Личный опыт: Как я работала в галерее
Куда пропадают экспонаты после выставки, как выжить небольшой галерее в мегаполисе и где искать новых художников — в интервью Look At Me
Look At Me продолжает рассказывать о молодых героях, которые добиваются чего-то сами. Сегодня в рубрике «Личный опыт» координатор галереи «Комната» Юля Юсма рассказывает, как она стала заниматься галерейным делом. Сколько проблем создает рента галерее, как сделать выставку молодого художника и придумать проект в рамках биеннале — обо всем этом пойдет речь в интервью Юли для Look At Me.
Юля Юсма, фотограф и координатор галереи «Комната»
Какое отношение ты имеешь к искусству? Как ты попала в галерею?
Вообще я фотограф, но сейчас мало занимаюсь фотографией. Полтора года назад я переехала в Москву из Петербурга и искала себе интересную работу, а Алексей Трегубов, театральный художник, работающий в Школе современной пьесы, искал себе помощника. Мы вовремя встретились, и так я стала ассистентом театрального художника. Когда я пришла, оказалось, что Алексей к этому моменту как раз превратил бывшее театральное фойе в галерейное пространство — выкрасил стены, купил хороший свет, так что я стремительно превратилась еще и в помощника галериста. В Питере я работала в «Фотодепартаменте» с Надей Шереметовой — помогала делать выставки, семинары, портфолио-ревю. Там, кстати, я посещала курс Лизы Фетисовой о галерейном деле — это большая удача, потому что получить хоть какое-то образование галериста или куратора в России негде.
Сейчас современное искусство — это как фотография лет пять назад, когда случился бум и все взялись за камеры
Вообще, профессия галериста непредсказуема. Эммануэль Перротен, например, без специального образования работал в разных галереях, потом решил открыть свою, у него было всего двадцать тысяч евро на все дело. Он выставлял молодых и интересных авторов с небольшой популярностью, обрастал связями и так выстроил отношения, что скоро смог выставить Дэмиена Херста. Или Камель Меннур, который вообще без денег полетел в Токио к Нобуеси Араки, тогда уже звезде, но еще не имевшему представителя в Европе, и расстелил перед ним такую красную дорожку, что тот предоставил ему свои работы и они уже десять лет сотрудничают. Это все истории про то, что очень важно быть смелым и уметь общаться, причем со всеми. Вдохновляет, что кто-то делает все вот так с нуля и своими руками, когда рискуешь сам за себя и не стыдишься своих ошибок.
Сейчас современное искусство — это как фотография лет пять назад, когда случился бум и все взялись за камеры. Есть активное движение в этой сфере, и вокруг меня очень много таких людей — мой муж учится в Родченко на мультимедиа, друзья так или иначе связаны с выставочной деятельностью. Я не искусствовед, не критик и не журналист и не пытаюсь делать вид, что превосходно разбираюсь в современном искусстве — для этого есть кураторы. Моя задача — понимать саму среду и уметь с ней работать. Придумать, каких людей друг с другом связать и какие условия им предложить, чтобы они могли круто работать и делать что-то интересное.
Любая выставка — это минимум двадцать пять тысяч рублей, несколько дней поисков нужной бумаги в типографиях и горы нервов
Не знаю, как это происходит в крупных галереях, но в «Комнате» ответственность переложить не на кого — за все отвечаешь ты сам, и стоит всегда быть готовым к тому, что твой изначальный замысел в процессе воплощения превратится во что-то другое. Конечно, работа в галерее — это очень интересно, но если ты собираешься идти куда-то, где планируешь все время общаться с художниками, ходить на вернисажи и заниматься только приятными и легкими делами, стоит дважды подумать. Нужно справляться с кучей банальной технической работы. Когда зритель входит в обычный зал с белыми стенами, по которым развешаны картинки в аккуратных паспарту, он не знает о том, что любая выставка — это минимум двадцать пять тысяч рублей, несколько дней поисков нужной бумаги в типографиях и горы нервов.
Подготовка выставки Максима Хема
Как появилась сама галерея и как она устроена изнутри?
Галерею открыл Алексей. Когда я пришла, у нас были название, стены и свет. Я нашла дизайнера, который сделал нам фирменный стиль, завела соцсети. Опыта в этой сфере у нас обоих, строго говоря, почти не было, зато было огромное искреннее желание заниматься этим делом. Наша главная особенность — это, конечно, положение при театре. Я не знаю больше таких примеров ни в Москве, ни где-то еще. Когда у нас была выставка «Теория хаоса» французских медиахудожников Electronic Shadow в рамках биеннале и заехал Петер Вайбель, у которого на галереи типа нашей в расписании, как я поняла, обычно выделено примерно от трех до четырех минут, ему у нас понравилось. Кстати, когда ты делаешь специальный проект биеннале, никто тебя, конечно, не предупреждает, что Вайбель приедет посмотреть. Мне позвонила его ассистентка за пятнадцать минут до визита с вопросом «Где парковаться?». Я в этот момент вообще не была в театре и от этого звонка проснулась — то есть понятно, это была паника. Но инсталляцию успели включить, он посмотрел, и все в итоге сложилось отлично. Тогда половина театра овладела техникой ее включения — а там надо было в определенной последовательности запускать дым-машину, ветродуй, компьютер, проектор.
Мне позвонила ассистентка куратора биеннале Вайбеля за 15 минут до визита с вопросом «Где парковаться?»
Благодаря театру мы обладаем ресурсами — помещение и рабочие у нас театральные, что значительно облегчает жизнь. Мы избавлены от главной проблемы маленьких галерей, которым нужно выживать в постоянных боях с арендной платой. Еще один момент — наша публика, это в основном театральные зрители. У нас довольно большая проходимость, человек пятьдесят-сто за вечер, потому что «Комната» — это то место, куда все зрители идут в антракте, не считая тех, кто приходит специально в галерею днем, когда спектаклей нет. Во многом поэтому мы стараемся делать проекты, для которых не нужно глубокого специального образования или многоступенчатого объяснения. Мы стремимся к тому, чтобы человек, попав в «Комнату», увидел какие-то такие работы, так выставленные, чтобы это само по себе его впечатлило и вдохновило.
Откуда берутся деньги на работу галереи?
Конечно, все материалы мы покупаем сами, и печать или производство, если оно нужно, оплачиваем тоже сами — театр не спонсирует галерею. Продажи происходят, но пока очень редко, вначале это были буквально деньги из кармана Алексея. Вообще в России это как-то не принято — обсуждать, что сколько стоит, и называть цены, а также хвалиться продажами (хоть они и являются, в общем-то, индикатором успешности галеристов), тогда как в Европе это все считается нормальным. Мы сейчас на продажи не нацелены, в смысле это не главный наш вектор — хотя нам они, конечно, нужны, потому что нужен бюджет на выставку — на любую, как бы она ни выглядела просто. Почему мы так можем существовать? Потому что мы все-таки театральные работники на зарплате. Галерея — это наша инициатива помимо основных должностей и наше к театру дополнение. Все, что мы делаем, мы должны согласовывать, и в обязанности всех людей, работающих тут, галерейные дела не входят — так что мы по максимуму стараемся все делать своими силами.
«Теория хаоса» в этом плане была удачей — мы познакомились с замечательной Екатериной Ираги (галерея «Ираги»), которая работает и во Франции, и в России, и она предложила нам посотрудничать. Она нашла художников и спонсора: тут нам очень повезло, потому что вопросы спонсорства это для нас пока темный лес.
Экспозиция выставки «Теория хаоса»
Сколько надо времени, чтобы придумать и воплотить выставку?
Сначала мы находим художника, потом связываемся с ним и начинаем переговоры, как только что-то вырисовывается — встречаемся. Подбираем куратора, знакомим с художником, все вместе согласовываем детали и дорабатываем (а иногда с нуля выстраиваем), собственно, выставочный проект. Потом уже начинается производственный этап — заказ печати, паспарту, развеска, объекты. С объектами снова помогает то, что мы живем в театре. В бутафорском цехе сварили железную конструкцию для инсталляции «Теории хаоса», на которой держался тяжеленный проектор. Мне сложно, если честно, представить что-то такое, чего бы в нашем цехе не смогли соорудить. Алексей, например, для спектакля «Медведь» придумал ледяную мебель, которая должна была таять во время представления, и когда потребовалась консультация, из производственного цеха позвонили в музей ледяных скульптур, где им сказали, что то, что они уже сделали, вообще-то невозможно, так что вряд ли они смогут помочь. Потом одна из этих ледяных скульптур — тающий венский стул — была выставлена в ММСИ. Что подводит нас к разговору о том, что Алексей — театральный художник, но он делает еще что-то для себя, и таких художников много. Мы сейчас планируем делать выставку еще одного театрального художника, который нам честно говорит: у меня есть материал, но я не знаю, как все это объединить, сделать из этого проект. И вот тут включаемся мы.
Если нам художник говорит, что хотел бы привести слона, мы по возможности ему этого слона приводим
Мы стремимся остаться такой лояльной площадкой — не хотим быть одной из тех галерей, которая просит инкрустировать кристаллами Swarovski инсталляцию, чтобы продать ее дороже. Не лезем в душу произведению, работаем с этим очень бережно и уважаем художника — ну и наша совесть остается чистой. Если нам художник говорит, что хотел бы привести слона, мы по возможности ему этого слона приводим. Сейчас, например, мы сделали выставку работ самого Алексея — это большие холсты с серыми фонами, и стены мы тоже перекрасили в серый. Возможно, придется в ближайшее время перекрасить их еще в какой-то цвет, а потом быстро возвращаться к белому для следующей экспозиции, и я даже не знаю, сколько придется потом класть слоев белой краски.
Как вы продвигали галерею и сделали ее известной?
Мы пошли стандартным путем — стали поднимать все свои личные контакты и связываться с журналистами и критиками. После того, как мы немного заявили о себе, сделали три-четыре события, люди как-то сами стали нас находить. Все это пока происходит через соцсети — мы даже не чувствовали сначала потребности делать сайт, а теперь делаем его, потому что он стал нужен.
Обычно ты постишь везде событие, звонишь интересным тебе людям и приглашаешь их на открытие, ходишь на аукционы, вернисажи, выставки, знакомишься с людьми, и они о тебе узнают. Не знаю, откуда именно на нас стали выходить художники, но теперь нам приходит довольно много писем с предложениями. Раньше мы начинали заниматься следующей выставкой примерно тогда, когда открывали текущую, теперь у нас есть план на три-четыре выставки вперед. Первые отклики воспринимались как победа, теперь уже это не так удивляет. Появляются предложения от покупателей — их немного, но они есть, и все это, конечно, в основном знакомства.
Экспозиции выставок в галерее «Комната»
Галерея может быть успешным предприятием? И важно ли это вообще в случае галереи?
Успех — очень относительное явление. Публичный и внутренний успех для галереи — это совсем разные вещи, одно дело — когда вся Москва ходит к тебе на открытия, другое — кто с тобой работает. В этом плане похвала Вайбеля — лучшая оценка, потому что проект с галереей «Ираги» это для нас — это что-то на уровень выше, и хочется не снижать планку. Не в смысле привозить только именитых художников, а делать хорошие проекты, за которые не было бы стыдно. Для нас успех — это, наверное, не общепринятое определение: в стандартных условиях галерея успешна уже тогда, когда продолжает существование долгое время, потому что это действительно сложно. Для нас успех — это отклик, мы можем себе позволить сразу обращать внимание именно на это, потому что не зависим от аренды.
Однажды я чуть не договорилась о доставке ванны из Йошкар-Олы
Какая из придуманных тобой выставок тебе особенно дорога?
Первая, это была выставка MAMA PAPA DADA молодого коллажиста Максима Хема. Он придумал поставить в центре зала ванну, в которой была телефонная трубка с начитанным текстом с музыкальной подложкой, которую он сам написал, объемные короба на стенах, куда нужно было заглядывать, чтобы посмотреть работу, деревянную лестницу, продолжающую бумажный коллаж. Мы это все соорудили, и он до последнего момента не верил, что все правда так и будет, как он задумал. А это было именно то, чего мы хотели, — интересное, живое. Тогда я столкнулась с тем, что художник, который никогда не выставлялся, приносит тебе гору по-настоящему интересного материала, и ты должен из этого что-то выбрать. Здесь последнее слово было за Алексеем, у которого гораздо больше опыта, он твердой рукой убрал лишнее. В итоге на стены попала половина того, что мы подготовили к развеске, потому что пришлось разрываться между желанием показать все крутое и задачей сделать осмысленный, цельный выставочный проект.
Это, конечно, все было весело: я, например, чуть не договорилась о доставке ванны из Йошкар-Олы, потому что объявление в интернете не было подписано. Меня на время возненавидели монтировщики, потому что шесть человек мужчин таскали в итоге эту ванну по театру, где сплошные лестницы и занавески, а она была чугунная и весила сто кило. Еще музыка, которая из этой трубки звучала, играла из моего айпода — а потом в театре шел детский спектакль, и айпод пропал. Жалко не было — по-моему, это достойное исчезновение.
Интервью — Наиля Гольман
Комментарии
Подписаться