КнигиКак нацисты решили помешать Эйнштейну

Как пишет Амос Элон в своей книге «Как всего этого жаль», в Германии того времени бурное развитие искусства и новых идей во многом определялось евреями — покровителями и первопроходцами в разных сферах деятельности. Особенно чётко это прослеживается на примере науки. Как указывал Зигмунд Фрейд, в какой-то степени своим успехом еврейские учёные обязаны «креативному скептицизму», обусловленному их внутренним ощущением себя чужаками. Евреи — сторонники ассимиляции недооценивали степень озлобленности многих немцев, которых они считали своими соотечественниками. А те, по существу, видели в них посторонних, или, по словам Эйнштейна, «другое племя».

Первое публичное столкновение Эйнштейна с антисемитизмом произошло летом 1920 года. Некто Пауль Вейланд, инженер по образованию, немецкий националист с дурной репутацией, имевший политические амбиции, возомнил себя полемистом. Он был активным членом ультраправой националистической партии, в официальной программе которой, появившейся в 1920 году, утверждалось, что её главная цель — «уменьшить доминирующее влияние евреев в правительстве и в обществе».

Вейланд понял, что Эйнштейн, хорошо разрекламированный еврей, должен возбуждать чувство обиды и зависть, а его теорию относительности легко превратить в мишень для нападок. Многие, включая даже некоторых учёных, были обескуражены: им казалось, что эта теория подрывает основы мироздания и построена на абстрактных гипотезах, а не на прочной экспериментальной основе. В статьях, публиковавшихся Вейландом, теория относительности преподносилась как «величайший обман». Из разномастной публики он создал организацию (финансировавшуюся на удивление хорошо), помпезно названную Сообществом немецких естествоиспытателей за сохранение чистоты науки.

К Вейланду присоединился и физик-экспериментатор Эрнст Герке. Особой известностью Герке не отличался, но много лет он скорее страстно, чем осмысленно критиковал теорию относительности. Эта группа провела несколько агрессивных атак на самого Эйнштейна и объявила релятивистскую механику еврейской теорией по своей природе. Затем они провели несколько собраний по всей Германии и, в частности, устроили 24 августа большой съезд в зале Берлинской филармонии.

Первым выступил Вейланд. Высокопарно разглагольствуя, он обвинил Эйнштейна в корыстном использовании своей теории и своего имени. Хотел Эйнштейн того или нет, склонность к публичности, как и предупреждали его проповедовавшие ассимиляцию друзья, была использована против него. Вейланд заявил, что теория относительности — обман, а Эйнштейн вдобавок ко всему плагиатор. Читавший по бумажке Герке сказал практически то же самое, приукрасив своё выступление большим числом научных терминов. Как сообщалось в The New York Times, собрание носило ярко выраженный антисемитский характер.

Но на самом деле весело ему не было. Какое-то время Эйнштейн даже подумывал уехать из Берлина

В середине выступления Герке по залу прошёл шепоток: «Эйнштейн, Эйнштейн». Он пришёл посмотреть на этот цирк и, хотя не собирался ни привлекать внимание к своей персоне, ни вступать в дебаты, не смог удержаться от смеха. Как заметил приятель Эйнштейна Филипп Франк, он всегда рассматривал события окружающего мира как зритель в театре. Сидя среди публики вместе со своим другом-химиком Вальтером Нернстом, он временами громко хмыкал, а в конце заявил, что всё это мероприятие было невероятно забавным.

Но на самом деле весело ему не было. Какое-то время Эйнштейн даже подумывал уехать из Берлина. В раздражении он сделал тактическую ошибку — написал длинный гневный ответ, опубликованный тремя днями позже на первой странице либеральной ежедневной газеты Berliner Tageblatt, которая принадлежала его еврейским друзьям. Я абсолютно уверен, что эти два докладчика не заслуживают моего ответа, писал он, но, не ограничившись этим, продолжил. Выступления Герке и Вейланда явно антисемитскими не были, и евреев они открыто не критиковали. Но Эйнштейн утверждал, что его работа не подвергалась бы нападкам, будь он немецким националистом, со свастикой или без неё, а не евреем.

Основное место в статье Эйнштейна было отдано опровержению Герке и Вейланда. Однако в ней были нападки и на более значимую фигуру — известного физика Филиппа Ленарда, который на этом собрании не присутствовал, но антирелятивистскую истерию поддерживал.

Ленард, лауреат Нобелевской премии за 1905 год, был первым экспериментатором, описавшим основные закономерности фотоэлектрического эффекта. Когда-то Эйнштейн им восхищался.

«Я только что прочёл прекрасную статью Ленарда, — спешил сообщить он Милеве Марич ещё в 1901 году. — Она привела меня в такой восторг и доставила такую радость, что я непременно должен поделиться ею с тобой». После публикации в 1905 году первой из основополагающих работ Эйнштейна о квантах света учёные обменялись комплиментарными письмами.

Публичный обмен любезностями, ставший следствием антирелятивистского собрания, подогрел интерес к предстоящему годичному собранию немецких учёных

Пауль Эренфест был ещё более резок. «Ни моя жена, ни я никак не можем поверить, что вы сами написали некоторые фразы этой статьи, — горячился он. — Если вы действительно написали их своей собственной рукой, значит, этим грязным свиньям удалось наконец затронуть вашу душу. Я заклинаю вас всем, чем могу: не тратьте больше ни слова на это прожорливое чудовище, публику».

Эйнштейн был несколько смущён. «Не судите меня слишком строго, — ответил он Борнам. — Время от времени каждый должен приносить жертву на алтарь глупости, чтобы задобрить и Бога, и род людской. Это в полной мере мне удалось сделать своей статьёй». Но он не извинился за то, что пренебрёг правилом избегать публичности. «Мне необходимо было это сделать, если я хочу остаться в Берлине, где каждый ребёнок узнаёт меня по фотографиям, — сказал он Эренфесту. — Если ты сам веришь в демократию, то и публике надо предоставить такое право».

Неудивительно, что Ленард был возмущён статьёй Эйнштейна. Он настаивал на извинении, поскольку даже не принимал участия в антирелятивистском собрании. Арнольд Зоммерфельд, возглавлявший Немецкое физическое общество, хотел выступить посредником и уговаривал Эйнштейна «написать несколько примирительных слов Ленарду». Но это ему не удалось. Эйнштейн отступать отказался, а Ленард ещё на шаг приблизился к кромке, отделявшей его от откровенного антисемитизма. Позднее он стал нацистом.

(У этого события имелся странный заключительный аккорд. Согласно документам из рассекреченного в 1953 году досье ФБР на Эйнштейна в отделении ФБР в Майами появился хорошо одетый немец. Он заявил дежурному офицеру, что согласно его информации Эйнштейн в опубликованной в 1920 году статье в Berliner Tageblatt признался, что является коммунистом. Этим услужливым информатором был не кто иной, как Пауль Вейланд, добравшийся до Майами и пытавшийся эмигрировать в Соединённые Штаты. До этого много лет этот отъявленный мошенник и жулик скитался по всему миру. Глава ФБР Джон Эдгар Гувер стремился доказать, что Эйнштейн был коммунистом, но безуспешно, и дело пришлось закрыть. Через три месяца в Бюро наконец отыскали и перевели статью. В ней ничто не указывало на то, что Эйнштейн был коммунистом, но Вейланд тем не менее получил американское гражданство.)

Публичный обмен любезностями, ставший следствием антирелятивистского собрания, подогрел интерес к предстоящему годичному собранию немецких учёных, которое должно было состояться в конце сентября на бальнеологическом курорте Бад-Наухайм. Эйнштейн и Ленард планировали на нём присутствовать, и в конце ответа газете Эйнштейн предложил именно там публично обсудить теорию относительности. «Каждый, кто осмелится предстать перед лицом научного собрания, может высказать здесь свои возражения», — заявил он, бросая перчатку Ленарду.

Поскольку теория относительности, к сожалению,
не позволяет нам продлить абсолютное время настолько, чтобы его хватило
на это заседание, — сказал
он, — я вынужден его закрыть

На время недельного собрания в Бад-Наухайме Эйнштейн остановился у Макса Борна, жившего во Франкфурте в 20 милях от курортного городка, куда они каждый день ездили на поезде. Решающий поединок, в котором, как предполагалось, примут участие и Эйнштейн, и Ленард, состоялся во второй половине дня 23 сентября. Эйнштейн забыл взять что-нибудь, чем можно было бы писать, поэтому он одолжил карандаш у своего соседа и приготовился делать заметки во время выступления Ленарда.

Председательствующим был Планк, и только благодаря его авторитету и увещеваниям персональных нападок удалось избежать. Возражения Ленарда, касающиеся теории относительности, были во многом сходны с теми, которые высказывали другие люди, не занимающиеся теорией. Она строится скорее на уравнениях, а не на наблюдениях, сказал Ленард, и «с точки зрения любого учёного грешит против здравого смысла». Эйнштейн ответил, что со временем меняется «кажущееся очевидным». И это справедливо даже для механики Галилея.

Это был первый раз, когда Эйнштейн и Ленард встретились лично, но они не пожали друг другу руки и не разговаривали. И хотя в официальном протоколе собрания это никак не было отмечено, похоже, в какой-то момент Эйнштейн потерял самообладание. «Эйнштейна вывели из себя и вынудили ответить язвительно», — вспоминал Борн. А через несколько недель в письме Борну Эйнштейн уверял, что он «никогда больше не позволит себе опять так волноваться, как в Наухайме».

Наконец усталому Планку удалось закончить заседание шуткой, без кровопролития. «Поскольку теория относительности, к сожалению, не позволяет нам продлить абсолютное время настолько, чтобы его хватило на это заседание, — сказал он, — я вынужден его закрыть». На следующий день газеты вышли без броских заголовков, а антирелятивистское движение на какое-то время ушло в тень.

Что касается Ленарда, он дистанцировался от исходной, достаточно странной группы антирелятивистов. «К сожалению, Вейланд оказался проходимцем», — сказал он позднее. Но антипатию к Эйнштейну Ленард не преодолел. После собрания в Бад-Наухайме его атаки на Эйнштейна и «жидовскую науку» становились всё более резкими и антисемитскими. Он стал поборником создания Deutsche Physik — «немецкой физики», очищенной от еврейского влияния, примером которого для него была теория относительности Эйнштейна с её абстрактным, теоретическим, неэкспериментальным подходом и духом (по крайней мере для него) релятивизма, отрицающего абсолют, порядок и достоверность.

Через несколько месяцев, в начале января 1921 года, эту тему подхватил неприметный мюнхенский партийный функционер. «Наука, являющаяся нашей национальной гордостью, в настоящий момент направляется иудеями», — написал Адольф Гитлер в пылу газетной полемики. Отголоски этой полемики пересекли Атлантику. В апреле того же года в еженедельнике Dearborn Independent, принадлежавшем известному антисемиту, автомобильному магнату Генри Форду, вышла статья, кричащий заголовок которой занимал почти всю первую страницу. «Эйнштейн — плагиатор?» — с осуждением вопрошала газета.