РепортажТрансформация банального: молодые художники переосмысляют одежду

Мария
Агуреева

«Свитшот отсылает к теме моих исследований — представления об идеальном человеческом теле, которые становятся общественной конвенцией. Они распространяются через рекламу и медиа и в итоге становятся частью нашего сознания.

В современном мире самодизайна мы всегда оцениваем внешность себя и окружающих и не можем не рефлексировать по этому поводу. При этом границы личного и публичного пространств настолько изменились, что их уже невозможно определить. И как раз эта грань и есть поле моих исследований. Мне в этом процессе интересна реакция на тело — как наша собственная, так и социальной среды, где вербализованные или опубликованные суждения о вашем теле материализуются и становятся частью личного взгляда.

У меня есть видеоработа, в которой я предстаю в полуобнажённом виде перед людьми из арт-мира — художниками, кураторами и галеристами. Они критикуют моё тело, говорят, что бы они изменили и улучшили. Для меня это был психологически сложный опыт, который привёл к появлению новых комплексов. После него я сняла слепки с самых обсуждаемых частей своего тела и создала скульптуры из полиэфирной смолы, в которых эти части как бы вытекают одна из другой. У оригинального слепка была неровная поверхность, вызванная несовершенством человеческого тела с его складками, физиологичностью, материальностью. Я максимально избавлялась от этого и делала идеальный объект с искусственной глянцевой поверхностью.

Для свитшота я тоже взяла полиэфирную смолу физиологичных цветов. Получившаяся поверхность тоже глянцевая, неестественно улучшенная. Но это просто абстрактная форма, хотя лично мне она и напоминает внутренние органы. Изначально я хотела прорезать дыры в областях ткани, которые не залило смолой, чтобы подчеркнуть контраст между органической матовостью кожи и синтетическим блеском смолы».

Илья Федотов-Фёдоров

«Сейчас я исследую тему сохранения. Мне особо интересны биологические способы сохранения живого, например, гербарии, коллекции насекомых, формалиновые колбы и другие артефакты кунсткамеры, а также сам процесс и мотивация сохранения. Стеклянные объекты кунсткамеры и гербарии содержат в себе ни с чем не сравнимую эстетику стерильности, которая вытесняет всё лишнее, оставляя цельный чистый объект — но безжизненный.

Собирая гербарий, мы хотим сохранить и систематизировать ромашку, выкапываем её из земли, обрабатываем, бережно сушим, и у нас получается наглядный экспонат, который через 200 лет, может быть, останется единственным представителем этого вида растения.

Но интересно то, что, сохраняя эту ромашку, мы оставляем её в некоем пограничном состоянии. Она существует очень похоже на живое, изначальное, состояние, но живым его, конечно, не назовёшь. Растение полностью вырвано из экологической цепочки, но в то же время фактически не исчезло — получается такая зыбкая, пограничная, субстанция ромашки, существующая в вакууме белого листа и выставленная напоказ.

Практику консервации можно перенести на настоящее время и людей, которые являются его отражением.

Я взял свой старый гербарий (это был «Бородавник обыкновенный») из-за неприятного названия — с таким фотомоделью точно не стать, — пусть хоть на мне мир посмотрит! А ещё почему-то у меня было их два — это тоже повлияло на мой выбор. К тому же второй нежно развалился, когда я неуклюже надевал кофту.

Я не смог остановиться на одежде-гербарии, так как, работая над кофтой, я понял, что одежда тоже имеет стадии жизни. Именно поэтому я сделал два стеклянных «формалиновых» сосуда. В большом застыла взрослая особь футболки, а в маленьком её начальная форма — своего рода яйцо — это алебастровый слепок, сделанный с пакета, в котором купили футболку».

Евгений Гранильщиков

«Я увлёкся полароидами после тяжёлых съёмок фильма, которые стали для меня первым опытом в создании полнометражной картины с более-менее серьёзным подходом к изображению и сценарию. Но после того как из проекта внезапно ушёл актёр, игравший главную роль, мы с моим другом и оператором Филиппом переключились на фотографию, гуляли ночами, что-то снимали. У меня было много кассет для полароида, которые остались после другого проекта во Владикавказе. И я понял, что могу свободно их расходовать, снимать, словно на телефон.

Был конец лета, ещё тёплое время, мы гуляли ночами по городу, периодически попадая в неприятности. В итоге получилась серия из более чем 50 фотографий.

Сегодня для меня эта работа связана со странным, тяжёлым временем, которое стало для меня своего рода периодом психологической реабилитации после неудачи с фильмом.

Это был промежуточный момент как в моей жизни, так и в художественной практике: до того я не обращался к фотографии так много. В очередной раз я понял, что совершенно неважно, с каким медиумом работать. Мне никогда не хотелось, чтобы за мной закрепился ярлык видеохудожника.

Серия полароидов вышла грязной, грубой, и это в ней главное. Мы видим одновременно и безразличие к материалу, и любовь к нему. Выбор полароида оказался почти случайным, но всё же мне трудно представить, как бы я сделал подобную серию с другой камерой. Съёмка на такую камеру — это всегда жест, такая экшен-фотография. Можно сказать иначе: это был перформанс, который вылился в серию фотографий».

Наталья Тимофеева

«Когда мне предложили поучаствовать в проекте, первой мыслью было наделить свитшот качествами, которые свойственны человеку. Так, изначально лишённая какой-либо идентичности вещь наделяется метафизическим смыслом, превращаясь в самостоятельный объект. В этом случае — объект-медиа, транслирующий мою чувственность, внутреннюю эмоциональную нестабильность.

Это попытка отделить профанную сферу потребления от имматериального внутреннего состояния, при этом визуализация Одного использует качества Другого. Так, неслучайно выбран цвет и размер — чёрный, максимально большой свитер вывернут наизнанку и зафиксирован так, что внутри него образуется пустота, фокусирующая на себе внимание, когда складки ткани, клей — всё образует и манифестирует отсутствие присутствия!

Результат стал неожиданностью, так как заранее нельзя было предугадать, как поведёт себя материал под воздействием обработки. Основной задачей было обнажить то, что скрывается, когда за внешней ординарностью и вроде бы ничем не отличающейся от основной массы можно увидеть совершенно иные свойства, характер, настроение.

Это работа скорее о ситуации. Перевёрнутый мир повседневного становится символом неуверенного, сложного, часто сомневающегося человека, а используемая вещь превращается в саморефлексию».

Ян Тамкович

«В Москве, на Щёлковском шоссе, где сейчас строится эстакада, раньше была зелёная полоса, разделявшая дорогу пополам, как на холстах Барнетта Ньюманна. Машин было так мало, что можно было спокойно перебежать дорогу. Гольяново было экологически чистым районом, но сейчас летом представить себе встречу даже с осой или пчелой сложно.

На форму объекта меня вдохновила стройка в другом месте, на Каширском шоссе, развязка которого сделана в форме бабочки.

Глаза на крыльях бабочки напоминают мне об одном случае из детства, когда я долго всматривался в отверстие в камне и оттуда в слабом освещении виднелась пара глаз. Я смотрел, как заворожённый, и не мог отойти очень долго. Думаю, это была змея».