Видеопрокат:
Лучшие фильмы 2012 года

Затевая историю о двух секретных агентах (Крис Пайн и Том Харди), влюбившихся в одну и ту же девицу (Риз Уизерспун), режиссер «Ангелов Чарли» и четвертого «Терминатора» перемешал и смолол в сахарную пудру гэги из сумасбродных голливудских комедий тридцатых, практические пособия по преодолению кризиса среднего возраста и громокипящую пиротехнику брукхаймеровских блокбастеров. Вышло абсолютно упоительно, хотя, конечно, пробы на экране ставить негде.

Эмансипированная разоблачительница всяческого рода медиумов (Ребекка Холл) из Лондона начала двадцатых годов прошлого века приезжает в интернат, где призраки, вроде бы, пугают детей до смерти. Не то чтобы страшный в привычном понимании, но тревожный, изысканный и строгий триллер с интеллигентным бэкграундом. Русское название тут, ясное дело, ни к селу ни к городу: речь идет именно о «пробуждении» – том самом, когда «наблюдатель проснется, чтобы отправиться спать».

Самое громоздкое, оглушительное и очаровательное недоразумение сезона: ну какой еще фильм с аналогичными сборами посчитают с треском провалившимся? Сейчас космическую палп-оперу студии Диснея, вроде бы, стараются распробовать заново, сеть полнится покаянными постами киноманов со всего света, вопиющих о том, какую красотищу они прошляпили в первом приближении. Но настоящим «космонавтам и мечтателям» все было ясно с  самого начала.

Вот боевик в первозданном виде, каким он должен быть, но чаще всего не бывает. Идеалистическая дидактика милицейских боевиков студии им. Горького помножена (причем неоднократно) на огнестрельные нормативы Джона Ву и прикладные единоборства Тони Джаа: сначала в гада выпускаются все патроны до последнего, потом его рубят на куски топором, а когда и топор приходит в негодность – вражину просто рвут голыми руками. Хрусть – и пополам.

Раз: перед глазами возникает постмодернистский «конструктор красного цвета»; кубик Рубика, на гранях которого перемешаны пиктограммы жанровых клише; головоломка, придуманная от большого ума. Два: отдельные детали срастаются вместе, пластик пульсирует от биения невесть откуда взявшихся жизненных соков, голые схемы обрастают голодной плотью. Три: невесть каким образом материализовавшиеся с экрана «вставные челюсти размером с самогонный аппарат» перемалывают зрителя, как шпроту.

Известный по клипам Бритни Спирс, Эминема и Моби американо-корейский видеогуру до сего момента снимал кино лишь однажды («Крутящий момент», 2004), но лучше бы этого не делал. Тогда его полноценным дебютом стал бы этот остроумнейший фильм-концепт, в котором не остается живого места от новейшей киноклассики (чтобы потешаться над «Криками», много ума не надо, а вот грамотно пройтись по «Донни Дарко» — это высший пилотаж), и находит развернутое и аргументированное подтверждение тезис о том, что «девяностые — это восьмидесятые сегодня».

Два майамских гика, известные по мультфильму «Облачно, возможны осадки в виде фрикаделек», сделали для полузабытого подростково-полицейского сериала то же, что некогда Барри Зонненфельд — для «Семейки Аддамс», а Бетти Томас — для «Семейки Брэди»: телегерои былых времен не просто обрели новое воплощение, но оказались способны на равных конкурировать со своими культовыми предшественниками. И еще — в оригинале, как ни крути, не было ни Корейского Иисуса, ни Живых Бровей. 

От колосса Скотта многие, если не все, ждали ответов на многочисленные и в большинстве своем неуместные вопросы. Ковырялись профаническими отмычками в нездешнем замке, царапали монолит обшивки, разворачивались и уходили восвояси. А громада этого в прямом смысле слова анти-«Чужого» (где «анти» — одновременно и «перед», и «против») так и осталась неколебимой. Ему, как и леонардовой «Джоконде», вполне по чину самому выбирать, кому нравиться, а кому нет.

Лос-Анджелес 1987 года — не совсем то время и место, по которому воспитанный человек должен испытывать ностальгию. Но ничего поделать невозможно: мюзикл, замешанный на самых забубенных боевиках патриархов хайр-метала, не оставляет ни малейшей лазейки для высоколобого игнора. Обмотанный банданами Том Круз, напивающийся в компании обезьяны, гризлиподобный Алек Болдуин, на глазах меняющий ориентацию, Рассел Брэнд как таковой — и все прочее в том же непотребном духе.

В принципе, тут было бы вполне достаточно указать на то,  на каких единственно возможных тактах за кадром прерывается баллада Хэнка Уильямса Kaw-Liga или просто вспомнить, КАК ИМЕННО перепрыгивает препятствия Эдвард Нортон. А таких драгоценнейших, филигранных ювелирных моментов в этой «песне невинности и опыта» создателя «Семьи Танненбаум» и «Бесподобного мистера Фокса» — не два. И даже не двадцать.

Предыдущие этапы этого танцевально-мелодраматического марафона особого внимания не стоят, да и эта, последняя на сегодня и уже вторая в формате 3D, серия явно проходит по разряду удовольствий совсем уж предосудительных. Но вполне подлинных. Полтора часа рафинированной сословной мелодрамы в духе «Грязных танцев», умопомрачительно поставленные гламурные флешмобы против точечной майамской застройки, революционная хореография — далеко за гранью фантастики и гравитации.

В свете последних событий месседж фильма Ложье (а у него все вертится вокруг детей — пропавших и нашедшихся, усыновленных и отказников, своих и чужих) может показаться чрезмерно лобовым и злободневным. Но стоит попробовать не угодить в  капкан коньюнктурных трактовок и посмотреть на «Верзилу» (во Франции куда удачнее названного «Секрет») как на послание, в финале которого по-шьямалановски ловкий сюжетный кульбит распускается самым натуральным экстазом и катарсисом.

Даже в космически далеком от современной драматургии журнале Metal Hammer киноверсия нашумевшей пьесы Трейси Леттса удостоилась панегирика, из которого следовало, что «Киллер Джо» is metal as fuck. Не поспоришь при всем желании: фильм, начавшийся как всего лишь очередной, пусть на диво фактурный южный нуар, вдруг стеклянеет взором, бьется в падучей оземь и оборачивается завораживающим мороком, временами совсем в духе раннего В. Г. Сорокина: «Вот, милые мои, а вы говорите — Беатриче, Беатриче».

Удивительно, но основным источником своего вдохновения режиссер этого триумфа боли называет не какой-нибудь там «Аватар», а сплошь свирепый артхаус калибра Михаэля Ханеке и Гаспара Ноэ. Еще более удивительно, что даже при мимолетном взгляде на экран это очевидно и безо всякий пояснений. Но окончательно погрузиться в сон разума все-таки не выходит — есть риск залипнуть на какой-нибудь очередной ступне, смачно отхваченной саперной лопаткой на самом крупном плане; в 3D, разумеется.

Сняв полнометражный трехмерный ремейк собственного дебюта (завернутого тогдашними диснеевскими бонзами по причине явного некрофильского душка), Бёртон если не полностью, то как минимум на треть реабилитировался за все удручающие безобразия, из которых практически полностью состояла его фильмография за пару последних пятилеток. Здесь все снова почти что как раньше: жутко-изобретательно, изобретательно-трогательно, трогательно-жутко. И уж точно — живо, хотя прозекторские швы кое-где да и вылезут.

Пара репортеров (Кристофер Денхам и Николь Вишус) втираются в доверие к сектантам из общины некой девы (Брит Марлинг), которая утверждает, что прибыла из будущего и поможет своим адептам спастись во время грядущего армагеддона.  Скромный, сдержанный, даже в некотором роде стеснительный фильм, ловко прячущий в рукаве белого балахона эсхатологический козырь, с гораздо большей помпой разыгранный в «Верующих» Дэниела Майрика и «Красном штате» Кевина Смита. 

Запускать маховик сюжета с помощью маленькой смешной собачки породы ши-тцу, принадлежащей вдобавок опасному гангстеру (Вуди Харрельсон), — идея не сказать чтобы блистательная. Но скепсис выветривается даже быстрее, чем пресловутая животина появится на экране: драматургия МакДонаха работает, несмотря ни на что, как часы — те самые, много где побывавшие, которые вручил маленькому Бутчу из «Криминального чтива» герой Кристофера Уокена, без которого в «Психопатах» тоже, мягко говоря, не обошлось.

Документальный триллер (а если внимательно приглядеться, то и форменный хоррор) о том, как в октябре 1997 года в семейство очень средних техасцев по фамилии Беркли вернулся младший сын, последние три года считавшийся пропавшим без вести. То, что мальчуган оказался не совсем тем, за кого себя выдавал, несложно догадаться уже хотя бы по названию, но вот то, что последует за этим очевидным разоблачением, в голове решительно не укладывается. Но из нее же потом и не выходит.

От этого опуса ожидали что угодно — оммажа классическим фильмам про кун-фу, планового междусобойчика, да хотя бы и откровенного провала. Но никак не того, что  вышло в итоге — а именно несуразного, практически невербализуемого, но вполне очевидного чуда. Короче, как характеризовали некогда творчество другого самородка, «сусальная распупыренная мамлеевщина, сизоокие лупатые трахи и поползновенные трулялюши, кукольные шашни и прочая эквилибристика».