфортный. А по результату он получился как раз фактурный, потому что он не играет: он такой живой. Еще сын Мамонова по фильму мне типологически близок: вся его жизнь по мне. Я могу представить его в любой стадии — как в квартире, заваленной хламом, так и пересказывающим дурацкий фильм «Отморозки», который он хочет снять с помощью отца.
Отрывок из фильма «Шапито-шоу»
Ирония в таком количестве задумывалась?
Марина: Весь этот фильм — кривая усмешка над самими собой, мы очень самоироничные люди.
Сергей: Но это не цинизм или злая ирония, это усмешка, направленная в нашу сторону. Люди считают, что нас разъедает ржавчина стеба — это не так.
Главная линия фильма — что все герои едут на отдых с надеждами насчет друг друга, а потом все рушится. Все они оказываются не теми, кем кажутся вначале, все переживают, и в конце с ними чуть ли не катарсис случается.
Сергей: Мы просто подумали, что эта история про вранье и разочарование сработает на всех героях. Оказалось, что все истории похожи, а «липкая ложь» — это пункт, где все должны были сойтись вплоть до отдельных слов. Когда мы пришли к мысли, что истории должны развиваться последовательно, одна за другой, нужно было понять, как их объединить. И первая же была идея, что у них должен быть один и тот же финал, в одном и том же месте — в кафе, которое сгорает.
«Шапито-шоу» — это в какой-то мере и кабаре. Вы с самого начала придумали фильм с песнями?
Марина: Сперва мы думали о песнях Цоя. В конце должно было быть шоу с Цоем, которое с провалом организовывается весь фильм.
Должен был выходить Мамонов и петь песню Высоцкого в горах
Сергей: Мы с Жаком (композитором фильма. — Прим. ред.) дружим очень давно. Мы все время думали внедрить в кино его песни, а потом в какой-то момент продюсерам показалось, что хронически не хватает хронометража для того, чтобы это могло в четыре полноценные серии вырасти. Мы тогда это срочно вспомнили и поняли, что как раз этого и не хватало. Мы пробовали время от времени писать под гитару, но подумали, что лучше будет, если песни зазвучат как итальянская эстрада. С южным городом это тоже очень созвучно. Тексты песен героев придумала Марина, а танцы — Андрей Сергиевский, он с Михаилом Ефремовым сейчас работает.
Зачем вы вспомнили Цоя?
Марина: Мы не вспоминали — Цой просто никуда никогда не исчезал. Он уникален. Мы воспринимаем его как главную фигуру, по крайней мере, когда мы снимали кино, понимали, что это для всех главная фигура — больше таких нет. Кого на его место, Высоцкого? Про Высоцкого была вначале тема. Должен был выходить отец, Мамонов, и петь песню Высоцкого в горах. Вообще эта тема отца и сына архетипическая — могучего, советского отца.
Делаешь серьезный фильм, а все ржут. Не смейтесь!
Отец, конечно, могучий, но над ним тоже смеешься взахлеб. Нет?
Сергей: Ну вот, делаешь серьезный фильм, а все ржут. Аж обидно стало. Изо всех сил старались. Не смейтесь! Не смейтесь! Что смешного?
Марина: История «Уважение» с Мамоновым и Никитой — это история про отца и сына, которые идут в горы, а отец погибает. Библейские мотивы, в общем. И чем более величественно и эпично это выглядит, тем смешнее получается. Мамонов придумал этот момент про огурчики с грядочки, а мы из него пафосного начали лепить, и он очень был этим недоволен. В первой версии сценария герой Мамонова был такой мужичок простенький, который вспомнил о сыне. Дурацкий такой, поперся в горы, а сам ни на что не годится. Но потом этот герой начал меняться на наших глазах, и получилось яснее и смешнее.
Кадры из фильма «Шапито-шоу»
О чувстве юмора, Земфире и режиссуре как катании на коньках
«Шапито-шоу» в общий контекст того, как и что сейчас снимают в России, почти не вписывается. Все мы знаем фильмы, в которых грустно, серьезно, трудно и молчаливо. И по сравнению с этим у вас просто зеленая свинья в зоопарке, а не фильм.
Марина: Ты имеешь в виду русскую новую волну? Мы не соотносим себя с ней вообще. Мы с британским кино себя больше соотносим, может быть. А сняли мы не как все, потому что на такое кино, какое ты описала, мы придем и будем ржать в голос. А уж снимать его всерьез точно не станем.
Сергей: В какой-то момент наши новые русские режиссеры тоже окажутся на нашей территории, просто мы их опередили намного.
То есть, условно говоря, вы не с румынами, а с британцами?
Марина: Сто процентов.
Мы вообще не спорим по-серьезке никогда — только очень редко и очень глупо. Например, говно Земфира или не говно
И таких фильмов, как ваш, нужно больше?
Марина: Это просто необходимо. Об этом просто вопиет вся Россия-матушка. И главное, раньше иронии и юмора было достаточно много в фольклоре, потом в кино: нельзя сказать, что это чуждо какой-то культурной традиции. Очень много смешных фильмов делалось еще в советское время: «Курьер», «Петров и Васечкин», «Иван Васильевич меняет профессию», «12 стульев»...
Сергей: «Айболит 66», прекрасные фильмы у Данелия и Рязанова. Это просто хорошее кино, и его сложно снимать. Может быть, поэтому его и нет на сегодняшний момент, никто не хочет заморачиваться. Комедии делать гораздо тяжелее. Юмор — это вообще высшая форма интеллекта. И смешное, в отличие от пафосного, невозможно просчитать: с ходу непонятно, как делать смешно. А кино с серьезной миной, даже плохое, может довольно долго выглядеть как нечто нормальное, себя не разоблачая.
Марина: В комедии надо все ювелирно делать, со смешными деталями. Это не грустная мать и пустая комната, и усталый сын, и это по полчаса — «Покушай, покушай».
То есть, грубо говоря, чтобы подурачиться, надо на самом деле рисковать больше?
Сергей: Можно подурачиться, но не факт, что это будет хорошо. Мы про себя еще сами до конца не поняли, как надо делать, чтобы было хорошо. А поскольку нас двое, мы можем постоянно оценивать и контролировать историю и процесс, чтобы мы не оторвались и не пошли не в ту степь.
Марина: Мы пока не пробовали быть по отдельности, и я подозреваю, что если буду что-то делать без Сережи, то это будет более ущербно по ряду причин. Вместо у нас просто смешнее получится. Я вот могу, как мне кажется, какую-нибудь пошлятину сморозить. Когда мы работаем, то мы не спорим до посинения, а идем рука об руку. Один из нас начинает, второй подхватывает. А если не подхватывает, значит, идея не катит вообще. Мы вообще не спорим по-серьезке никогда — только очень редко и очень глупо. Например, говно Земфира или не говно. Эти споры обычно по пьяни, и оба правы обычно, кстати.
Смешное, в отличие от пафосного, невозможно просчитать
Чувствуете ли вы какие-то перемены в себе, после того как оказались в большом кино?
Марина: Мы как после первой охоты. На охоте ведь такое бывает: когда на притравку собаку привозят, и у нее встают мозги на место. Она впервые узнает, где барсук, а где лиса.
Сергей: А потом обратно в дом из дикости. Три дня она спокойна, а потом начинает бросаться на всех подряд. Понятно, что мы поумнели, потому что все все время умнеют. Но сказать, что мы какие-то супермонстры, — это вряд ли.
Марина: Это как если ты никогда не вставал на коньки и встал на коньки. Ты просто узнал, как на них стоять. Стал ты лучше от этого? Нет. Кататься на коньках мы не умеем, но мы на них постояли. В следующий раз, наверное, не будем падать. Но вообще обычно только ты чему-то научился — и уже надо учиться чему-то другому. Кино снимать — это как с мобильным телефоном. Ты только купил новую модель, освоил, а они что-то еще придумали.
Об «Ассе», Апатоу и сериалах
Вам нравится фильм, который получился в итоге?
Сергей: Нравится — это не подходящее слово. Он уже есть как часть нас, и нам с ним теперь жить.
Многие сравнивают ваш фильм с «Ассой» — глоток иронии, воздуха и честности посреди застоя.
Марина: Мы с Сережей не любим «Ассу». Это плохой, дурацкий фильм, очень затянутый и очень неестественный. Там есть симпатичный герой — вот этот Бананан, еще какие-то хорошие моменты, музыка. Но по большому счету, это дурацкий фальшивый фильм непонятно про что, какая-то мутота. Вот «Игла» — это чистый фильм, очень классный и складненький. У «Ассы» даже стиля особого нет оригинального. Там какая-то мафия загадочная действует, негодный абсолютно фильм. Хоть это и был первый прорыв андеграунда в массовую культуру, но прорыв этот куда-то не туда, в чужое.
Цой никуда никогда не исчезал. Это для всех главная фигура — больше таких нет
Сергей: Просто «Асса» — это папино кино, взгляд на субкультуру сверху. А «Игла» — это субкультурный продукт, настоящая чистая вещь. Сам Цой к «Ассе» тоже относился странно. Я просто недавно с ним посмотрел интервью на «Кинотавре». Его и спрашивает Сергей Шолохов в привычных тогда советских тонах в интервью: «Вот вы там, в фильме "Асса", поете песню "Перемен" — не заигрывание ли это с интеллигенцией?» А он отвечает что-то типа: «Я вообще не знаю, для чего я в этом фильме нужен, это странное кино». С другой стороны, говорит, я и рад, что я там отдельно смотрюсь и не ассоциируюсь с этим фильмом.
У вас по чужим фильмам вкусы часто совпадают?
Сергей: Почти совпадают.
Марина: Иногда нет. Сереже вот нравятся фильмы американского режиссера Апатоу (он про дураков снимает), а мне нет.
Сергей, а почему ты любишь Апатоу?
Сергей: Я люблю Апатоу, потому что это очень пошлый жанр, молодежная комедия, очень глупый. И вот, находясь в рамках этого бедного жанра, он начинает транслировать какие-то вещи, которые выходят за край, переступает через формальное и начинает говорить какие-то вещи честные, эмоциональные, открытые — про дружбу. Простые, как в первый раз. У Апатоу же как? «Ты мой лучший друг», — и плачут друг у друга на плече. И так в каждом фильме: какие-то простые вещи всплывают через эту всю пошлость. И все герои, и их истины такие обнаженные оказываются, свежие, совершенно неприкрытые.
Студия «Своих-2000» на «Фабрике»
У вас есть какой-то проект мечты? Может, вам хочется снять блокбастер или сделать дурацкий мюзикл в стиле Вуди Аллена?
Марина: С мечтами одна проблема — все, что я придумаю, скорее всего, не получит деньги. Есть тема: можно снимать сериалы, потому что деньги сейчас есть только на телевидении, и там все окупается. Но на телевидении ты сталкиваешься с другими фактурами: это некоторое интеллектуальное большинство, для которых «Я» — вид другого порядка. Лобан в любом случае считает, что сериалы — это самое главное. А я вообще хотела бы спектакль поставить.
Сергей: Я, правда, сериалы бы делал. Мне нравится сериальная форма.
А у вас нет ощущения, что сериал — это потеря времени, а кино — самая суть?
Марина: Вот как раз такого ощущения нет, с тех пор как появились действительно сильные вещи в этой области: Breaking Bad или Bored to Death. Стало понятно, как это делать, чтобы было красиво и умно. Конечно, было стыдно, когда «Санта-Барбара» шла по телевизору. Упаси Господь сказать кому-нибудь тогда, что, мол, я хочу снимать сериалы.
У Апатоу же как? «Ты мой лучший друг», — и плачут друг у друга на плече
Сергей: Мне нравится в сериалах, что можно фиксироваться на чем-то продолжительное время. Причем смотреть сериал раз в неделю совершенно необязательно, все телевизионное программирование с сериями по режиму — отживающая фигня. Скоро сериалы будут появляться в сети целиком, как они есть, а уж как ты будешь их смотреть — это твое дело. Сериал — это не занятие на полтора часа. Вместо этого ты подключаешься к какому-то определенному миру на длительное время, и оказывается, что в длинных историях могут происходить очень интересные вещи.
Кино скоро будет стыдно смотреть?
Марина: Скоро будет.
Сергей: Пока не стыдно. Просто ну что там смотреть? По сравнению с сериалом фильм — это так, нарезочка. Вот мы ходили недавно на лекцию этого сценариста известного, МакКи. Первое, что он сказал: «Не знаю я насчет кино, ничего интересного сейчас там не происходит. Все самые лучшие люди работают в сериалах!»
Комментарии
Подписаться