Славой Жижек о брендах, видеоиграх и изнанке коммунизма

Многие люди сегодня ассоциируют себя с левыми идеями, но при этом сидят в условном «Старбаксе». Не то, чтобы это плохо, но нет ли в этом какого-то важного противоречия?

Мы все — обычные люди. И каждую секунду подчинены идеологии. Я ничего не имею против того, чтобы зайти в «Старбакс». Можно быть где угодно — главное быть уверенным в том, что ты там делаешь. Я помню момент, когда «Старбакс» только открывался и CNN брали интервью у его основателя. И он в самом примитивном идеологическом ключе сказал: «Сегодня в американских городах больше не устраивают собраний на центральных площадях. И "Старбакс" — это не только то место, где можно попить кофе, но также и место для встреч». И мы верим в эту идею объединения тех или иных людей под крышей кофейни, и у нас есть на то свои причины. Я не говорю, что нет места лучше и нам следует довольствоваться "Старбаксом", к тому же у нас всегда есть шанс сделать все по-своему. Понимаете, в нашей повседневной жизни мы все имеем дело с идеологией. При этом идеология — это не просто набор сумасшедших идей, каким был коммунизм, например, с предложениями по спасению и изменению всего мира. Это всего лишь доминирующая в обществе точка зрения на происходящее вокруг. Господствующую сегодня идеологию я бы назвал гедонистическим цинизмом. И ее сущность проста: не верьте в великие идеи, наслаждайтесь жизнью, будьте внимательны к себе. Жизнь при этом — это ваши собственные удовольствия, деньги, сила, предпочтения. Вот что я называю идеологией, и вот что проникает в наше отношение к чему бы то ни было — хоть к работе, хоть к реальности в целом. Можно воспринимать или не воспринимать это всерьез. Это ваше право.

Вместе с чашкой кофе или банкой колы мы ведь употребляем и их контекст? И непонятно, кто кого еще обслуживает...

В общем, об этом я и говорю. Речь же не о самой кока-коле, а о том, как она работает. И не только в смысле обещаний какого-то неслыханного удовольствия. Мой интерес — и к этому я постоянно возвращаюсь в своих работах — вызывает то, как хорошо ей удается удовлетворять наши самые сокровенные желания. Как идеология потворствует человеческому желанию делать что-то хорошее — помогать бедным и все такое. На Западе ты приходишь в «Старбакс» и видишь огромный постер, гласящий: «Наш кофе немного дороже, но 1% от продаж идет на помощь голодающим детям Гватемалы». Или: «1% идет на сохранение тропических лесов». И если ты пьешь их кофе, то в комплекте с ним получаешь некоторую долю общественной солидарности и идеологического удовлетворения. Пьешь и думаешь: «Я что-то сделал для общества!» И это действительно работает.

Я думаю,
что вы и сами не подозреваете,
какой вред вы наносите экологии своим существованием

При этом большинство отмахивается от мнения, что, покупая продукцию большой корпорации, мы убиваем деревья или загрязняем озера.

Да, это вторая часть той же истории. Я думаю, что вы и сами не подозреваете, какой вред вы наносите экологии своим существованием. И большинство людей вообще не хотят ничего знать об этом. Вы, наверное, будете удивлены услышать это от левого, но я в данном случае выступаю как обычный человек, коим и являюсь. Так вот, мы достаточно лицемерны. Мы думаем, что нам важно осознавать последствия деятельности крупнейших компаний, но на деле — вовсе нет. Это типично американская модель поведения. Никто не скажет: «Эй, вы, держите нас в курсе, когда будете пытать очередного заключенного». Скорее, мы скажем: «Ладно, ладно, занимайтесь своими делами, только чтобы мы ничего об этом не знали». Люди хотят жить в мире, не хотят, чтобы их беспокоили, не хотят много знать.

В фильме вы эту мысль иллюстрируете сценой драки из «Чужих среди нас», говоря, что людей приходится силой заставлять быть свободными. Это же скольких нужно убедить.

Во-первых, хочется сказать, что «Чужие среди нас» — это великолепное кино, я рад, что до него добрался. Возвращаясь к вопросу — я не какой-то террорист-сталинист, не призываю никого мучить. Но я хочу отметить такой парадокс: людям в каком-то смысле нравится быть в плену идеологии. Давайте рассмотрим это на примере «Старбакса» — если посетитель усомнится в искренности заявлений про помощь африканским детям, его жизнь сразу станет менее комфортной. А говоря о том, что людей нужно заставлять быть свободными, я имел в виду следующее (и я, надо сказать, довольно пессимистично настроен): людям не нужна ни свобода, ни правда. Знаете, что им нужно? Им нужно явное наличие суперэго. При понятном стремлении делать все по-своему людям нужен кто-то, кто будет говорить им, что именно им нужно делать. И не стоит в данном случае строить иллюзии по поводу западной модели демократии. Оказавшись без указующего голоса, люди приходят в замешательство и не знают, что делать со своей свободой воли.

Вы интересуетесь видеоиграми? В последние годы они позволяют себе довольно смелые высказывания на одном с вами поле.

Знаете, я слишком глуп, и мне не хватает механической памяти, чтобы играть в них. А вот мой тринадцатилетний сын — большой специалист. И он мне показывал две игры с постсоветского пространства. Первая вроде называется The Stalin Subway (в России известна как «Метро-2» — прим. ред.), где вы играете за офицера 1950-х годов, а вокруг — новое здание МГУ, секретные подземные коммуникации и все такое. А вторая — украинская, там про Чернобыль что-то.

S.T.A.L.K.E.R.?

Да, точно. Вообще, мне кажется, что большие западные игры вроде Call Of Duty или Assassin's Creed перестают быть просто играми. Они приобретают важное значение, и их нарративные структуры уже ни в чем не уступают кино. XX век ведь прошел под знаком кинематографа, а сейчас мы, видимо, вошли в новую эпоху — эпоху сериалов и видеоигр. И Америка, главный поставщик массовой культуры, очевидно, перебрасывает творческие силы из кинопроизводства в производство сериалов. А они ведь уже сейчас оказывают большее влияние на людей, чем фильмы. У меня нет своей теории, но было бы неплохо проанализировать с точки зрения идеологии победу сериалов над полнометражными фильмами.

А вы сами смотрите сериалы?

Не особенно. Но мне есть что рассказать. Я, наверное, удивлю вас, но я ненавижу голливудскую версию «Доктора Живаго» с, подумать только, Омаром Шарифом и Джули Кристи в главных ролях. Мне больше по душе одиннадцатичасовая российская версия с Олегом Меньшиковым.

Ого! Я бы не удивился, если бы вы вдруг заговорили о Меньшикове в контексте «Утомленных солнцем» или «Сибирского цирюльника» Никиты Михалкова. Просто «Доктора Живаго» с ним даже в России далеко не все смотрели.

Ох, Михалков для меня — достаточно грустная история. Вам не кажется, что он олицетворяет собой не самую приятную идею того, что большое искусство в России создается только рука об руку с государством? Так недолго поверить в то, что так называемая свобода — это что-то вымышленное. В Польше, например, похожая ситуация: Анджей Вайда ведь свои главные фильмы снял при коммунизме, так? И вообще все время был, скажем так, режиссером-патриотом. Но вернемся к Михалкову. Не считаете ли вы, что «Сибирский цирюльник» — один из худших фильмов всех времен? Нет, мне, конечно, нравится — я бы даже сказал, в сексуальном ключе, — актриса Джулия Ормонд, но я не могу соотнести ее с тем, что происходит в фильме, мне все в нем кажется каким-то нелепым. Я знал человека, который был знаком с Тарковским. И тот, умирая от рака на Западе, жаловался моему знакомому, что на Западе ему никогда бы не удалось получить средства на такой фильм, как «Сталкер». Я не пытаюсь сейчас превознести коммунизм, просто вновь указываю на парадокс: все, в том числе на Западе, так хотели разрушения коммунистического строя в СССР и надеялись, что приход туда демократии вызовет настоящий взрыв творческой активности. Но никакого взрыва не случилось.

С другой стороны, покупая билеты в кино, большинство в последнюю очередь думает об идеологии — даже в случае Михалкова.

Не совсем. Люди действительно хотят, чтобы их развлекали. Но определенным способом, продиктованным набором идей, заложенных главенствующей идеологией. И это не идеи вроде «пожертвуй жизнью ради страны и демократии», гораздо более гедонистические — «будь тем, кто ты есть», «раскрой свой потенциал», «будь креативным» и так далее. И идеология сегодня направлена именно на уважение к собственной личности. И наше поколение — в широком смысле — оказывается подчинено идеологии гораздо сильнее, чем любое другое в истории. Для ясности приведу пример. Люди часто говорят, что идеология коммунизма оказалась провальной, потому что даже в школах дети видели перед глазами все эти полные официоза тексты и не воспринимали их всерьез. Но по собственному опыту — я имею в виду жизнь в бывшей Югославии — я могу сказать, что и в правящих кругах никто не воспринимал идеи коммунизма буквально. Все были увлечены скорее идеей карьеризма. У меня есть друг, который работал в ЦК коммунистической партии Словении. Так вот, знаете, из-за чего его уволили? Из-за того, что он воспринял официальную идеологию слишком серьезно! Мне всегда было интересно, как так выходит, что официальная идеология работает только в том случае, если ее не воспринимают всерьез. В Советском Союзе, насколько я понимаю, было примерно то же самое. И эпоха Хрущева, пожалуй, была последней, когда правящие круги всем сердцем выступали за «Спутник» и все такое. После него наступило время куда более циничного правления, и номенклатура в буквальном смысле перестала верить в провозглашаемые ей идеи.