МнениеЗачем молодые учёные выступают в барах
Как устроен Science Slam
Текст
Гриша Пророков
26 июля в Москве в третий раз прошёл Science Slam (а ближайший пройдёт 9 августа в Санкт-Петербурге), где молодые учёные в неформальной обстановке рассказывают о своих исследованиях. Формат придумали в Германии, потом с помощью сайта «Бумага» он попал в Санкт-Петербург, а теперь встречи проводят по всей России. Редактор Look At Me сходил на Science Slam и рассказывает, как там всё устроено.
Этот текст за 10 секунд
Science Slam — формат мероприятия, придуманный в Германии. Смысл в том, что молодые учёные на сцене клуба или бара за 15 минут просто и популярно рассказывают о своём исследовании.
В Россию Science Slam привезла интернет-газета «Бумага». Сначала они провели его в Петербурге, потом в Москве, теперь они проходят по всей стране, а осенью будет всероссийский слэм.
Многие учёные — скромные и не слишком публичные люди, которые не до конца понимают, насколько могут быть интересны их исследования. Организаторы слэмов находят их и помогают донести их идеи в массы.
Science Slam — часть большой волны популяризации науки и вообще моды на науку, которая охватила весь мир и Россию в частности.
Бородатый молодой человек в чёрной рубашке стоит на высокой сцене перед полным залом. Обычно в таком окружении выступают музыканты или как минимум комики, но этот человек — учёный. Его специальность — физика поверхностей. Он рассказывает, как строение кристаллических веществ связано с раком лёгких. «Химическая гипотеза возникновения рака гласит, что свойства антиоксидантов, защищающих лёгкие, почему-то сбиваются, и вредные вещества проникают дальше в лёгкие, — звучит сложно, но его внимательно слушает весь зал. — Это свободные радикалы. Атомы или молекулы, у которых не хватает электронов. Что происходит? Свободный радикал пытается отнять свой электрон».
На экране появляется карикатурное изображение двух молекул с глазами и ртом: одна обычная, вторая выглядит как бандит из мультфильма. «Его совершенно не колышет, что произойдёт с клеткой после этого, — продолжает учёный. — А клетка разрушается. Самое страшное, что иногда клетка не просто разрушается — свободный радикал проникает в ДНК. ДНК может мутировать, и в итоге получится раковая клетка». Это физик Олег Фея, он выступает на событии, которое называется Science Slam. В Москве оно проходит в третий раз.
Science Slam в его нынешнем виде придумал в 2010 году немец Грегор Бенинг. Первый слэм прошёл в Берлине. Идея очень простая: молодые учёные выходят на сцену бара или клуба и за 15 минут рассказывают о своём исследовании максимально просто, популярно и захватывающе — так, чтобы было понятно неподготовленным зрителям. Главное — это неформальная обстановка: публика выпивает, ест и шумит, а учёные её развлекают.
В Россию Science Slam попал с помощью редакции петербургской интернет-газеты «Бумага». Главный редактор «Бумаги» Кирилл Артеменко съездил на конференцию в Германию, там познакомился с Бенингом и узнал о формате. «Когда я узнал о движении Science Slam в Германии, „Бумага“ только-только запустилась, — рассказывает Артеменко. — Мы решили сделать его в России. Где-то год мы просто переписывались с Бенингом, у нас ничего не продвигалось. Зимой 2013-го у нас пошло дело, сайт стал продаваться, и мы устроили слэм. Мы нашли партнёров, JetBrains, которые сказали, что им эта идея нравится. Мы получили очень маленький спонсорский пакет на старт, сумели организовать, как оказалось, очень удачное событие. На первый слэм пришло 300 человек, дальше всё стало серьёзнее. Science Slam органично вытекает из ценностей „Бумаги“ как медиа. Для нас главное — это здравый смысл, просвещение, мы ориентируемся на людей, которые за образование в широком понимании. Наши читатели — это молодые люди, которые всё время хотят что-то узнавать, расширять кругозор». Science Slam начался в Петербурге, потом попал в Москву, потом идея пошла в другие города (например, в Иваново, Томск и Екатеринбург), а этой осенью пройдёт первый всероссийский Science Slam в Самаре.
Победители трёх московских
слэмов:
Биоинформатик Андрей Афанасьев:
«Три гигабайта жизни»
Микробиолог Андрей Шестаков:
«Как микробиом формирует наши предпочтения в еде и привычки»
Физик Олег Фея: «Как определить материалы, вызывающие рак»
Третий московский слэм проходит 26 июля в RED, просторном клубе на «Красном октябре», где обычно выступают группы вроде «Мураками» или «Пицца». Высокая чёрная сцена, просторный зал с балконами в три яруса, большой бар — со скромными учёными на сцене это сочетается странно, но так Science Slam и должен выглядеть. Сейчас часто говорят, что наука — это новый рок-н-ролл; один из участников слэма, Лев Яковлев, рассказывающий о нейроинтерфейсах, воспринимает это слишком буквально. Он выходит на сцену в узких штанах и кожаной куртке, вспоминает, что 26 июля — день рождения Мика Джаггера и пытается завести зал криками «Москва, давай немного пошумим!» Зал полный — и трудно поверить, что все эти люди действительно пришли послушать о физике поверхностей и алгоритмической биоинформатике. Где-то через час после начала всех отпускают на 20-минутный перерыв — и никто не уходит домой.
Организаторы Science Slam понимают науку максимально широко и не ограничиваются, как это часто бывает, естественно-научными дисциплинами. Помимо вышеупомянутых специалистов по биоинформатике, физике поверхностей и нейроинтерфейсам выходит психолог, который говорит о больших данных, урбанист, рассказывающая о своей работе в Омске, и руководитель компании Visual Science — той самой, сделавшей 3D-модель вируса Эбола, — который честно признаётся: то, чем он занимается, не стоит называть наукой. Все выступают по-разному: кто-то разжёвывает и избегает сложных терминов, кто-то шутит и рассказывает всё простым языком, у одних получается более складно и ловко, у других нет. На Science Slam есть ещё и соревновательный элемент: ведущий замеряет шумомером реакцию публики на каждого из выступающих, и в конце вечера выбирают победителя — но к соревнованию мало кто относится серьёзно.
Среди учёных и журналистов, пишущих тексты о науке, есть страх слишком сильно упростить науку, тем самым обесценив её
Среди учёных и журналистов, пишущих тексты о науке, есть страх слишком сильно упростить науку, тем самым обесценив её. Ведь для того, чтобы рассказать о ней популярно, какие-то вещи приходится опускать или объяснять проще, чем они есть на самом деле. Можно вспомнить сайт N+1, на котором у каждой новости стоит коэффициент сложности. Идея Science Slam ровно обратная. Здесь всё пытаются сделать как можно проще.
«Есть Нобелевские лекции, — рассуждает Андрей Афанасьев, биолог и победитель первого московского слэма. — Хоть кто-нибудь читает эти лекции или слушает? Я спрашиваю своих друзей — никто не читает и не слушает. С другой стороны, есть TED, это почти стендап о науке, там много научных вещей, и все смотрят TED. Science Slam удалось найти весёлый формат. Мы перестали делать науку только с серьёзным лицом. Учёные внутри своего сообщества не делали науку с серьёзным лицом, всегда это было какое-то веселье, бардовские песни в 70-е, самодеятельность. Учёным свойственно развлекаться, в том числе во время работы. Мы перестали транслировать обществу образ человека в галстуке, который рассказывает, что нужно выделить денег на адронный коллайдер, потому что это важно. Мы говорим, что нужно выделить деньги на адронный коллайдер, потому что это весело и интересно. Это важный слом».
Читайте также:
Михаил Тупикин, один из организаторов Science Slam и тренер спикеров, выражает похожие идеи: «К Олегу Фее подошёл друг и сказал, что в выступлениях мало физики. Для физика всегда будет мало физики, для биолога будет мало биологии. От этого никуда не деться. Но мы не призываем слишком упрощать. Можно упрощать до „Я сказал — и это правда“, и все будут думать: „Здорово — правда“, а мы пытаемся объяснять. Людям нравится не только на красивых людей смотреть — им нравится узнавать что-то новое. Мы объясняем базовые схемы, которые позволяют понимать более сложные схемы».
Организаторы Science Slam отмечают, что популяризацией науки в основном занимаются гуманитарии. Участников приходится искать вручную. «Первых пятерых участников мы набрали по друзьям и семье, — рассказывает Тупикин. — Потом начали вести социальные сети, у нас появилась рассылка, и мы стали искать людей, о которых пишут, и статьи в научных журналах, которые заметны. Я могу сказать, что пассивный поиск не работает. Сами учёные не приходят. У них нет позиции, что им нужно выступать. Но если предлагаешь — никто не отказывается. Хорошего учёного просто определить: он скромный, боится делать смелые выводы. Учёные просто чётко рассказывают, чем они занимаются, а ты решаешь — интересно это или нет. Они не пытаются тебе продать своё исследование».
«Я хотел проверить, насколько мне будет комфортно, — рассказывает Олег Фея. — Смогу ли я выступить перед такой большой аудиторией. Организаторы говорили, что около 300 человек купили билеты — судя по залу, людей было много. Перед такой аудиторией я никогда не выступал. Ещё было интересно проверить, смогу ли я из своей научной работы сделать интересную научно-популярную лекцию для людей, которые в этом вообще не разбираются. На сцене я чувствовал себя довольно уверенно. Я ожидал, что будет страшнее, но, когда вышел и начал рассказывать, не думал о том, что куча людей смотрят и что каждая ошибка — это что-то страшное. В целом было довольно комфортно».
Слэмеры не выходят на сцену неподготовленными — организаторы готовят учёных к публичному выступлению. «У нас есть чётко отработанный алгоритм, — рассказывает Тупикин. — Главное, не делать ничего групповым тренингом. У всех разные исследования. Я занимаюсь тренировками и первую встречу обычно трачу на то, чтобы понять, чем человек занимается, почему он это делает, что значат все термины и зачем это исследование проводится. Потом мы пытаемся вычленить какие-то более широкие идеи, которые иллюстрирует исследование. Мы не помогаем с ораторскими навыками: чтобы сделать из простого учёного оратора, нужно много времени, хотя бы полгода, а у нас всего три недели. Мы делаем очень чёткую структуру рассказа, которая будет понятна всем, и в эту структуру вставляем грамм научности, когда человек объясняет своё исследование».
Если верить поиску в Twitter, больше всего Science Slam до сих пор обсуждают
в Германии и России — в остальных странах
(а их около 15) интерес к формату падает
Зачем Science Slam самим учёным? «Кому-то важна публичность, — рассказывает Никита Соловьёв, ещё один организатор Science Slam. — Допустим, был слэмер Георгий Милютин в Петербурге, его видео опубликовали на „Ленте.ру“, о нём узнали многие люди, даже будущие партнёры. Его исследование пошло в народ, стало известным. Кому-то важно рассказать об идее. Допустим, у победительницы прошлого слэма в Петербурге была задача показать, что манту — устаревший метод тестирования туберкулёза, у неё прямо болела душа, она хотела, чтобы все пользовались квантифероновым методом, он более продвинутый. Мотивация у всех разная. Кому-то хочется девчонок привлечь к себе. Бывают учёные парни, которые просто хотят покрасоваться». «Рок-н-ролла хотят», — с ухмылкой добавляет Тупикин.
Наконец, организатором легко находить спонсоров — потому что наука стала модной. Science Slam соединяет в себе ценности и досуг; одновременно развлекательное и смысловое мероприятие. Это идеально для спонсоров. Говоря о каждом из них, организаторы делятся соображениями об их миссии. BIOCAD («за лучшее во всём мире»), WebMoney («им важно, чтобы технологические разработки двигались в народ»), РВК («они за то, чтобы популяризовать инновации»). Все хотят быть к этому причастны. Артеменко объясняет это так: «Научпоп может выступать определённой антитезой хаосу и безумию, которые в последнее время занимают информационное поле. Когда есть возможность прочитать что-то или прийти куда-то и послушать что-то, основанное на здравом смысле и на научной эмпирике, это привлекает людей от противного. Если ты всю неделю читаешь какой-то мрак, а на выходных можно послушать лекции о том, как человек мыслит, как у него работает мозг или как мы долетим до Плутона — это уже интересно».
Кажется, что слэм не может вырасти до чего-то по-настоящему большого — важна камерность
С другой стороны, кажется, что слэм не может вырасти до чего-то по-настоящему большого — важна камерность. «У нас было года два назад предложение от Общественного телевидения сделать Science Slam в телевизионном формате, — рассказывает Кирилл Артеменко. — Но мы тогда не договорились: у них не было ресурсов, нужно было эти ресурсы искать самим, а это было невозможно на тот момент. Также много денег нужно было на производство телепродукта. Мы много думали о том, что можно проводить Slam на 500, 600, 700 человек максимум, а можно сделать и на 1500, как рок-концерт. Мы это обсуждали с Грегором, который по сути идеолог движения, и мы обязательно с ним совещаемся. Если возникают какие-то идеи, развивающие или расширяющие формат, мы считаем нужным узнать его мнение. Он говорил, что могут быть проблемы, потому что потеряется камерность, ведь обычно в клубе на слэме очень уютно».
После нескольких часов Science Slam я выхожу из клуба RED и встречаю на выходе охранника, который там обычно работает. То, что тут сейчас происходило, сильно отличается от того, что бывает обычно. Я спрашиваю его, что он думает об этом событии по сравнению с тем, что происходит в клубе обычно. Он отвечает просто: «Это? Да я как-то и не очень понял, честно говоря».
Комментарии
Подписаться