ВопросВопрос учёному: Когда в мире останется только один язык?

Владимир Плунгян

доктор филологических наук, член-корреспондент РАН, профессор, заведующий отделом типологии и ареальной лингвистики Института языкознания РАН и отделом корпусной лингвистики и поэтики Института русского языка имени В. В. Виноградова РАН, специалист в области морфологии, африканистики и корпусной лингвистики

Вопрос о единственном языке будущего не такой бессмысленный, как кажется на первый взгляд. И его действительно довольно часто задают. Некоторые основания думать, что когда-нибудь останется всего один язык, может быть, и вправду есть, потому что мы сейчас находимся в такой эпохе, когда количество языков на земном шаре стремительно сокращается. Их когда-то было очень много, даже и сейчас – всё ещё довольно много, но в ближайшее время их станет мало: несколько тысяч, потом, может быть, несколько сот. Но всё-таки точно не один. Ответ на вопрос, что с ними будет происходить дальше, прямо зависит от ответа на вопрос о том, что вообще будет происходить с нашим миром, с нашей планетой, с нашей цивилизацией.

Люди стремятся переходить на те языки, функции которых более универсальны и разнообразны, — эта тенденция была всегда и сейчас только усиливается.

Сокращение числа языков происходит потому, что мир глобализуется, становится единым, и при этом в нём образуется один главный центр влияния. Раньше таких центров было много, и в разных участках планеты они существовали автономно. А сейчас на всю планету остаётся только один. Своё влияние он осуществляет, естественно, с помощью языка. И таким образом этот язык — речь, конечно, об английском — становится языком всего человечества. Очень многим людям очень многие действия становится привычнее осуществлять именно на английском языке: например, вести торговые переговоры, или писать научные статьи, или исполнять песни... Даже крупные языки, на которых когда-то вся эта деятельность была возможна, сейчас отступают перед английским, что же говорить о таких языках, которые и вовсе никогда не выполняли таких функций. Люди стремятся переходить на те языки, функции которых более универсальны и разнообразны, — эта тенденция была всегда и сейчас только усиливается.

Сохранится ли такое положение в будущем, мы не знаем. Если не сохранится, то в мире будет господствовать не английский, а, например, китайский, или хинди, или индонезийский, или арабский. Тут очень сложно делать прогнозы. Но в любом случае, если мир будет оставаться единым, то и разных языков в нём будет с каждым десятилетием всё меньше.

Иными словами, языков становится меньше не потому, что сами эти языки как-то меняются, например, упрощаются (в эволюции языка всё устроено намного сложнее), а просто потому, что люди не хотят говорить на «малых» и функционально бедных языках, а хотят говорить на крупных и функционально универсальных. Так людям удобнее: слабые стремятся говорить на языке сильных, чтобы стать сильнее самим. И дело совсем не в том, что какие-то языки изначально лучше приспособлены для «глобального» общения, это чистая политика, чистая социология. Ключ к этой проблеме в том, как устроен современный мир, а не как устроены отдельные языки: в структурном отношении каждый из языков человечества имеет все предпосылки для того, чтобы стать мировым. Но достаётся эта роль немногим. Или одному. Но один-единственный язык на всю планету — это всё-таки точно не завтра!