КнигиТриумф человеческих знаний над природой, вселенной и смертью

Дэвид Дойч пытается разубедить читателя, что в этом мире существуют непостижимые для человека знания, что восхищение от красоты полевых цветов и живописи Боттичелли не подлежит рациональному объяснению, или что мы никогда не достигнем бессмертия — вся его книга посвящена возвеличиванию «убедительных объяснений» и увлекательному, интеллектуальному диалогу о них.

Для многих Дойч — сверхновая звезда во вселенной физики, бунтарь, волнующий научное сообщество смелыми идеями развития концепции мультивселенной и собственной теорией конструктора. Вряд ли Дойч осознанно ставит перед собой задачу популяризации науки или хочет выговориться путем литературного творчества, в чем можно заподозрить его более именитых коллег. Просто в загоне с несколькими узкими специализациями ему было бы тесновато. Дойч идет по стопам философа науки Карла Поппера, на которого он постоянно ссылается в своей книге: потребность анализировать и объяснять постепенно захватывает весь окружающий мир. Интеллект Дойча словно черная дыра заглатывает все новые и новые дискурсы из часто несвязных областей физики, биологии, культурной теории и эстетики, чтобы возвратить их уже рационализированными, встроенными во вселенную прогресса и здравого смысла, где не существует расшатанных или ненадежных элементов, но зато все ещё много черных пятен, до которых не успел добраться солнечный свет.

Дойч полемизирует со Стивеном Хокингом, который считает человечество незначительным космическим мусором.

Главы внутри «Начала бесконечности» наделены формальной преемственностью, но на самом деле их можно читать в любом порядке, а некоторые при желании даже обойти стороной — последующие истории от этого не начнут рассыпаться. Дойч полемизирует со Стивеном Хокингом, который считает человечество незначительным космическим мусором. Он отвечает, что именно человеческие знания помогут отменить смерть, колонизировать вселенную и продолжить радикальную модификацию природы — слишком большие амбиции для  случайных паразитов. Под ударами Дойча рассыпаются постмодернизм и структурализм — какой смысл в философии, которая отказывается от миссии логично объяснять мир и вместо этого как увлеченный внутренними голосами аутист замыкается в неразборчивую игру смыслов и интерпретаций? Дойча не волнует, что воззрения Вингенштейна и его последователей, возможно, перестраивались в попытке сохранить собственный интеллектуальный потенциал и найти удаленный оазис для выживания в мире, где философия стремительно становится избыточной. Для Дойча это просто плохое объяснение, а значит его и не стоит брать в расчет, как и дисциплину, которая отвернулась от прогресса ради инфантильного саморазвлечения.

Автор уверен, что красота — часто объективная, природная категория, а не результат нашего культурного выбора: цветы притягивают людей так же хорошо, как и пчел. Он без всякого труда объясняет математическую несуразность и парадоксальность демократии: это полная ошибок система, лишенная всякой объективности, где, к примеру, наибольшим политическим весом может обладать третья по величине партия только из-за привилегии выбирать, с кем из тяжеловесов вступить в коалицию. Но помимо математической несостоятельности, в ходе борьбы за голоса происходит создание и соревнование между собой более или менее убедительных смыслов, которые и позволяют влиять на систему. В конце концов принятие любого внутреннего решения — это не математическое взвешивание доводов на мысленной чаше весов, а поиск наиболее убедительного объяснения, и ничего больше. Дело в том, что преодолевшее объективную критику наиболее подходящее объяснение крайне трудно заменимо, примерно так и работает вся наука.

Наши ценности и цели могут совершенствоваться бесконечно.