Почему я думаю, что антикафе — это выражение русского кошмара

Вообще-то, всё, что происходит в антикафе, кажется кошмаром. Предоставленные сами себе люди с творческими задатками и экзальтированным настроем (а подобные заведения как будто посещают только такие клиенты) лишь в самом безопасном случае проводят время за настольными играми или поеданием картошки из ближайшего «Макдональдса». Обычно в окружении остальных «творческих» их креативная энергия начинает извергаться в самых неприятных формах и погребает под собой как здравый смысл, так и хороший вкус. Антикафе — территории с предельным уровнем концентрации плохих поэтов, бездарных музыкантов и восторженных фотографов. Плотность дурновкусия в пространствах антикафе настолько высока, что непонятно, почему на их месте не образуются чёрные дыры.

Посетителей антикафе можно только пожалеть. Чтобы ощутить в себе прилив творческих сил, почувствовать себя свободными, им приходится платить деньги ушлым усатым предпринимателям, которые действуют скорее как художники-концептуалисты, продолжительное время эксплуатирующие одну и ту же идею и метод её воплощения. Да, брать деньги за время и место — это гениально. Реальность ещё никогда не видела такой наглой монетизации самой себя. Это больше похоже на художественный акт, который поднимает вопросы существования самых базовых понятий бытия в условиях капитализма. Но надежды на самокритичность этого явления быстро сходят на нет: метастазы московского изобретения появляются не только в других городах России, но и за рубежом.

Это ли не распространение русской национальной идеи? Правда, неясно, из какого она века. Принцип устройства антикафе видится мне каким-то нелепым (в своём притворстве чем-то другим) пережитком феодализма. Средневековые крестьяне платили своему лендлорду за право жить на его земле, — а феодал в обмен защищал их (правда, ему была важнее сохранность своей собственности, а не безопасность людей). Посетители антикафе платят его организаторам за право пребывания на его территории, — а хозяева пространства обустраивают его и, например, убираются. Неофеодализм тут доведён до абсурда ещё и тем, что плата формально берётся за время. Время, единственная категория, которую в чистом виде человечество до сих пор не могло себе присвоить, оказывается, так легко подчинить себе.

Божественная комедия

Хирон и Кентавр охраняют реку кипящей крови

Идея антикафе могла появиться только в России, стране, чья экономика построена примерно по тому же принципу. Мы берём деньги за то, что у нас просто есть. Да, добыча нефти и газа в полярной ночи — это сложно, но мы же почти не старались, чтобы всё это получить. Оно просто есть — и всё. Вдобавок всё идёт к тому, что Россия скоро просто начнёт торговать тем, чего у неё больше всех в мире, — площадью. Вот, редактор LAM Антон Мухатаев думает, что наша страна будет хорошо зарабатывать на международных перевозках, когда по территории Сибири проложат высокоскоростные железнодорожные магистрали (а прогнозы Антона с пугающей точностью сбываются). Ну вот: вся страна — одно большое антикафе. Главное, чтобы наша культура не опустилась до уровня его клиентов.

Было бы честнее, если бы чай, печеньки и настольные игры в антикафе тоже продавались, как и время и пространство. Их посетители приходят туда, чтобы просто побыть — в суете городской жизни они исчезают из собственного поля зрения, и им нужно место, в котором они могут вновь почувствовать себя собственными хозяевами. Жаль, что это место — не дом. И правда, виды спальных районов удручают. Но в погоне за свободой от хаотического мрака капиталистического общества, в этом побеге от реальности, в истерике которого мы готовы заплатить даже за 10 минут на удобном диванчике, люди попадают в ловушку того же самого капитализма — они не в силах убежать от товарно-денежных отношений. Антикафе — это очень мрачная вещь, которая появилась как одновременно и отклик на проблемы современной России, и как их выражение. Я не хожу в такие места.