КнигиМожно ли отделить природу от культуры

Теперь рассмотрим какое-либо пространство, промежуток — при условии, что оно не является пустым. Пространство содержит в себе вещи, однако само не является вещью, материальным объектом. Является ли оно изменчивой средой, просто абстракцией, чистой формой? Нет. У него есть содержание.

Прежде всего это пространство подразумевает, содержит и скрывает в себе социальные отношения. Хотя оно — не вещь, а совокупность отношений между вещами (объектами и продуктами). Является ли оно абсолютной Вещью, стремится ли ею стать? Вполне вероятно, ибо каждая вещь, получая автономию в результате обмена (став товаром), стремится стать абсолютной; этой тенденцией, по Марксу, определяется фетишизм (практическое отчуждение в капитализме). Но Вещи это не удаётся. Её нельзя отделить от деятельности, употребления, потребности, от общественного бытия. А пространство? Это главный вопрос.

Глядя на пшеничное или кукурузное поле, мы прекрасно понимаем, что борозды, посевы, ограждения, живые изгороди или железные решётки указывают на отношения производства и собственности. И что это пространство куда менее подлинно, чем дикая территория, песчаные равнины или лес. Значит, принадлежность пространства природе позволяет ему не вступать в социальные производственные отношения. И это неудивительно. То же самое относится к скале, дереву. Но пространства подобного рода, где преобладали природные особенности и предметы, наделённые этими особенностями, отдаляются от нас. Вместе с природой! Что такое национальный или региональный «природный парк» — природа или искусственная подделка? Не вполне понятно. Прежняя доминирующая черта, «природа», размывается и становится вторичной. При этом на передний план начинает зримо выходить социальный характер пространства (общественные отношения, которые оно предполагает, содержит и скрывает). Однако эта характерная черта, зримость, не делает присущие пространству социальные отношения читабельными. Напротив, анализ этих отношений становится настолько сложным, что порой граничит с парадоксом.

Он красив или убог, но он является в равной мере и произведением, и продуктом, хотя всегда относится к определённому типу

Вот крестьянский дом; он содержит и предполагает социальные отношения; в нём живёт семья: такая-то семья из такой-то страны, региона, территории; кроме того, он вписан в данный населённый пункт и данный пейзаж. Он красив или убог, но он является в равной мере и произведением, и продуктом, хотя всегда относится к определённому типу. Он так или иначе является частью природы. Это объект, промежуточный между произведением и продуктом, природой и трудом, символикой и значением. Порождает ли оно пространство? Да. Является ли это пространство природным или культурным, непосредственным или опосредованным (кем? чем?), данным как таковое или искусственным? И то и другое. Вот неоднозначный ответ на слишком ясный вопрос; между природой и культурой, как и между произведением и продуктом, существуют сложные связи, промежуточные звенья. Так же, как между временем и объектом в пространстве.

Сравним разные карты одного региона или одной страны, например Франции. Их разнообразие бросается в глаза. Некоторые преследуют вполне мистификаторские цели: таковы, например, карты «красот природы», местностей и исторических памятников с соответствующими риторическими «красотами»; на них обозначены места, где прожорливое потребление заканчивает пережёвывать остатки природы и прошлого, то есть питается знаками историчности и первозданности. Если верить картам и путеводителям, турист предаётся не иллюзиям, а подлинному. Коды, позволяющие читать эти документы, подписи к иллюстрациям, обманывают лучше, чем вещи, — обманывают в квадрате. Но вот простая карта французских дорог и путей сообщения. Смысл этой карты — то есть то, что она говорит не простодушному, а более или менее искушённому взору, привычному к анализу — совершенно ясен и притом почти не считывается. Через всю единую и неделимую Республику проходит диагональ, на которую крестообразно повязана транспортная лента. От Этан-де-Берра до Гавра, через долины Роны («Большую дельту»), от Соны и Сены тянется узкая, сверхиндустриализованная и сверхурбанизованная зона, а вся остальная старая добрая Франция задвинута в состояние недоразвитой территории, предназначенной для туристов. Ещё вчера это была государственная тайна, укрытая от глаз в столах технократов, а сегодня (летом 1973 года) — банальная истина. Правда, не настолько банальная, если в придачу к туристическим картам взять карты уже размещённых или только намеченных к размещению на юге Франции военных объектов. Легко можно убедиться, что за огромный регион, отведённый (кроме отдельных секторов) под туристические зоны и национальные парки, а значит, обречённый на экономическое и социальное угасание, будет крепко держаться армия: эти периферийные районы отлично подходят для её разнообразной деятельности.

Пространство никогда не производится наподобие килограмма сахара или метра ткани

Эти пространства произведены. На основе сырья, то есть природы. Они — продукты деятельности, которая предполагает экономическую и техническую составляющую, но далеко выходит за их рамки: это политические продукты, стратегические пространства. Термин «стратегия» включает в себя разнообразные проекты и действия; в нём сочетаются мир и война, торговля оружием и методы сдерживания в случае кризиса, использование собственных ресурсов периферийных пространств и богатств, полученных из центров (промышленно развитых, урбанизированных, огосударствленных).

Пространство никогда не производится наподобие килограмма сахара или метра ткани. Тем более оно — не сумма мест и площадей этих продуктов: сахара, пшеницы, ткани, железа. Нет. Производится ли оно как надстройка? Нет. Скорее оно будет её условием и результатом: государство и каждый из входящих в него институтов предполагают своё пространство и обустраивают его согласно своим требованиям. Следовательно, пространство не может служить априорным условием институтов и государства, которые его венчают. Производится ли оно как социальное отношение? Да, конечно, но социальное пространство, неотделимое, с одной стороны, от отношений собственности (в частности, собственности на землю) и связанное с производительными силами (которые обрабатывают эту землю, эту почву), с другой — со всей очевидностью многофункционально, обладает формальной и в то же время материальной реальностью. Используемый, потребляемый продукт есть одновременно и средство производства; сети обменов, сырьевые и энергетические потоки обрабатывают пространство и обусловлены им. Этот способ производства, произведённый как таковой, нельзя отделить ни от производительных сил, технологий и знания, ни от разделения социального труда, которое его формирует, ни от природы, ни от государства и надстроек.