Списки24 книги, которые давно пора перевести на русский

Текст
Сергей Бабкин

На русский язык наконец-то перевели масштабный труд «Искусство с 1900 года», одну из главных книг по истории современного искусства. Look At Me узнал у представителей четырёх гуманитарных дисциплин, какие важные книги по искусствоведению, философии, истории и социологии давно пора перевести на русский язык.

Люси Липпард

Six Years; the dematerialisation of the art object from 1966 to 1972

(«Шесть лет; дематериализация объекта искусства с 1966 по 1972 год»)

«Эта книга ставит вопрос, что вообще отличает современное искусство. А именно то, что в нём содержится нечто неуловимое, чего нельзя сразу увидеть и сразу представить как законченный объект. Важным становится действие, его документация — вся книга создана на основе документов и в итоге становится документом сама».

Артур Данто

Beyond the Brillo Box: The Visual Arts in Post-Historical Perspective

(«За „Коробками Брилло“: визуальные искусства в постисторической перспективе»)

After the End of Art

(«Конец искусства»)

La transfiguration du banal

(«Преображение банального»)

«Из книг Артура Данто у нас переведена только „Аналитическая философия истории“, его первая книга, которую он написал, когда не занимался искусством».

Жерар Женет

L'Œuvre de l'art

(«Творение искусства»)

«У нас вообще плохо с переводом того, что требует особых знаний. Остальные книги Жерара Женета, которые переведены на русский, посвящены литературоведению. И переводил их Сергей Зенкин, специалист по литературе. В этой области у нас куда более продвинутые специалисты, чем в современном искусстве».

Жан-Мари Шеффер

L'art de l'âge moderne

(«Искусство в эпоху модерна»)

Les Célibataires de l'Art

(«Холостяки искусства. Об эстетике без мифов»)

«У нас давно выпустили его книгу, связанную с анализом литературы, а потом перевели „Против человеческой исключительности“, его заключительную работу, и вся эстетическая философия Шеффера осталась за бортом. Особенно жаль „Искусство в эпоху модерна“, в которой он выдвигает концепцию эстетического поведения и новый романтический подход к философии искусства. Это критика структурализма, критика подхода к философии искусства, основанного на прочтении немецкой классической философии. В качестве альтернативы он предлагает путь дескриптивного анализа».

Майкл Фрид

Absorption and Theatricality: Painting and Beholder in the Age of Diderot

(«Поглощение и театральность: Живопись и зритель в век Дидро»)

Art and Objecthood: Essays and Reviews

(«Искусство и объектность: Эссе и рецензии»)

Под редакцией Барбары Кассен

Vocabulaire Européen des Philosophies

(«Европейский словарь философий: словарь непереводимостей»)

«Это огромный коллективный труд, состоящий во многом из мини-монографий об отдельных понятиях: важнейший шаг французской теории навстречу аналитической философии и одновременно парад достижений философов и гуманитариев Европы».

Пьер Манан

Histoire intellectuelle du libéralisme

(«Интеллектуальная история либерализма»)

«Канонический труд, раскрывающий смысл либерализма как философии права, альтернативный консервативному пафосу правопорядка».

Чарльз Тейлор

A Secular Age

(«Секулярный век»)

«Главная книга как постсекуляризма, так и мультикультурализма. Почему растёт роль религии и на каких основаниях культуры могут помириться — эти вопросы связаны в единый узел коммуникативного опыта».

Кристофер Кларк

The Sleepwalkers. How Europe Went to War

(«Лунатики. Как Европа дошла до войны»)

«Эта книга стала бестселлером среди англоязычных и немецкоязычных читателей не столько благодаря суждению на тему истоков Первой мировой войны, сколько по форме и стилю повествования. Автор замедляет, казалось бы, хорошо известные кадры, относящиеся к ключевой первой сцене в истории Большой войны — убийству эрцгерцога Франца Фердинанда. В результате мы имеем почти кинематографический портрет цепочки, которая привела мировые державы — подобно „лунатикам“ — к действиям, имевшим столь катастрофические последствия для большинства их населений.

В британской историографии принято считать Германию главной виновницей войны, а также главным нарушителем прав гражданского населения Европы. Не преуменьшая роли немецких лидеров Кларк указывает на сопричастность других держав — в том числе русских, сербских и британских элит — к эскалации конфликта. „Лунатиком“ оказывается прототип европейского политика той эпохи — некоего среднего типа аристократического белого европейца, который оказался склонен к иррациональным действиям, предчувствуя экзистенциальную угрозу от своих подданных в Европе и за её пределами».

Ричард Берк

Empire and Revolution. The Political Life of Edmund Burke

(«Империя и революция. Политическая жизнь Эдмунда Бёрка»)

«Эдмунд Бёрк известен во всём мире как отец европейского консерватизма и ярый критик идей Французской революции. Однако, учитывая его высказывания в защиту Американской революции, эта критика выглядит противоречивой. В новой биографии ирландского мыслителя Ричард Берк знакомит нас с развитием идей своего (почти) однофамильца, а также объясняет, почему мысли Бёрка о революции не только не противоречивы, а, наоборот, стали риторической кульминацией собранных им знаний в области теорий и практик власти и речи.

Политический посыл его обращений нельзя назвать „консервативным“, утверждает автор — по крайней мере, для XX века. Кроме того, и в свою эпоху Бёрк относился к партии либералов, среди которых многие высказывали симпатию к событиям во Франции, так что критика логики революции требует толкования именно в этом контексте. Берк настаивает на доскональной исторической реконструкции тех речевых и политических ситуаций, в которых мы находим Эдмунда Бёрка на протяжении его жизни. Связующим звеном в этом новом портрете оказывается повторяющееся в различных контекстах требование установить чувство меры между правлением во благо народа и принципом легитимации на основе прескрипции, то есть установленных традицией правовых норм, особенно тех, что связаны с правами на собственность.

Автор раскрывает связь между французским, ирландским, американским и индийским контекстами в деятельности Бёрка как политического оратора, с точки зрения которой центральной темой оказывается его понятие „географической морали“. В своей филиппике против генерал-губернатора Бенгалии Уоррена Хейстингса Бёрк совместил моральную критику безответственного государственного правления с критикой коррупции частных предприятий, незаконно узурпирующих роль государства. Хотя критика в адрес британских управленческих структур колониальной Индии не имела краткосрочного успеха, его слова продолжали звучать и в последующих постколониальных ситуациях. Последний интеллектуальный удар этой биографии устремлён против концепции Просвещения как эпохи антирелигиозных мыслителей. Автор показывает, что влияние религиозной мысли и дискуссий об институциональной роли церкви в современном мире занимали центральную позицию в мышлении Бёрка».

Флоранс Тамань

Histoire de l'homosexualité en Europe: Berlin, Londres, Paris, 1919-1939

(«История гомосексуальности в Европе: Берлин, Лондон, Париж, 1919–1939»)

«Книга посвящена социальной и политической истории гомосексуальности в Западной Европе в период между мировыми войнами. Автор начинает с изложения истории юридической криминализации "гомосексуализма", после чего переходит к использованию этого термина различными группами для психологического самоопределения в обществе. Выстроенная ею сложная связь между политическим законодательством Франции, Великобритании, Веймарской республики и нацистской Германии и культурным развитием гей-идентичности представляет собой сложную гендерную карту европейского общества.

Особое внимание автор уделяет транснациональному аспекту в истории взаимосвязи между сексуальными меньшинствами и политическим диссидентством в эпоху тоталитаризма и диктатуры. В отличие от сообществ, которые идентифицируют себя с большинством (сексуальным или этническим), представителей сексуальных меньшинств часто связывали более конкретные и личные сети взаимной солидарности и поддержки, которые давали им дополнительные интеллектуальные ресурсы для противостояния воображаемым сообществам, созданным идеологическим аппаратом авторитарных режимов. Книга относится к новому повороту исследований в истории понятия прав человека, которая стала привлекать учёных начиная с середины 2000-х».

Мишель Маффесоли

Le Temps des tribus

(«Время племён»)

«Французский социолог Мишель Маффесоли, один из основных представителей постмодернистской социологии, создаёт сложную и вместе с тем элегантную теорию постсовременного общества, которое стремится в некотором смысле отпраздновать динамику и непостоянство современной жизни. Маффесоли продолжает великую идею Мишеля Фуко о конце современной эпистемы и начале того, что может быть описано как постсовременность.

Свидетельства становления новой эпистемы он находит в архитектуре, промышленном дизайне, молодёжных субкультурах, магическом ренессансе. Эстетика, важность гедонизма, тела, чуда, игры, совместно пережитых чувств становятся главным онтологическим основанием новой солидарности. В доказательство Маффесоли использует примеры оргий, а также выбирает их как линзы для рассмотрения более банальных фестивальных и спортивных событий, политических сборищ и карнавалов, которые приобретают сегодня огромную популярность.

Исходя из этого, постмодернистская социология часто подвергается критике за гламурность, следование моде, поверхностность, за обращение к областям и темам, которые модернистская социология считает незначительными. Однако в условиях крушения главных трансцендентных сущностей модерна (семьи, общества, разума) всё становится значимым.

Книга «Время племён» важна в трёх отношениях:

 Это акцентуация повседневной жизни, внимание к мелочам и деталям, которые задают её течение. Досуг и свободное время у Маффесоли появляются как первостепенная проблема социологического анализа.

 Это обоснование идеи „эстетизации повседневной жизни“ через принципиально эгалитарное отношение к „низкой культуре“, китчу нуворишей с чрезмерным декоративизмом и яркостью, которые у автора размещаются в одной плоскости с буржуазной культурой музеев и театров. Маффесоли ясно показывает, что не существует благородных культур, как и плохого вкуса, существует разнообразие вкусов.

 Введение в научный оборот термина „новых племён“ (neo-tribes), возникшего как попытка выстроить новый дизайн городского сообщества, — достаточно успешная задумка. Племенной дизайн сообщества, в принципе, — это дизайн старой Европы, где людей больше не сковывают родственные узы, где распространяются ассоциации и кооперативы, существует множество вкусов, как и множество племён, где знание и культура свободно обмениваются благодаря кочевому образу жизни. Новый номадизм как способ жить знаменует конец институтов семьи, бюрократии, нации.

Вышедшая во Франции в 1988 году книга сама стала свидетельством перехода, знаком реальности, которая устанавливается, но ещё не создана. Эта разница отражает современное состояние общества, существование между тем, что уже умерло, но продолжает стоять, и тем, что живёт и развивается внутри этого скелета. Как показывает Мишель Фуко, преодоление этого разрыва всегда отнимает какое-то время, но именно в этот промежуточный период рождаются новые формы общественной жизни».

Лин Лофланд

A World of Strangers: Order and Action in Urban Public

(«Мир незнакомцев: Порядок и действие в городском сообществе»)

«Книга профессора социологии, заведующей кафедрой социологии Университета Калифорнии в Дэвисе идёт на первый взгляд в разрез с линией исследования современности, намеченной Мишелем Маффесоли. Но двух авторов объединяет бесстыдная любовь к городу. Во введении Лофланд так и заявляет: „Я городофил, и предпочла бы жить в городе, несмотря на его шум и грязь, чем в деревенском раю или благополучном маленьком городке“. Центральный вопрос, который занимает Лофланд, — это вопрос о корнях и причинах антиурбанизма в современной культуре. В этой связи неоплемена Маффесоли мы можем трактовать как противореакцию на вызовы массовой культуры, которая пронизана антиурбанистскими настроениями.

По мнению Лофланд, кризис идеи города обусловлен культом здорового образа жизни и натуральности, активно продвигаемых на страницах журналов, билбордах и телевидении, в то время как город и такие чисто городские феномены, как публичные пространства, рассматриваются как место криминала, маргиналов, толпы, опасности. Город действительно может быть суровым, но вместе с тем возбуждающим. Он может быть жестоким, но толерантным. Мир городских незнакомцев может быть безразличным, но это благословенное равнодушие. Мир незнакомцев ошеломляет своей сложностью.

Неудивительно, что многие выбирают путь отступления перед лицом этой сложности и стрессов. Отступления в псевдотрайбализм элитных городских кварталов, экопоселений и религиозных коммун. Некоторым это успешно удаётся, остальные вынуждены изобретать культурные инструменты, чтобы превратить хаотичный мир незнакомцев в пригодное место для жизни. Главная ценность работы Лофланд — инвентаризация этих инструментов в исторической перспективе и в приложении к современному городу. Горожане используют их, чтобы упорядочить мир незнакомцев, производя в большей или меньшей степени вкрапления личного или псевдоличного пространства внутри общественного.

Отдельно хотелось бы отметить менеджмент тела, который горожанин практикует в публичных местах для установления символического щита приватности. Лофланд выделяет шесть принципов менеджмента тела в городе:

 минимизация экспрессивности;

 минимизация тактильных контактов;  

 избегание ситуаций, располагающих к взаимодействию;

 минимизация зрительных контактов;

 бегство от участия;

 избегание вовлечения.

В целом следует иметь в виду, что любой житель города может сочетать инструменты избегания контакта с незнакомцем в различных формах и что тот же человек может объединить эти принципы с приключениями и городскими оргиями».

изображения via OUI R Creative Studio, Carolin Wanitzek, Dennis Adelmann, Peter von Freyhold, Hubert & Fischer, Nemoxdelight