Художник
Тима Радя
о стрит-арте

Как ты относишься к своей номинации на премию «Инновация»?

Это всегда неожиданность, но я уже номинировался один раз, поэтому не могу сказать, что это было каким-то новым ощущением. На самом деле кроме [работы] «Превыше всего» номинировалась еще «Стабильность», но она, конечно, не прошла.

При этом «Превыше всего» очень выделяется на фоне остальных работ, более критических и провокационных.

Мне это даже нравится: для тех, кто не знаком с моим творчеством, было бы странно узнать, что обе работы сделал один и тот же человек. «Превыше всего» стал для меня очень важным проектом, потому что по картинкам этого не видно, но на самом деле эти крыши видит какое-то потрясающе большое количество людей. Они так расположены, чтобы быть не очень навязчивыми, а с другой стороны, их хорошо видно с земли. Как-то раз на одной крыше нас задержали копы, и пока мы ехали в участок, они спросили, не мы ли написали фразу на другом доме — мы там рисовали два дня назад, то есть прошло совсем немного времени, а люди уже заметили и положительно это оценили. Для меня важно, чтобы мои произведения работали именно на улице, а не в виртуальном пространстве, например. Так тоже бывает, но в основном тогда, когда ты делаешь проект, существующий небольшое количество времени, и большая часть зрителей видит только его документацию.

Большинство твоих работ все-таки связано с политикой. Как ты к ней относишься и как она влияет на работы?

Мне больше всего интересны люди, так что для меня мои работы — это скорее большое исследование, я всегда стараюсь понять обе стороны конфликта. Я слежу за новостями, иногда даже на сайт «Первого канала» захожу, читаю тексты каких-то политологов, интересных журналистов, которые заставляют меня удивляться. Вообще политика, на мой взгляд, — это ложь, в ней все врут. Я недавно подумал, что, вот, был популярен термин «политическая проститутка», но вся политика в России — это проститутка, поэтому первое выражение получается абсурдным. Так что я делаю работы только тогда, когда у меня есть какое-то высказывание и я в нем уверен. Если все врут, то легко промахнуться в оценке событий.

В твоих текстах всегда описан контекст работы, и заметно, что ты уделяешь этому много внимания. Что для тебя значит Екатеринбург? Планируешь проекты в других городах?

Мне очень важен Екатеринбург, но сейчас я учусь работать и в других городах. Чтобы сделать что-то, пространство должно быть для меня в какой-то степени повседневным: это может быть улица, по которой я все время хожу, например. Нужно, чтобы город стал, хотя бы немного, домом. Если я приезжаю в незнакомое место, то у меня не получается придумывать, так что я всегда сначала еду на разведку, а потом что-то делаю. Сейчас я как раз в подобном процессе. Я ездил в Сочи — там я готовлю проект к Олимпиаде, и еще скоро поеду в Норвегию.

В Екатеринбурге — мощное стрит-арт-комьюнити?

Я не одиночка, но у меня узкий круг общения, и я делаю это сознательно. У меня достаточно аскетичный образ жизни. Нельзя сказать, что мой пример стимулирует других создавать что-то новое, это довольно тяжело перетекает в активность новых авторов. Хотя действительно появляются ребята, которые начинают что-то делать. Связей много, но в стрит-арте зачастую все делают какие-то уникальные вещи, очень сложно придумать совместные проекты. При этом все друг друга знают и поддерживают. Я просто не уверен, что все это должно действовать как комьюнити, мне интереснее самостоятельность.

Получаешь фидбек из других стран? Предлагают сделать проекты за рубежом?

Да, конечно, мне часто пишут русские и зарубежные журналисты, кураторы-организаторы. Проблема заключается в том, что я никак не могу как следует выучить английский язык, а поскольку я хорошо чувствую русский, то понимаю, что мне нужен более высокий уровень английского, чтобы на нем писать. Меня пригласили делать проект в Норвегии, но пока я не знаю, как он получится. Я постепенно учусь работать за рубежом — возможно, летом сделаю проект в Нью-Йорке. Что касается проблематики произведений, то я думаю, что она универсальна для большинства стран и людей.

Ты ощущаешь свою причастность к современному искусству?

Я редко использую слово «искусство», не мыслю такими категориями. Когда я думаю, чем я занимаюсь, мне сложно это объяснить — намного проще показать. Когда мне как-то нужно себя назвать, я говорю «уличный художник», но вообще так не думаю про себя. У людей всегда возникают какие-то споры, можно ли назвать что-либо уличным искусством или нельзя, но я думаю, что то, что делает уличный художник, — это и есть уличное искусство. Как Дали говорил, что он и есть сюрреализм. А насчет того, что называют современным искусством, то я при возможности посещаю какие-то выставки — важно видеть все работы вживую. Странно, когда кто-то обсуждает искусство, ориентируясь на мнения или репродукции, потому что важны чувства. Однако я не могу сказать, что современное искусство меня как-то вдохновляет, это скорее явление, в которое меня как-то пытаются встроить, меня это не смущает, но и не особо интересует. Мне интересны более простые вещи: написать что-то на улице и увидеть реакцию людей. То, что связано с современным искусством и с закрытыми пространствами, имеет ограниченную аудиторию. Возможно, уличное искусство не может быть таким глубоким и сложным, но оно действует там, где нет вообще никакой культуры, и поэтому оно может быть гораздо важнее, чем, например, киноклуб, в котором всегда собираются одни и те же люди. Кому-то было бы хорошо посмотреть хотя бы один хороший фильм, но они этого никогда не сделают.

Как ты начал заниматься стрит-артом?

После окончания философского факультета у нас с друзьями было много разговоров о том, что есть некий объем знаний, достаточно глубоких и важных, и было бы здорово найти им практическое применение. Все как-то сошлось, и я решил, что стрит-арт — это хороший способ рассказать о чем-то важном так, чтобы тебя услышали. Изучая философию, ты понимаешь, что есть много вещей, которые достаточно просты, но сложно их поддерживать на передней границе сознания. Это могут быть не сложные, но важные идеи, для которых нужно найти подходящую форму. Они очень свежо, на мой взгляд, выглядят на улице, и поэтому я этим и занимаюсь. Кроме того, мне нравится, что процесс создания работ очень живой, он требует усилий, в нем есть опасность, страсть, это тебя постоянно подпитывает и заставляет размышлять, например, о том, как люди устроены, что им интересно. Почему у одного на футболке написано «Кавказ», а у другого «Я русский». Благодаря своему роду занятий я встречаюсь с очень разными людьми. Например, недавно у меня три дня подряд были встречи с чиновником высокого ранга, галеристкой и технологом, который строит военные корабли.

А ты хотел бы эти исследования затем превратить во что-то еще, попробовать себя в другой области?

Честно говоря, у меня есть представление о будущем примерно до сентября, так что я затрудняюсь ответить. Возможно, я займусь чем-то другим, потому что странно, когда тебе много лет, а ты лезешь на какую-то крышу. Не очень понятно, чем сейчас занимаются ветераны стрит-арта. В Москву недавно приезжал Futura — он отличный дядька, такой мудрец, но сейчас он, кажется, рисует этикетки для какого-то вина. Самое главное — это не останавливаться, но я не знаю, чем я займусь, потому что я всегда концентрируюсь на конкретных вещах, которые происходят прямо сейчас. Правда, теперь я точно знаю, что не хочу рисовать этикетки для вина.

А если говорить о сегодняшнем дне, что тебя больше всего цепляет, что кажется самым важным?

Буквально вчера я подумал, что было бы хорошо сделать где-нибудь небольшую простую надпись: «Я ничего не боюсь и мне все нравится». А если серьезно, то все, что меня интересует, можно разделить на две части: одна касается чего-то личного и глубокого, такого, как в стихах, а вторая — это про то, что связано с общественными делами. Будущий проект к Олимпиаде, например. Вообще уличное искусство, на мой взгляд, — это о том, как связан внутренний мир человека и внешний, потому что, когда ты пишешь что-то на стене, ты представляешь, как это было внутри, в голове, в сердце, и раз — это вышло наружу. Для меня нерв уличного искусства — это именно трение между внутренним и внешним.

Вчера умер Паша 183, для людей по всему миру —  «русский Бэнкси», для стрит-арт-сообщества в России — художник и друг.

Я все время думаю об этом. Я не знаю, что сказать. Он был частью моего мира, островом, целой страной. Паша нес свет, светлая память.