ИнтервьюКак вести себя во время экологической катастрофы

В рамках совместного проекта Политехнического музея и Музея современного искусства «Гараж» Polytech. Science. Art Week в Москву приезжала британско-польская художница и мыслитель Йоанна Зилинская, которая изучает этику во времена развития биотехнологий и начала глобальной экологической катастрофы. Look At Me встретился с ней, чтобы поговорить о том, что такое добро и зло во времена антропоцена.

Стоит ли нам винить себя за начало антропоцена?

Сам термин «антропоцен» подразумевает, что мы — виновная сторона, ведь он описывает геологическую эпоху, когда человек начал оказывать необратимое воздействие на био- и геосферу. Но в термине есть и много спорного. Например, можно подумать, что с его помощью человечество нашло ещё одну возможность возвысить себя: «Не великолепны ли мы? Мы такие невероятные, что мы действительно меняем мир!» Другая проблема — политическая. Термин «антропоцен» игнорирует неравное распределение власти в мире. Не все люди и не во всех частях света в одинаковой мере загрязняют, потребляют и так далее. Поэтому я думаю, что нам стоит размышлять об этом понятии с некоторой долей недоверия и критики.

Некоторые левые мыслители критикуют термин, потому что не разделяют мнение о том, что вина лежит на всех. Они считают, что мы можем назвать конкретных виновников: крупный капитал или даже Британскую империю в XIX веке. Могут ли их представления дать лучше понять антропоцен?

Конечно! Мыслители вроде Маккензи Варка и Донны Харауэй последнее время часто называют антропоцен капиталоценом. И антропоцен действительно поддаётся политической интерпретации. Это понятие не должно быть просто зоной для выражения наших тревог, он интересен именно потому, что задаёт нам определённые политические и этические горизонты мысли. Он приводит к тому, что мы задаёмся вопросами, чья это ответственность и что это вообще значит. Также он позволяет очертить политическое поле действия, понять, что мы ещё можем сделать. Ведь как только в таких обсуждениях начинают участвовать больше двух человек, вопрос уходит из плоскости этики в плоскость политики. Так что я очень симпатизирую левой критике понятия антропоцена.

А есть ли какие-то пределы нашей ответственности?

Моё понимание ответственности основано на работах французско-литовского философа Эммануэля Левинаса, у которого ответственность всегда бесконечна, поскольку мы не знаем, как мы можем провести границу и где. Но бесконечность ответственности не означает, что вы знаете, что делать. Она бесконечна в том смысле, что вы не должны заблаговременно считать, что делать плохо, а что хорошо. Ваша ответственность заключается также в том, что вы должны понять, за что вы ответственны. Ответственность налагается на человека, который приходит в мир, где уже есть другие люди, где есть язык, технологии и институции. Так что человек приходит в уже сконструированный мир — и это конструкция из человеческого и нечеловеческого, которой мы должны отвечать.

Корень слова «ответственность» — «ответ», и это работает во многих языках. Так что смысл — в необходимости отвечать кому-то (на кого-то) или чему-то (на что-то). Для Левинаса это всегда был Другой человек. Я пытаюсь распространить ответственность за другого человека на другие типы конструкций в мире (Йоанна Зилинская использует слово arrangement, чтобы обозначить формы уплотнения материи в виде объектов и живых существ, так что слово «конструкция» в этом контексте не стоит понимать как обозначение чего-то искусственного, созданного человеком. — Прим. ред.). Может быть, мы ответственны за планету, за уплотнения материи, за животных, за растения, за все вещи вообще. Но что значит быть ответственным — это сложный вопрос. Значит ли это, что нужно просто всё любить? Или значит ли это, что мы должны создавать удобные для существования жизни условия? Да и вопрос жизни — что значит сделать жизнь чего-то возможной? Нужно понимать, что условия существования одного вида — это условия уничтожения для другого.

Учитывая ваши идеи о единстве материи и её уплотнении в формах планет, объектов, организмов, в том числе людей, можно ли продолжать говорить о Другом?

Я думаю, что можно, но скорее в понимании инаковости и различия, чем с помощью концепта Другого. Нет какого-то одного Другого, которого можно легко идентифицировать, но в то же время, когда мы говорим о материи, мы всегда должны понимать, что материя стабилизируется, она собирается в то, что я в своей работе называю «временные стабилизации». Очевидно, что я могу различить другого человека в рамках его границ как форму стабилизированной материи, я могу различить камень, планету, собаку и автомобиль, но эти моменты распознавания могут сильно отличаться у разных видов. Дельфин может воспринимать человека иначе. Для нас, людей, способность различия в итоге позволяет собирать материю в единицы, которые мы можем называть Другими. Но инаковость и различие полезнее понимать в более широком смысле.

Можем ли мы в таком случае различать «хорошее» и «плохое»?

Именно поэтому я и заинтересовалась этикой. Меня очень беспокоило, что люди уж слишком заблаговременно знают, что хорошо, а что плохо. И слишком часто дискурс о хорошем и плохом, добром и злом, будь он основан на религиозных понятиях или политических, и решения, которые принимаются по поводу разных форм идентичности, сексуальности, политических взглядов, основаны на некоей вере в то, что что-то «естественно». То же и с войной: Джордж Буш-младший начал войну в Ираке, потому что он представлял «ось зла». Так что словарь зла и добра или связан с представлениями о «естественном», или с некими дорогими людям ценностями, которые не ставятся под вопрос. И это, очевидно, проблема.

Я не считаю категории добра и зла полезными. Вообще-то мне кажется, что они наносят куда больше вреда, потому что помогают политике заниматься грязными делами под маской морализма. Они также убивают критическое мышление, так что для меня этика — способ расширения горизонта мышления в вопросе о том, что такое ответственность. Это не означает моральный релятивизм. Это означает, что вы всё ещё не знаете, что нужно делать, но при этом вы не свободны от ответственности понять, что же всё-таки делать нужно. И эта ответственность происходит из того, что вы всегда находитесь среди различий и инаковости, которые требуют от вас ответа. Вашим ответом может быть безразличие или убийство, но это всё равно будет ответ.